- Что ты делаешь?!
- Смотрю.
- Ты же можешь выпасть.
- С чего бы это? Я твердо стою на ногах,она потопталась на месте своими маленькими ножками, облаченными в походные башмачки.И держусь руками за раму. Я могу выпасть лишь в том случае, если меня кто-то толкнет. Ты же не собираешься меня толкать?
- Конечно, нет! Как тебе вообщеона засмеялась. Тонко и высоко.Что смешного?
- Я шучу, Риман Вакернхайм Фронсберг. Шучу, а ты и не понял.
- Д-да,мне стало неловко.Можно просто Эр.
- Эр?прищурилась она.Как интересно. Просто по первой букве имени?
- Да. Так зовет меня отец Порой. И мой друг Номрес,опережая вопрос этой любопытной девочки, я продолжил:Сын Бальтеса Кэрара.
- Хм-м-м Эр. Тогда меня ты можешь звать Эм,она обаятельно и чисто улыбнулась.Мне нравится.
- Хорошо Эм. Знаешь, мне вообще-то нужно закончить картину.
- А она еще не готова?удивившись, спросила она.
- Не совсем. Смотрия направился к холсту, а Меридит, порхая, проследовала за мной.Сейчас здесь мало теней. Представь, что солнце на рисунке находится как бы за тобой. Видишь? Вот тут и тутнадо добавить тени, а здесь и здесьсделать их погуще.
Она смотрела на картину, немного наклонив голову.
- Нет, не вижу. Как по мне, и так выглядит очень здорово. А хотязадумчиво протянула она.Тебе, конечно же, виднее, не стану спорить с художником. В любом случае, мне стоит оставить тебя в покое, верно? Пойду я вниз, посмотрю свою временную спальню,Меридит направилась к лестнице. Дойдя до нее, Эм повернулась и помахала мне.Удачи в трудах, Эр.
- Спасибо.
Как только она покинула мою комнату, я поймал себя на мысли, что таинственный взор воображения не способен сейчас рассматривать замок. Напротив, он летел вниз по Башне, наблюдая, как Меридит легко ступает по гладкому камню лестницы, останавливается возле узких окон, чтобы высунуться в них так же, как она сделала это здесь, или задумчиво ведет рукой по надежной кладке башенных стен, на ощупь перебирая стыки. Я бросился к спуску из комнаты.
- Эм!
- Чего?ее тонкий голос звучал далеко, усиленный многократным отражением от каменных глыб и лестничных изгибов.
- Подожди меня!
- Жду!
*
Тем вечером мы ужинали в огромном торжественном зале Вакернхайма, рассчитанном не менее чем на сотню человек. Мы сидели по центру длинного дубового стола, семья напротив семьи, ели, разговаривали и знакомились друг с другом. Большую часть вечера отец и Танкред вспоминали времена своей дивной и свободной молодости, говорили об охоте, о торговле маршрутами Рейна и Майна, об урожайности фамильных земель, сравнивая плодородность почвы тогда и сейчас. Мать расслабленно сидела в кресле рядом с Гереоном, порой поддерживая разговор редкими фразами и задавая вежливые вопросы. Адриана ван Хоффе восседала напротив Эдит так, словно присутствовала на коронации вновь избранного курфюрстагордо подняв голову, скромно притрагиваясь к еде. Поведение старшего сына благородной семьи из Базеля соответствовало поведению его матери: Родерик учтиво отвечал на задаваемые ему вопросы, сдержанно кивал и скромно улыбался, когда зал оглашался громогласным смехом. Меридит же, насколько я мог видеть, во всем старалась подражать отцуона громко и не стесняясь смеялась над штуками взрослых, по крайней мере, над теми, что были ей понятны, воодушевленно расспрашивала моих сестер о жизни близ Майнца, не затрагивая тему музыки, и оживленно жестикулировала, рассказывая о красотах Базеля. Очевидно, эта новая для меня семья была негласно разделена на две группы: Родерик держался внутри холодного и отталкивающего поля матери, а Эм купалась в любви добродушного отца.
- Я подарил Риману лук, Крэд. На следующий же день после нашей встречи на собрании.
- Ох-хо! И как вам стрельба, юноша? Нравится?
- Да, мэйн. У меня получается пока что не очень Но мне нравится, да.
- Мэйн?Крэд расхохотался.Давно я не слышал этого слова. Сколько лет прошло, Герри? Пятнадцать?
- А как ты управляешься с луком?выпалила Меридит, перебив отца.Я пробовала стрелять, но любой лук для меня слишком большой Едва получается натягивать тетиву.
- У Римана составной лук, Мерри,ответил Гереон.Он меньше обычных, но бьет ничуть не хуже.
- Составные лукиредкость. Не каждый стрельник возьмется за изготовление подобного оружия,Танкред говорил, задумчиво почесывая бороду.Используются разные породы древесины, металл или кость для укрепления, каждая часть плотно и надежно подгоняется к другой, шлифуется, склеивается. И очень долго сохнет. Не всем хватит терпения и мастерства, чтобы сделать составной лук.
- В Майнце есть такой мастер, Крэд. Лук обошелся недешево, но стоил того, поверь мне. Я хочу дать Риману еще пару недель, прежде чем возьму его на охоту. Быть может, к тому времени он сможет нас удивить
- Можно мне попробовать?Эм смотрела на меня, сверкая изумрудными глазами.
- Что скажешь, Эр?серьезно спросил отец.Лук твой, тебе им и распоряжаться.
- Да. Да, конечно, я не против.
- Завтра?Эм едва усиживала на месте, распираемая предвкушением скорого веселья.
- Нет. Завтра мне нужно закончить картину. Послезавтра, думаю, после приезда Бальтеса.
- Замечательно!она радостно хлопнула в ладоши.
Андриана ван Хоффе утомленно закатила глаза, «дикари»читалось в ее взгляде. Мать Меридит совершенно не разделяла увлечения дочери. Как и манеру поведения, речь и гардероб. Еще год назад Нана пыталась вразумить свою милую Эм, указывала ей на вещи, которые не пристало носить дамам, на слова и звуки, которые дамы не произносят. Каждый приступ заливистого смеха дочери сопровождался слабой гримасой разочарования на лице матери. Утешением Андрианы, с одной стороны, служил Родерик, статный и гордыйистинный лорд, а с другой стороныпечать безмерной и затмевающей разум любви на лице мужа, наблюдавшего за взрослением Меридит и потакавшего ей в любой вообразимой прихоти. Ради этой жизнерадостной зеленоглазой девочки Танкред потратил значительную часть фамильного богатства на приобретение целого табуна разномастных и разнохарактерных лошадей.
Едва научившись ходить, Меридит бежала навстречу любой неизвестной вещи, стремясь пощупать ее и изучить. Если бы не Крэд, Эм наверняка убилась бы в возрасте трех или четырех лет, попав под колеса проезжающей мимо повозки, отравившись смертельной дозой южных пряностей или попросту упав с большой высоты. Меридит чувствовала эту непоколебимую любовь отца и сдержанное неодобрение матери, ощущала это так, как ощущают все дети расположение и настроение их родителей. В конечном итоге, образ Танкреда ван Хоффе накрепко впечатался в сердце и разум маленькой девочки. И я отнюдь не соответствовал этому образу, по крайней мере, в семь лет. Я не был высоким громогласным весельчаком, искусным наездником и охотником, грамотным лордом. Я был всего лишь маленьким мальчиком, который пишет картину своего дома, которому две недели назад отец подарил прекрасный лук из тиса, ясеня и костей, который побывал в Майнце лишь раз и откровенно испугался звона колокола. Но, сидя тогда, вечером второго октября 1499 года в огромном зале Вакернхайма, я испытывал стойкое ощущение, что все свои истории Эм рассказывает мне.
*
Третьего октября 1499 я закончил свою первую серьезную и самостоятельную картину. Эм приходила ко мне несколько раз в течение дня, задумчиво смотрела на рисунок, тыкала пальцем в какое-нибудь место, спрашивая, что я здесь добавил. Этакий тест на внимательность для любознательной девочки. Когда я отвечал, что она указала место правильно, и я действительно включил в эту часть холста несколько новых мазков, Эм расплывалась в торжествующей улыбке, покачивала головой, довольная своими успехами, и покидала меня на следующие полчаса. Когда я закончил, солнце только-только начало скрываться за горизонтом; я переместил картину поближе к окну, чтобы она лучше просохла, но достаточно далеко, чтобы случайный ночной или утренний дождь ее не намочил. Спускаясь вниз по лестнице, я вновь встретил Меридит.
- Ты закончил?
- Да. Хочешь посмотреть?
- Конечно!
Она долго смотрела на картину, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, забавно хмыкая и почесывая бровь. Она выглядела задумчивой. И смешной. Затем Эм просияла и воскликнула «Здорово!» Мне была приятна ее похвала. Я встретил Меридит всего лишь день назад, но ее одобрение значило для меня практически столько же, сколько восхищенные возгласы Рэса или немая, но незлобная зависть в глазах Бирны.