И она быстренько выскользнула на лестничную площадку и дверь в свою квартиру, где генерал почивал, от греха прикрыла. И взгляд у Веры Петровны, каким она меня оцениласверху донизу, был таким, знаете ли, очень женским, примеряющимся.
Это вы позвонили сегодня ночью в милицию по поводу стрельбы у соседей?
Не я, муж. Он услышал выстрел, он и позвонил.
А в квартире у соседа вы вчера были?
Я? С какой стати?
Стол у него там на двоих накрыт. А вы соседка ближайшая.
Васильцова чуть не зашипела от злости, аки рассерженная кошка:
Нечего на меня наговаривать! Не была я у него вчера!
А вообщезахаживали?
Ну, по-соседски иногда. Соль там если кончится или спички.
То есть в половую связь с убитым вы никогда не вступали?
Мне показалось, что она сейчас вцепится мне в глаза своими отманикюренными ноготкамиа что, запросто могла, если судить по виду и речи. Кто она там по происхождению: буфетчица, подавальщица, кастелянша? Где ее подцепил фронтовик генерал Васильцов?
Не было у меня с убитым никогда ничего!
Хорошо, я верю вам, верю. А вы-то вчера выстрел слышали?
Да! Был какой-то хлопок. Мы кефир пили, когда мой генерал говорит: «Слышишь, Вера, кажется, стреляют. И кажется, у соседей». Ну, я ему и сказала сразу в милицию позвонить.
«Кефир пили» это была хорошая деталь, которая сразу вызывала доверие к рассказу.
А кто еще из соседей мог к академику в гости приходить? Артистка Кронина, например, с четвертого этажа?
Лицо генеральской женки снова перекосилось.
Машкашлюха еще та. Но я свечки не держала. И не знаю, что у нее там с академиком было. И была ли она вчера у него? Вы сами у ней спросите.
Спрошу, конечно. А вы знали вообще, что убитыйбессмертный?
Конечно. Он особо не афишировал, не хвастался, но и не скрывал.
Ладно. Если понадобится официальный допрос, мы вас вызовем повесткой.
Я не против.
Против, не противприйти в любом случае придется.
Я заглянул назад в квартиру убиенного, где заканчивали описывать труп и результаты осмотра места происшествия, и сказал Вадику, что спущусь на этаж ниже, к артистке Крониной.
За дверью молодой женщины грохотала музыка. Я прислушался и определил, что этозападный неодобряемый рок, опера «Иисус Христоссуперзвезда». Меня по этому поводу сынуля натаскивал, хоть я и говорил ему тысячу раз, что доведет его любовь к ненашей музыке до цугундера, а он все равно: ах, битлы; ах, роллинги; ах, свинцовые цепеллины. Где-то доставал за огромные деньги катушки с записями или пласты фирменные, переписывал на свой магнитофон, делился с друзьями. Позиция властей по поводу рока четкостью не отличалась: и не запрещалось строго-настрого, но и не одобрялось. Понятно, что в райкоме на исповеди любовью к зарубежной музыке хвастать не будешь и любое прослушивание тебе в минус идетно и такого, чтобы бобины-катушки иноземные изымать, как книги запрещенные, заведено не было.
Я позвонил в дверь к актрисулераз, другой, третий.
Наконец музыку выключили, и на пороге возникла хозяйка.
Понятно, почему лицо генеральши при упоминании о ней искажалосьартистка ей, конечно, сотню очков вперед могла дать. Худенькая, маленькая, с тонкими чертами лица, в брючках и блузочке, она выглядела интеллигентной и даже одухотворенной. Ибольшущие бархатные глазищи. Правда, при этом вокруг нее распространялся явный алкогольный дух. Но пахло не примитивным портвейном или пивомконьяком. Притом не старыми вчерашними дрожжаминовой, утренней выпивкой. Хотя и десяти еще не пробило.
Проходите, посторонилась крошка, когда я представился. Голос у нее тоже был бархатныйхорошо поставленный и глубокий. Вы сыщик. Как интересно.
Она провела меня на кухню. Планировка оказалась в точности такая, как в квартире убитого, только отделано все по-модному: обшито деревом, словно в избе. А на стенелапти висят. И большой деревянный ковшкажется, он братина называется. На столе, опять-таки, бутылка коньяка. Только рюмкаодна. А еще баночка шпрот и маслины. Интересно, где она маслины достала? Сроду я их в магазинах не видел, и в заказах нам не давали. Может, у артистов заказы такие особенные? Или блат у нее где-нибудь непосредственно в Елисеевском гастрономе?
Выпьете со мной? приглашение, сделанное грудным и низким голосом, прозвучало столь вдохновляюще, что захотелось ему последовать.
Не могу. Я на работе. И за рулем.
Вы же милицанэр. Вас никакой постовой не остановит. А остановитвы отбрешетесь.
А вы что же? Выпиваете с утра? Не работаете сегодня? Выходной у вас?
Репетиции нет. А до спектакля отмокну. Садитесь. Я сделаю вам чаю, раз вы серьезными напитками манкируете.
Она сосредоточенно подожгла спичкой газовую горелку.
Мария, что вы делали вчера вечером?
Спектакль играла. Иона кивнула на большую афишу, что висела на одном гвозде прямо тут, на кухне. На афише большими буквами значилось: «ГАМЛЕТ», и она, Мария Кронина, третьей или четвертой в числе действующих лиц: наверное, Офелия. А может, королева-мать, Гертруда. По возрасту, конечно, скорее Офелия. Но в современном театре все может быть.
Хорошо принимали?
Удается до сих пор собирать обломки, заметила девушка глубокомысленно.
Вы о чем это? совершенно не понял я, что гражданка имеет в виду.
Актеры, конечно, пострадали от советской власти, но не так чтобы сильно. Но вот все, что вокруг!.. И без того мало кто отличался гигантским ростом, а как в итоге все совсем измельчало! Налейте мне уже коньяку.
Я послушно наполнил ее рюмкувообще девушка обладала удивительной способностью внушать, обаять. Я пожалел, что отказался выпивать с нею. Было бы неплохо забыться с такой крошкой.
Она хватила коньякубез закуски.
Вы, наверное, знаете, чей самый лучший перевод «Гамлета»? Правильно, Пастернака. Но Пастернака в пятьдесят девятом расстреляли, отсюда все произведения еговне закона. Вы об этом знали? Не знали?
А тут и чайник засвистел, изошел паром, и Мария бросила в заварной чайник три ложки индийского, «со слоном».
А поэты? Композиторы? Исполнители? Режиссеры? Знаете ли вы, мой дорогой милицанэр, что в тысяча девятьсот двадцать втором году советское правительство выслало из молодой Республики Советов целый философский пароход? Я не ведал, правда ли это, а может, антисоветские домыслы, и развел руками. А то, что сорок лет спустя, в шестьдесят втором, наши руководители выслали на Запад целый творческий самолет знали? Режиссеров, поэтов, писателей, композиторов? И да, толику актеров вместе с ними тоже, до кучи? Все большей частью молодых, отборных: Тарковского, Ромма, Чухрая, Калатозова, Хуциева, Рязанова Эльдара? Высоцкого, Галича, Окуджаву? Солженицына, Виктора Некрасова, Искандера, Аксенова, Вознесенского, Слуцкого Бориса?.. Что, правда, не знали? И не ведаете, как чекисты и цэкисты этим советское искусство обескровили? И как эти люди высланные сейчас там, в Америке и во Франции, на благо Запада успешно работают? Вы, может, по ночам и Би-би-си с «Голосом Америки» не слушаете?
Остановитесь, Мария! сделал я предостерегающий жест. А то мне на ближайшей исповеди в райкоме придется вас, как это называется, застучать.
Ууу, исповедь! Фу. Вы серьезно к этому относитесь? И ходите в райком? И несете там эту пургу, сами себя закладываете? Еще раз фу! А кажетесь приличным человеком!.. Ладно, я умолкаю. Пейте свой чай.
Да, куда-то наш разговор не туда свернул. Что вы, говорите, вчера после спектакля делали?
На такси и сразу домой.
Спешили? Зачем?
Хотела успеть, если честно, к Гарбузову заскочить.
Вот как? Зачем вам было к убиенному заскакивать?
Он классный. Веселый, остроумный, милый, глубокий. С ним так хорошо! Было хорошо. И я надеяласьпорой в глубокой тайнечто он бросит свою грымзу и женится на мне. Черт, я все утро пью за упокой его души. Видишь, сыщик, и бессмертие ему не помогло.
А откуда вы узнали, что он мертв?
Мне эта хабалка, Верка Васильцова, шепнула. Жена генерала, с их площадки. Гадина. Все про всех всегда знает.
Может, это она его убила?
Ой, нет. Мотива не было, да и смелости бы ей не хватило.