Чёрт побери! Белыйсотрудник секретнейшего сектора Академии. Да не просто сотрудникглавный активист.
Пока шли, он болтал о пустяках, а я понемногу приходил в себя.
Костя, удивил ты меня. Да разожми кулак, брось в карман это фуфло.
Но ведь гурт и звон
Да, тяжёлый случай. Хорошее местечко ты нашёл для покупки, ничего не скажешь. Здесь, на Таганке, коллекционный Пётрза восемьсот баксов. Эх, не гонялся бы ты, поп, за дешевизной. В наше время покупать редкую монету без провенанса идиотизм.
По-твоему, это фальшак?
Не совсем. Новодел. Легально отчеканили серию репродукций царских рублей, специально для нумизматов. Ты не знал?
Нет, мимо прошло.
Считай это подарком, в честь нашей встречи. А вот и моя машинка.
Машинка оказалась породистой, но без вызова: новенькая серая «Вольво».
Устроившись в уютном, как родное гнездо, кресле, я не удержался:
Штирлиц сел в машину: «Всё. Можно трогать». «Ого-го!»потрогала Кэт.
Ты всё тот же, Белый расхохотался. Как живёшь, Костя?
Живу я как поганка. Любые монеты стали враз безразличны, хоть старинные, хоть новодельные. Живу я как поганка, а мне летать охота.
Летать, говоришь, осторожно отъехав со стоянки, Ратников не спеша повёл машину по узкой улочке. Я ведь из первого сектора. Понимаешь?
Перевалив через «лежачего полицейского» возле храма, «Вольво» приткнулась к обочине и Белый заглушил мотор.
Безопасность цивилизации? спросил я.
Близко. А имя начальника секторане припомнишь?
Даже не подозрение, лишь его смутная тень мелькнула в закоулках подсознания, руки и Ноги противно задрожали.
Белый внимательно посмотрел на меня:
Молодец, догадался. Сам догадался. Говорили же твоему тьютору: глубже надо, глубже. А может, оно и к лучшему. Верно, Костя. Тавровский. Леон Альбертович Тавровский.
А а куда мы едем? выдавил я; во рту враз пересохло. Нельзя мне в Академию, ты же в курсе? Насчёт моего долга?
Десять ярдов? он помолчал. Долги надо возвращать. Но мы пока и не едем.
А а почему мы не едем?
Потому что стоим на месте. Посидим, помолчим. О вечном подумаем. Музыку послушаем, твою любимую, он включил магнитолу.
Я догадался, что это будет. Брамс. И да, Третья симфония, аллегретто.
И ещё кое-что, молвил Белый через минуту, нажимая кнопку на приборной панели.
Верно, Костя. Тавровский, услышал я голос Белого, записанный, очевидно, на диктофон. Леон Альбертович Тавровский.
Не понял. Он что, решил удивить эфэсбэшными приколами?
А а куда мы едем? знакомый голос. Нельзя мне в Академию, ты же в курсе? Насчёт моего долга?
Десять ярдов? во время паузы Брамс звучит особенно выразительно. Долги надо возвращать. Но мы пока и не едем.
А а почему мы не едем? да это же мой, мой настоящий голос! Но как он отличен от того, что привычно слышен изнутри, через черепную коробку. И главноеэто оказался тот самый голос.
Потому что стоим на месте. Посидим, помолчим. О вечном подумаем. Музыку послушаем, твою любимую.
Мелодия из магнитолы почти сливается с повтором в диктофонной записи; едва заметный диссонанс придаёт звукам космическую глубину. Но вот звуковой сдвиг сходит на нет
И вновь всплывают странные слова. Но теперь я знаю, чей голос их произносит.
И наступило прозрение.
Глядя на уличный пейзаж, вижу совсем другое. Как в замедленном фильме, пущенном задом наперёдкогда осколки разбитой чашки смыкаются в единое целое Солнце и ослепительный выброс; скользящее по земной поверхности пятно лунной тени. И голос
А вот теперьпоехали.
Глава четвёртаяПрозрение
Зачем же долгой жизни
Ты желаешь,
Коль тайну мира
Так и не узнаешь?
Выйдя из машины, Белый шагает к проходной. Дежурит старый знакомец, здоровенный охранник. Как он поступит, если путь сюда мне заказан? Но цербер смотрит только на Ратникова, вытягивается, насколько позволяет живот. Грудь колесом, а глаза-то, глазаон буквально ест Белого, кушает преданным взглядом. Страж переводит взгляд на меня. Нахмуренные брови, расставленные толстые ноги, рука на кобуресама неприступность.
А ведь я знаю твоё слабое место, вояка! Ну-ка
Этот со мной, небрежно кивнув на Ратникова, обогнал его и проскользнул мимо опешившего привратника. Белый, загадочно хмыкнув, прошёл следоми мы направились в главный корпус.
В кабине лифта Белый проводит брелком по пульту. Под панелью высвечивается другая, со знаком «минус» против каждого этажа. Ратников нажимает на «13». Секунды свободного падения, двери распахиваются, мы оказываемся в узком коридоре. Бетонные стены, встроенные в потолок круглые светильники.
Ратников останавливается перед стальной дверью с табличкой «I/III», пробежка пальцами по цифровому кодуи тяжёлая плита плавно отходит в сторону.
Обстановка в кабинете спартанская: письменный стол, два стула; в углу столик, сервированный кофе; солидный сейф, высокий холодильник, встроенный платяной шкаф. Вместо окнавесёленькая картина с лужайкой.
Сейчас, сейчас я узнаю все секреты!
Белый подходит к сейфу, колдует с кодовым замком, поворачивает тугой штурвал. Дверца открывается, на свет появляется коньяк, а вослед пара пузатых рюмок.
Ого, «Двин»!
Ален Делон не пьёт одеколон?
Тарзан не пьёт нарзан. В России коньяк почему-то закусывают лимоном. Варварство. Я придумал кое-что получше, достав из холодильника помидоры и разрезав на тонкие ломтики, посыпает сахарным песком.
Присаживайся, Костя. Помидоры с сахаром кушают в Китае. Но мы обойдёмся без палочек, в руке у него две серебряные вилки. Гармонично и практично. Давай, за встречу!
Тёплая волна, ниспадая по пищеводу, растекается по всему телу.
Белый серьёзени я молчу. Пауза затягивается. Не выдержав, перевожу взгляд на коньяк. Бутылка исчезает в сейфе.
Ну, догадался?
Да. Золотой чемоданчик. Но как я смог увидеть насквозь?
Железо. Железо-55.
Вот оно что
Год назад, особый отдел, «Золотой чемоданчик», «Сверхновый Завет», абсолютно сугубо. Снаружи контейнера лишь дозволенные листы. Но что внутри?
Правильно говорят: если нельзя, но очень хочется, то можно. Чемоданчик-то оказался алюминиевый, покрытый золотистой оксидной плёнкой. Казалось бы, какая разницазолото или алюминий? Сквозь металл всё равно не видно. Да, если смотреть в обычном свете. А вот для рентгеновских лучей тонкая алюминиевая стенка прозрачна.
Но ведь проникающее излучение опасно? Не всегда. Жёсткая радиация атомного взрываэто да. Но мягкое излучениепохожее применяют при досмотре багажа в аэропортахбезвредно. Радиоактивный изотоп, железо-55, испускает мягкое рентгеновское излучение.
Такие лучи алюминий просвечивают насквозь. А вот микрочастицы тяжёлых металлов в составе чернилони-то мягкий рентген задерживают. Так можно прочитать текст упрятанного в контейнер документа!
Точно! Тогда я смастерил и пронёс в особый отдел «радиоактивную лупу» с миниатюрным источником излучения; дальнейшеедело техники. Правда, выписывать ничего не решился, а прочитанное повторял про себя, для памяти. Вот откуда таинственный голос, что произносил загадочные слова.
Но солнечная вспышка? Не мог же я узреть её в чемоданчике
Белый, но как
Избирательное стирание памяти. К счастью, в нелинейный массив ты залез неглубоко, в пределах одного яруса. Иначе бы так легко не отделался.
Ясно. В грунт, на минус полтора.
Не понял Ведь я же видел, как Солнце вспыхнуло!
Вспоминаешь? Это было твоё последнее желание.
?
Перед стиранием памяти. Есть в Академии такой обычай. Когда тебя застукали с поличным, собрали особую коллегию: Тавровский, Сергей, ну и япомнишь?
Хоть убей
После приговора тебе предложили выбрать, в пределах разумного.
И?
Ты пожелал проникнуть в тайну. Ту, что сокрыта в «золотом» чемоданчике. Да ещё и с визуализациейлучше, мол, один раз увидеть.