- Я никогда не спала рядом с мужчиной, - с некоторой опаской и смущением ответила она.
- Я уже понял, - усмехнулся он. - Пора когда-нибудь начинать. Шучу. Спите, маленькая леди, и ни о чем не тревожьтесь. Завтра день не легче этого, и тело ваше после уроков станет болеть.
- Оно уже...
- Это все только цветочки.
- Ну спасибо.
- Все для вашего блага.
Чита приподнялась на локте, выискивая на лице инглесского нахала тень усмешки. Не нашла. Заворочалась, удобнее устраиваясь под плащом. Поймала себя на мысли, что так - с соседом под боком - и вправду теплее и даже приятнее. Нахмурилась, пытаясь согнать с лица непрошенную улыбку. Но та никак не желала уходить, и мысль стучалась в голове: "и все же есть хорошие люди".
* * *
Утро встретило усмешкой Висенте, косыми взглядами команды, холодной невозмутимостью Питера и разговором с братцем.
До родника идти было недалеко, но все же небольшая вытоптанная площадка создавала хоть видимость уединения. Там-то Кортинас и отловил сестру.
- Ну и как тебе ночка с этим инглесом? Понравилось?
Тон его стал холоден, с легкой остротой издевки. Девушка тон отметила, но ответила спокойно:
- Да, вполне. Давно так хорошо не высыпалась.
- Ну-ну... и чем же вы занимались?
- Разговаривали. А потом спали.
- Ну-ну... как же...
Девушка повернулась резко. Глаза цвета горького дарьенского шоколада, прямо как у отца, сузились, плеснула в них строгость.
- На что ты намекаешь, братец?
Синий взгляд схлестнулся с карим.
- Да так, ни на что. Почти.
- Мне уже пятнадцать.
"Имею право!" - хотелось сказать, но не сказала.
- Тебе всего лишь пятнадцать!
- Моя мать в этом возрасте была уже замужем.
- Была бы ты замужем, я б не волновался. Поволновался бы твой несчастный муж! - проворчал Кортинас. Чита в ответ на реплику лишь вздернула нос. - Так мне пора уже вызывать его на дуэль или рано еще?
- Думаю, стоит повременить, - в тон ему ответила девушка. - И чего ты так взъелся?
- Я взъелся? Я проснулся в прекрасном расположении духа, да долго в нем побыть не удалось. Смотрю: сестра спит под одним плащом с инглесом, едва ли не в обнимку. И улыбочка такая блаженная на лице.
- Тебя смутило то, что он инглес? - холодно спросила Лючита.
Братец едва не зарычал.
- Нет!
- Он знает, что я девушка.
- Я уже понял. На мальчиков так не смотрят.
- Как? - в недоумении переспросила девушка.
- Так!
Чита пренебрежительно фыркнула.
- Братец, ты переоцениваешь мою соблазнительность.
- А ты ее явно недооцениваешь, - пробурчал Энрике. Бросил выразительный взгляд за спину девушки, призывая к молчанию.
На полянку вывалился из кустов Бартемо, буркнул нечто добродушное и принялся набирать воды. Разговор затих сам собой.
Не возобновился он и к вечеру. Кортинаса занял обсуждением капитан, а девушка прилипла тенью к Питеру. Он же в короткие минуты отдыха гонял так, что закралась в голову крамольная мысль: они с братцем все же поговорили, и теперь решили сообща загнать ее в гроб. Или вынудить попроситься домой. В общем, избавиться от сей персоны для всеобщего - и ее в первую очередь - блага. Потому вздыхала, стискивала зубы, поднимаясь с земли, и вновь говорила: покажи.
- Упрямая ты, - не то сетовал, не то восхищался инглес.
Кивала, сама не зная, чем считать упрямство это - благом или наказанием. И начиналось все по-новому - стойки, удары, захваты, удушения, броски. Матросы ухмыляться перестали, смотрели все больше уважительно.
А Лючита помимо занятий с Питером Стоуном открыла для себя еще одну радость - разговоры с ним. На стоянках, во время перехода, ночью. Ему, не стесняясь особо и по-другому уже воспринимая свою влюбленность, рассказала о Мигеле, об отце и Ханье, о сеньоре Маисе, о Пуэрто Перле, о корабле и команде. Он слушал, не перебивая. Спрашивал, когда нужно спросить, молчал, когда того требовало повествование. С ним можно было не бояться казаться смешной или глупой. Говорить... как давно она ни с кем не говорила - вот так. С Ханьей поссорилась еще давно, кажется, что в прошлой жизни, теплой, сытой и уютной. С братцем редко так удавалось побеседовать. Он то принимался поучать младшую сестру, за которую чувствовал ответственность, то начинал язвить и насмехаться, становясь невыносимым мальчишкой. А хотелось - тепла и понимания. Питер же, мужчина умный и зрелый, слушать умел ничуть не хуже, чем говорить.
- А Мигель... иногда кажется даже, что не в него я влюбилась, а в рассказы о море и о свободе, - призналась Лючита в последнюю ночь, когда дошли уже до Чесучей Гавани и не спали, а ждали только сигнала с Блистательного.
- И все же вы хотите найти его? - дождался утвердительного кивка, едва видного в темноте, спросил, - зачем?
- В глаза посмотреть.
Лючита помяла в руках край рубахи.
- Понимаете, Питер, вот Энрике все говорит, что Мигель негодяй. Задурил, дескать, голову девушке, исчез, ничего не сказав. Да и слухи пошли... разные. Вряд ли Ханья сказала, тут другое что-то. Вернее, другой. Не знаю я, кому верить! Сама хочу понять, в глаза посмотреть, спросить: "почему" и ответ услышать. Сама.
Мужчина накрыл ее ладонь своей.
- Посмотрите, милая леди. Не знаю только, принесет ли это радость.
Вскинула голову, но он лишь неопределенно двинул плечами. А сказать мог многое: и что у моряка в каждом порту по жене, так уж водится, и что Мигель этот пират, причем не самый последний, и что верить ему вряд ли стоит. Но ответить не успел, послышался крик на инглесском, тут же его повторили по-хистански:
- Блистательный входит в гавань! Они спустили шлюпку.
Девушка вскочила на ноги, плащ упал с плеч.
- Блистательный, - слетело с губ вместе со вздохом.
- Да, - более ровно подтвердил он. - Признаюсь, я немного огорчен.
- Почему? - тихо спросила она, зная ответ.
- Конец нашим ночным разговорам. А я уж успел привыкнуть и полюбить... их.
- И я. Но мы ведь еще встретимся? Я верю в это.
- Верьте, и встретимся обязательно. Мир, он маленький очень, иногда даже тесный. Вот так.
Девушка стояла, разглядывая в темноте носки сапог, пока не пихнул мимоходом в бок капитан, прорычав: "шевелись, каналья". Вздрогнула, собралась уж было прощаться с инглесским сеньором, как тот сгреб в объятия и припечатал губы крепким поцелуем. Так же быстро отпустил, глаза блеснули голубым.
- Да вы, вы...
- Хам, негодяй и висельник, знаю, - весело ответил Питер.
Лючита улыбнулась, сердиться на него не получалось совершенно.
- Попутного ветра, маленькая леди.
- И вам, мистер Стоун, буэна суэрте...
Подхватила тюк и начала спуск к полосе прибоя, вперед - к грозным окрикам старпома, шуточкам Йосефа, науке Висенте, занятиям с братом, к бригу своему первому и ежедневным вахтам, к парусам и такелажу, ко всем тем мелочам, приятным и не очень, которые узнала или только еще узнает.
Лючита спускалась к морю.
Глава 3
На кренгование решили встать у маленького городка, названного так же длинно и непонятно, как и остров. Название это выветрилось из читиной головки почти сразу же, потому как было инглесским и включало в себя наименование дивного леса у некой реки.
Капитан исчез и появился часа через два недовольный, задал новый курс, старпом заорал, надсаживая глотку:
- Выбрать якорь, поднять паруса, шевелитесь, псы помойные!
Чита робко поинтересовалась у брата, помогая тому ставить фор-брамсель, а как же кренгование, на что Кортинас сквозь зубы ответил, что дело это подождет, да и другой порт неподалеку - в паре дней ходу, если попутным будет ветер.
Позже уже Лючита услышала, как ругается капитан, сетуя на коварство судьбы и на инглесов, что готовы брать тройную плату с корабля за один лишь хистанский флаг.
- Это политика, - рассуждал Энрике, вгрызаясь в яблоко. - Они повышают цены на закупку товаров, а скупают ввозимое за гроши.
- Но зачем? - удивилась девушка, вспрыгивая на планширь, широкий и теплый. Плечо удобно прислонилось к грот-вантам. - С ними так никто торговать не будет.
- Будет, - уверил братец. - Ведь это лишь для хистанцев. Своим другие условия.
Лючита усмехнулась. Будь она маленькой, обязательно сказала бы, что так не честно. Но где это видано, чтобы честь и политика ходили рядом? Разве что в книгах новомодного олланского писателя Ута, который нарисовал прекрасный мир будущего, где все равны и счастливы. И жанр-то так назвали из-за него: утопия, определяя им все чудесное и неосуществимое. Олланский Чита знала плохо, куда как хуже инглесского, потому читала в переводах. Книги эти нравились, хоть и раздражала порядком наивность автора.