- Сеньорита Альтанеро, не ожидал вас увидеть, тем более, здесь, - произнес мужчина,
- Сеньор Эррада, удивлена я не меньше вас, - пробормотала девушка, признавая в сеньоре посланца отца из той, прошлой, жизни.
Замолчали оба, не зная, о чем и говорить. Лючита думала с досадой, что сия встреча, неожиданная и не самая приятная, может сорвать планы, столь тщательно выстроенные. Сеньор Эррада рассматривал дочь друга пристально, цепляясь за каждую деталь.
- Прекрасно выглядите, сеньорита.
Короткий поклон, книксен.
- Благодарю вас, сеньор. Это все свежий воздух, солнце, море и занятия по душе.
- И что ж за занятия такие?
Парочка, стоявшая неподалеку, тоже с любопытством прислушалась. Лючита кивнула им и более чем любезно улыбнулась, парочка в смущении ретировалась.
- Не желаете прогуляться, сеньор?
Не дожидаясь согласия, подцепила мужчину под ручку и развернула на дорожке, ведущей вглубь сада.
- Путешествия - моя страсть, - поведала она. - Как и море.
И корабли, добавила уже про себя, вспоминая красавец-фрегат. Сеньор покивал.
- Это все замечательно, но домой вы, так понимаю, возвращаться не собираетесь.
В голосе и взгляде его сквозило осуждение.
- Отчего же? Собираюсь. Как-нибудь позже.
Он качнул головой. Осуждения во взгляде прибавилось.
- Сеньор Эррада, только не надо говорить мне сейчас о нравственности и дочернем долге. Я достаточно взрослая девочка, и с самостоятельностью все в порядке, потому... будете дома, передавайте мое почтение. Как там отец, домашние?
Голос ее едва заметно дрогнул, и собеседник это не преминул заметить.
- Мария-Лючита, я, как человек возраста старшего и друг дона Хосе, не могу удержаться от совета. Вернитесь домой. По вам очень скучают. Хоть и не многие признаются, ваш отец запретил вспоминать.
- Что?
Девушка замерла, едва дыша.
- Когда вы сбежали, сеньор Альтанеро очень расстроился. А когда узнал от меня после той встречи в Пуэрто-Перле, что возвращаться вы не желаете, разозлился не на шутку. Сильно ругал кузена вашего, Энрике Кортинаса, вас тоже. Сказал, что была у него дочь, и не стало. Остыл уж, конечно, больше года прошло. Но тогда сдал сильно, а после в дела государственные ушел, и небезуспешно. Теперь вы дочь губернатора Хаитьерры.
Лючита слушала, глядя сквозь сеньора Эррада невидящим взглядом. Вспоминался большой дом в Пинтореско, прохладный и тихий, сад, в котором можно было теряться, няньки и конюх Ансельмо, донья Леонора, красавица-мать, но больше отец - строгий, но справедливый и всегда любящий.
- И он... отрекся от меня?
Глаза цвета дарьенского шоколада повлажнели.
- Я бы не стал так говорить, но... он очень расстроился.
"Очень расстроился". Да отец никогда не "расстраивался". Бывал в ярости, метал громы и молнии, решая все в своей жесткой манере, выкидывал из жизни людей, бывших когда-то друзьями, уничтожал противников - по большей части словесно. Не мстил. Но был суров.
Сглотнув тяжелый ком в горле, Лючита вздернула подбородок.
- Хорошо. Пусть так. Спасибо вам, сеньор Эррада, за... ясность в моей голове.
Хотелось о многом его расспросить, но боялась, что не выдержит, потому сказала:
- Доброй ночи, сеньор, я вынуждена уйти. Меня... ждут.
- Есть хоть какой-нибудь адрес, на который вам можно писать?
Ни возвращаться сюда, ни тем более оставаться она не планирует. Картахена-де-Индиас, благословенный край, тоже не подойдет, в Пуэрто-Перле бывает, но редко.
- Думаю, нет.
- Всегда в море. Что же, это ваш выбор.
На лице появилась совсем невеселая улыбка, девушка кивнула. Опомнившись, сделала книксен, прощаясь.
- Буэнос ночес, сеньор.
- Сеньорита.
Они разошлись на дорожке. Лючита направилась к дому, до самого поворота чувствуя меж лопаток тяжелый взгляд. Видеть никого не хотелось, тем более новоявленного жениха с его обожанием. Хотелось упасть на кровать в своей каюте, или поплавать, или напиться. Или все сразу.
Но делать ничего из желаемого она не стала, не рискуя сорвать то, что так долго готовили. Улыбалась сеньору Джойсу, слушала восхищенные вздохи, рассеянно отказывалась от танцев, пока, сославшись на головную боль, не уехала к себе.
В груди, задыхаясь от боли разлуки, щемило сердце.
* * *
- Как это ты согласилась?
- Очень просто. Сказала "да".
Братец удивленно присвистнул.
- А что, это даже удобно, - он запустил пальцы в волосы, подергал немного, - капитан Золотой Рыбки объявит о помолвке, команда будет гулять... тут-то мы их тепленькими и возьмем!
Глаза у Кортинаса блестели, словно у кота, завидевшего трепыхающуюся на берегу рыбу.
- Братец, я... не знаю, стоит ли делать задуманное, - пробормотала Лючита.
- Ты откажешься от корабля?
- Нет.
Сказала это и поняла, что не откажется ни за какую сумму от того, что успела полюбить, едва лишь увидев.
* * *
Эту ночь она не спала, заставив себя лечь на рассвете, когда солнце лизнуло верхушки деревьев. Волнение никак не желало уходить. Ее состояние не преминул заметить и сеньор Кингсли, язвительно выспрашивая про здоровье.
- Уверяю вас, все в порядке.
Чита делала милое лицо, но холод из взгляда убирать все же не получалось. Боцман отвечал такой же нелюбовью, с той лишь разницей, что притворяться радостным он не старался.
- ...выпьем за капитана нашего, Джереми Джойса, и невесту его, сеньориту де Сальвадорес, и за совместное счастье их!
Команда Золотой Рыбки одобрительно загудела, сталкиваясь в воздухе кружками, полными лучшим здесь - специально по случаю - вином. Лючита будто очнулась.
Томный вечер, скорее ночь даже, в зале душно, витает запах пота, жареной рыбы, бьют в голову алкогольные пары. Музыканты в углу настраивают инструменты, один мучает виолину, подтягивая струны, второй настукивает что-то тихонько на барабане. Улыбаются, поглядывая на шумную компанию. Здесь любят свадьбы, впрочем, как и везде. Всякие праздники - это много людей, еды и выпивки. И лишние деньги артистам.
Еще бы здесь не любили свадьбы.
Молодая невеста улыбается, пьет со всеми, смущается от шуток, отвечает уколами на уколы, обмахивается веером и тискает кружевной платок. Однако же взгляд рассеян и мысли... мысли ее там, где те, решительные и злые, что стали братьями, прячутся в ночи от чужих глаз, пробираются вплавь на красавец-фрегат. Как хочется к ним... скользить темной рыбой в воде, взбираться на борт, ставить паруса, брасопить реи и уходить - прочь из порта, прочь. А нужно быть здесь и усмирять беспокойство. И... пить, улыбаться, отвечать на вопросы...
- ...Марита! Да что с тобой?
От прикосновения к локтю вздрагивает, приходя в себя. Русые брови сеньора Джойса лохматятся озабоченно, хмурится лоб.
- Я... ничего. Никак не привыкну к новому своему состоянию.
На пальце блестит выразительно камешек кольца. Джереми понимающе кивает, наполняясь самодовольством.
Ла Кантара два дня, как ушла, но факт этот померк в свете громкой помолвки. Капитан Голден Фиш влюблен и не преминул рассказать о взаимности команде, своим компаньонам и даже некоторым людям случайным. Конечно, нужно еще согласие отца девушки, сеньора де Сальвадорес, но кто же откажет ему, Джереми Джойсу, человеку большой души с кристальной репутацией.
- Еще вина?
- Да, если можно.
Пьет вино, будто воду, не пьянея ничуть. Время течет медленно, словно густая настойка, горькая, тревожащая. Но время им на руку сейчас, оно всегда за нее, Удачливую.
Хочет выйти на улицу, воздуха свежего дохнуть да на гавань глянуть - как оно там, - но одергивает себя. Ни к чему это, все, кто здесь гуляют, здесь быть и должны как можно дольше. Это потом будут ругаться в ярости, грозясь убить виновных и тех, что рядом стояли. Может и убьют... но после, не теперь. Теперь же...
- А почему музыканты не играют, а певцы не поют? - капризно спрашивает Лючита. Хлопает в ладоши, - я хочу музыки и песен!
Взгляды обращаются на виновников ее недовольства. Вперед выходит тот, что настраивал виолину. Он высок и худ, несуразен из-за длинных рук, тонких запястий, и со смычком вместе кажется диковинным насекомым. Но мастерство его сомнению не подлежит. Звук то взлетает птицей, стукаясь о потолок, то стелется понизу и рыдает, словно брошенная женщина, или скачет в пляске, разжигая кровь. Присоединяются переливами гитара и мелкими дробями барабан, флейта вклинивается затейливой мелодией и замолкает, чтобы пришло вслед нечто звенящее и шуршащее.