Слово своё я сдержу, но через два года. А сейчас надо представиться начальству.
На массивных дверях красуется монументальная вывеска:
В кабинете, кроме хозяина, посетитель, примостившийся возле стола. Но в глаза бросился именно стол. Даже не мебель, а настоящее инженерное сооружение. Гигантские, размером со шкаф, тумбы; три компьютера и целых пять телефонов. И непонятный предмет на столе: продолговатая хрустальная шкатулка.
Стеныцелая портретная галерея; взгляд зацепила сладкая парочка народных академиков: Лысенко и Фоменко.
Вольдемар Модестович соответствовал огромному креслу, в котором восседал: грузная фигура с большой круглой головой, увенчанной лысиной. В первые годы советской власти похоже изображали буржуинов-кровопивцев и кулаков-мироедов.
Бывает так: встретишь человекаи как искра между вами. А сейчас наоборот: трескучий лёд, отталкивание.
Столоначальник, вперив в меня руководящий взор и не отрывая зада от кресла, протянул рукуладонью вниз. При таком рукопожатии его кисть окажется сверхуи тем самым я признал бы свой более низкий статус. А вот фиг тебепятерню я протянул нормально, ребром ладони вниз.
Однако и Вольдемар оказался не лыком шит: моей руки он словно не заметил, а собственный жест раскрыл как приглашение присесть. Я занял стул по соседству с незнакомцем. Рассмотреть его не успел, потому как Вольдемар сразу начал вещатьвнушительно и неспешно. «Надо идти в ногу с прогрессом», «Общность рабочей обстановки»и так далее, и тому подобное.
Из полудрёмы вывели прозрачные намёки: «Конечно, следует учитывать уровень провинциалов»; «Каким-то образом к нам попадают люди, минуя общепринятые традиции, и надо порешать, как надлежит на это реагировать». Он бухтел и бухтел, изредка скашивая взгляд влево и вниз, под крышку стола.
Интересные бывают лысины. Многим мужчинам, особенно интеллигентным, даже идут, придают обаяния. А бывают плешакитак бы и треснул. А ещё такая болезнь существует: вербодиарея. Словесный понос, если дословно.
Наконец начальство подустало, и мне удалось вклиниться:
Феноменально! Вольдемар Модестович, вы не представляете, как я рад попаданию в Академию и личному знакомству с вами. Жаль, не успел записать ваши слова. Но впечатление Словно вывалили кучу тут я сделал едва заметную паузу жемчуга на чёрный бархат.
Дойдет? Дошло. На багровой ряхе действительного члена сгустилась туча, очи грозно сверкнули:
Ты ты мне это прекратите. Не успемши даже начамши, он откашлялся. В общем, так. С вопросами впредь обращайтесь э-э к своему тьютору, и указал на соседа.
Плотный, лет тридцати пяти-сорока, смугловатый, с длинными чёрными волосами. Лёгкая небритость. Крупные, как у Депардье, черты, при этом аристократический нос. Где же да, у Ярмольника нос похожий.
Наставник привстал, как и я, протянув руку для короткого энергичного пожатия:
Сергей Олегович. Я присутствовал на приёмке, Александр Павлович, в чёрных глазах промелькнула усмешка. Разговор удобнее продолжить у меня. Вольдемар Модестович, не возражаете?
Идите, милостиво разрешил Вольдемар.
Вот и кабинет моего наставника. Табличка на двери скромней:
Да и внутри оказалось попроще. Однако нестандарт: камин и боксёрская груша. Зачем она тут? и почему-то вспомнился Вольдемар. Я взглянул на хозяина несъедобной груши, и случилось невероятное. Он кивнул, и стало ясно: догадался, о чём я подумал. Более того, он уверен: его молчаливый ответ понят правильно. А что же камин? Невольно вырвалось бунинское:
Что ж! Камин затоплю, буду пить
Хорошо бы собаку купить, закончил наставник. Только вот не положено к нам с собаками. В трамвай нельзя с котами, а в Академиюс собаками.
Стремительный взгляд, убедился, что про котов дошло.
И пить в Академии нельзя. Только пивои то ограниченно. Однако к делу. Прошу, он кивнул на кресло возле камина.
Ещё не присев, я сказал:
Сергей Олегович, ваше положение в Академии много выше. Но как старший по возрасту, предлагаю на «ты». Если для вас это удобно.
Принимается, ещё одно рукопожатие, и мы приземлились в кресла.
Так вот, Александр Павлович. Ближайшей твоей задачей будет развитие, точнее, саморазвитие. Для этой цели у нас разработана система. Суть вот в чём. Если возникнут вопросыты приходишь сюда. Только отвечать я не стану.
А какого же
Не торопись пись-пись, снова короткий взгляд. Отмалчиваться не собираюсь. Встречный вопрос, подсказку броситьвсегда пожалуйста, но разжевать да в рот положитьуволь. Готовый ответ исключает прогресс. А любая задача важна не лишь сама по себе, но и как повод для умножения способностей. Так?
Разумно.
Однако бывают такие вопросы Я тоже не всеведущий. Зато у нас есть главный, и вот он-то знает всё.
Президент? В смысле, президент Академии?
Ты мне это прекратите. Президент у нас один. А ОнГенеральный Вождь.
А зовут его
А зовут Егов зависимости от. Привыкай, Александр Павлович. У Генерального нет постоянного имени, ибо нет устойчивой внешности.
?!
Я же говорю, привыкай. Вот предстанет Он перед тобой в виде Брежнева, так и называй соответственноЛеонид Ильич. Можнодорогой Леонид Ильич.
А
А будет это нечасто. Но обязательно. Дело вот в чём. Каждый из нас имеет право на вопрос. Помнишь табличку на дверях у он поднял палец вверх, как там?.. Действительный член
Четвёртого уровня. Да там не табличкацелое табло.
Вот-вот. Всего в Академии пять уровней. Ну, пятыйу Генерального и двух его замов. У меня, к примеру, второй. У тебяпервый. Так вот, на каждом из уровней, с первого по четвёртый, мы можем задать вопрос.
В смысле?
Ты можешь узнать всё, что захочешь.
И что для этого нужно?
Задать вопрос Генеральному. Свой правильный вопрос. На каждом уровнеодин-единственный. Обратиться к Самому можно хоть сейчас, и он обязательно ответит. Но мой советне спеши.
Не торопись пись-пись.
Именно. И ещё. Я вижу в твоих глазах недоумение. Мол, как это кой-кому удаётся достичь высокого уровня без скажем так видимых оснований? Если в двух словах, то сейчас это невозможно. А раньше правила были другие, снова быстрый взгляд. Понимаю, трудный день. Но осталась ещё процедурка Не пугайся. Тебя что, Савельич не предупредил? Насчёт особого отдела?
Нет.
Забыл, значит. Сам понимаешь, у Академии имеются свои секреты, и хранятся они как раз в особом отделе. Только не очень резвись там. Не то чтобы ребята те без юмора. Юмор есть, но тоже особенный. Кстати, сейчас сам начальник отдела дежурит. Пойдём, провожу.
Длинный сумрачный коридор без окон, в торце обитая кожей дверь с круглым окошком из триплекса.
Не забудь, о чём говорили. Если что, заходи.
Он вдавил кнопку звонка, пожал на прощанье руку и быстро удалился.
И вот я в святая святых. Никаких компьютеров и телефонов. Невысокий деревянный барьер, отгораживающий посетителей от хранилища секретов. В глубине комнаты единственный сейф, солидный, со штурвалом.
Неприметной внешности шатен средних лет, представился: Владимир Николаевич.
Александр Павлович, сдайте-ка часы, пусть у меня полежат. А впредь оставляйте на проходной, таковы правила.
Из сейфа явился на свет фолиант с прошитыми страницами, скреплёнными сургучной печатью. Начальник положил документ на барьер; на картонной обложкегриф.
Экземпляр единственный. АБСОЛЮТНО СУГУБО.
Сжечь до прочтения, пепел развеять по ветру.
Доставившего документ курьера расстрелять на месте,
тело кремировать, с пеплом поступить аналогично.
Я хмыкнул: дескать, ценю, и попытался документец раскрыть.
Не тут-то было. Начальник, выхватив у меня фолиант, утащил его на свою сторону; достав из сейфа сверкнувшую золотом плоскую коробку, поместил её на стол. Что-то нажал, у коробки откинулась крышка. Опазолотой чемодан! Без ручки. Особист засунул документ в чемоданчик, крышка захлопнуласьснаружи осталось лишь несколько страниц. Хранитель секретов с видимым усилием приподнял сверкающий контейнер, донёс до барьера и осторожно поставил передо мной.