Братец назвал их "сказочками" и подсунул другое сочинение, ничуть не менее странное, нежели утопии олланца. На обложке стояло: "За стеной или истории о Старом Свете", М.В. Хоук. Под обложкой же автор рассказывал о мире - том, что остался за стеной штормов и ураганов после Великой Бури и Исхода, упирая на то, что никуда он не исчез, а вполне себе замечательно развивается, просто стал недоступен или почти недоступен. И автор-де там бывал, и не раз, и описывал вещи, которые и придумать-то сложно: самоходные повозки, летательные шары, странное оружие, дымные парусники... много чего.
Книга эта считалась едва ли не запрещенной, потому как после выхода ее нашлось множество смельчаков, что пожелали открыть Старый Свет и для себя. Это сулило большой доход, а то и превосходство - экономическое и военное. Соблазненная этим, королева Инглатеры снарядила даже эскадру из фрегата, брига и четырех шхун. Но увы - и вольные смельчаки, и эскадра исчезли, будто и не было их никогда.
- И ты хочешь сказать, что это - не сказочки? - спросила тогда Лючита.
- Как знать, - уклончиво ответил брат. - Оно может быть. Этот развитый Старый Свет. Ничто никуда просто так не пропадает. Да, Исход был страшен, наш мир пострадал, многие города смыло в море, целые острова исчезли с карт, появились новые, раскололись и разошлись материки - как раз на месте Панамы. Ведь там суша была, а стал пролив. Очень удобно, не находишь? Но я не о том. Наш мир выжил, так почему бы не выжить миру тому?
- Да, но...
- Я знаю автора. Не слишком близко, конечно.
Девушка вскинула брови.
- Да. Мистер Малкольм Винсент Хоук, инглес, пират и порядочный мерзавец. До прошлого года обретался в Пуэрто-Рокосо, да на Синко Муэрта. Потом пропал, говорят, сгинул в одной из своих экспедиций. Вот так. И человек этот утверждает, что был там, за стеной, - сначала юнгой, много после уже капитаном своего корабля. И никто не посмел его оспаривать.
- Но ты же расспросил его о плавании? Да? - братец сделался смущенным, девушка заглянула снизу вверх в глаза. - Энрике?
- Нууу... тут такое дело... я был немного пьян.
- Немного?
Глаза прищурились с подозрением.
- Или чуть больше, чем немного... - развел руками тот, улыбаясь обаятельно и невинно. - Это не важно! В общем, на утро его в том трактире не было. После мы встречались, но уже по деловым вопросам, и так душевно не разговаривали.
Лючита кивнула с видом "все с вами ясно". Под ром и вино в трактире можно такое понарассказывать - мама миа! Кортинас наклонился ближе, произнес вкрадчиво:
- Но он же написал книгу.
- Мог все придумать, - отрезала девушка.
- Ты - можешь?
- Нет.
- Вот и я - нет. И значит он либо гораздо больший выдумщик, нежели мы, либо... Старый Свет существует. И пути туда не совсем закрыты.
- И ты хочешь записаться в эти дьестрос, смельчаки, которые готовы его открыть? - спросила, усмехаясь, Чита.
Братец двинул плечами почти безразлично, однако в синих, как море, глазах запрыгали огоньки.
- Не раньше, чем поверю в это в достаточной степени, дорогая сестренка.
* * *
С возвращением на корабль возобновились занятия с братом. Тут и ей довелось показать новое. И сколько же радости было, когда Кортинас после неловкого приема ее охнул и упал на колени, растирая кисть. На лице удивление перемешалось с досадой. Не ожидал он, не ожидал.
- Все же не зря вы с этим инглесом каждый день прыгали, - признал братец. - Но не обольщайся, до мастерства тебе еще ой как далеко.
Девушка лишь вздернула голову. Да, на свете тысячи бойцов куда как лучше ее, но мало-мальски защищаться она научилась - благодаря терпению учителей и собственному упорству. И главное - отношение матросов неуловимо, но изменилось. Сухопутной крысой перестали считать уже после первого шторма, а теперь прибавилась и толика уважения - к ее умению плавать, к стараниям в постижении науки морской и воинской. Капитана она, превозмогая нелюбовь, доставала просьбами обучить искусству навигации, тот неохотно, но знаниями делился.
Йосеф задираться перестал, видимо, чувствуя общие настроения. Его Лючита однажды застала в кубрике за занятием, для него весьма увлекательным.
- А что ты там делаешь?
Тот едва не подпрыгнул - до того тихо подошла. Хлопнул, закрываясь, рундук, мальчонка взвыл, хватаясь за прижатые пальцы. Усмешка на лице девушки мелькнула тенью, но тут же сменилась чистейшим любопытством. На палубе лежали нитки, тонко оструганные палочки, куски парусины.
- Не твое дело! - грубовато ответил он.
- Покажи, а?
Чита уходить и не думала, наоборот, присела рядом. Юный олланец смотрел неприязненно, но его так и подмывало показать.
- Ты смеяться будешь.
Девушка активно замотала головой. И когда Йосеф вытащил из-за спины небольшую модель парусника, незаконченную еще, с парусами на фок-мачте и голым гротом, она изумленно ахнула.
- Бриг!
- Я не решил еще, - ворчливо отозвался мальчик, хотя реакция на его творение понравилась.
- Думаешь поставить на грот трисель с топселем, - догадалась она. - А что, так даже удобнее. Народу меньше надо, вооружение-то парусное проще. Только это не бриг уже будет, а...
- Бригантина! - закончил за нее юнга. В глазах светилось уважение.
- Да.
Лючита улыбнулась, Йосеф ответил тем же.
Следующий час прошел в возне и спорах. Со стакселями разобрались быстро, а насчет кливеров сцепились. Чита предлагала ставить три, а то и четыре, если считать "летучий", а мальчишка настаивал на двух.
За этим занятием и застал их старпом. Подкрался к двум согнутым спинам, и рявкнул так, что подпрыгнули, стукаясь головам.
- Так вот где мои юнги пропадают!
- Мистер Нэд, у нас тут спор вышел, - начала девушка. - Мы бригантину строим, и Йосеф утверждает, что двух кливеров вполне достаточно, а я думаю, что и третий не повредит, а еще на леере можно поднимать "летучку", для скорости, когда погода позволяет. А вы как... думаете? - робко закончила она, глядя на свирепеющего старпома.
Тот рыкнул коротко:
- Пошел наверх!
- Но...
- В игрушечки они играют, бездельники, о кливерах рассуждают, а там паруса не штопаные. Я вам работенку-то найду, кан-нальи!
Чита вскочила на ноги, Йосеф задержался, убирая модель и инструменты в рундук. По трапу взлетели на палубу, и началось: груды парусины, здоровенные иглы, исколотые пальцы, жаркое солнце над головой.
Так шли дни - в работе и недолгих развлечениях. А потом был первый порт, в который ее пустили, таверна, первая бутылка рома... или, если по чести сказать, то не такая уж и первая - она пробовала "адское пойло" и в Пинтореско, в один из своих побегов из дома. Первая большая драка, в ней не участвовала, только смотрела удивленно, как люди почти ни с чего начинают выяснять отношения с помощью самых весомых аргументов - кулаков. Когда залетали бутылки и кружки, пришлось пригнуться, заползти под стол, а по приходу городской стражи выпрыгнуть в высаженное Энрике окно.
Они бежали по мостовой, колотилось сердце в груди, подогретая вином кровь бурлила в жилах. Завернули за угол, еще за один, остановились, прислоняясь к стене. Сбитое дыхание, нервные смешки. Хмель, дурманящий голову.
- Знаешь, братец, а мне - нравится!
Он улыбнулся, понимая, что говорит сестра не об этом проулке, загаженном и вонючем, не о той драке в таверне, и даже не о морячке, что пытался ее задирать. Она говорит о жизни своей, обо всем, что в ней случается.
- Ненормальная, - бурчит он.
- А ты?
Темные глазищи на загорелом лице искрятся, изящно очерченные губки все гнутся и гнутся в улыбке. Сгребает ее за плечо, обнимает так, что хрустят чуть-чуть кости. Сестра пищит радостно, он выдыхает в ухо:
- Обожаю тебя.
- И я. У меня лучший на свете брат!
- Ты пьяна, - хмыкает Энрике.
- Не больше тебя, братец.
Девушка высвобождается из объятий, одергивает кожаную жилетку, надетую поверх льняной рубахи. Образ довершают широкие штаны, полусапоги, недлинная косица, перемотанная грубой лентой - за право обрезать волосы хоть до середины спины она выдержала целый бой с братом, - и шляпа с полями широкими и чуть обтрепанными. Вид для моряка ничуть не странный, если не сказать типичный.