Зыбкая тишина сдавила Зал. Магнус замер, онемев, затем тряхнул головой и неловко кашлянул.
- Что вы
- Об этом не может быть и речи!знакомый голос. Отец поднялся со стула и направился к кафедре. Главы других родов, злобно бормоча, присоединились к нему.
- Все леса Майнца, Франкфурта, Кёльна и Трира принадлежат вам! Только вы и подданные ваших земель имеют право на охоту в лесах, а что делать тем, кто не попал в число «счастливчиков» и избежал вашего гнета? Мы покупаем и едим мясо только благодаря торговым путям с юга и севера, хотя ваши леса полны дичи,по Залу пронесся одобрительный шепот.
Отец побагровел.
- Леса полны дичи, потому что они закрыты для вас,Гереон рычал, стиснув зубы.Стоит разрешить вам охотиться в Королевских лесахони опустеют за пару лет. Вы как саранча, жрете и не можете насытиться,гул возмущения нарастал.Вам позволили ловить рыбу в водоемах феодов, и теперь они практически пусты. Вам позволили вести торговлю по Рейну и Майну, и с каждым годом вы все больше и больше стонете о пошлинах. Вы не знаете меры, получив одно, тут же просите другое!
- Королевские леса останутся в неприкосновенной собственности феодов!жирноватый Рейнсхольд хрипел, покраснев.Каждый, кого поймают за охотой на наших землях, будет казнен по нашему праву!
- Что по этому поводу скажет курфюрст?!завопили из Зала.
- Курфюрст Э-э-э-э-эМагнус неуверенно топтался на месте.Его святейшество не посягает на личные права и владения лордов Да!он утвердительно закивал.Да, именно так!
- Милорды!тощий мужчина встал со своего места, умоляюще глядя на господ.Меня зовут Вертард Ватт, а это мой сын, Виконт. Милорды, я с семьей бежал из разрушенной османами Византии. Я беден и несчастен, моя жена погибла год назад от тяжелой болезни, и у меня нет ничего, кроме моего уменияохотиться. Я не умею торговать или обтесывать камни, рубить дерево или работать в кузне. Но я превосходный траппер, а мой лук и мои руки верны мне, как христианин Богу. Я прошел через Венгерское королевство и южные земли великой Империи, не найдя себе применения. Дальше мне идти некуда, милорды. Все местные леса закрыты вашим правом, а наемные егеря никому не нужны. Прошу вас, откройте хотя бы часть ваших земель, чтобы я и мой сын не погибли с голоду на улицах великого Майнца!
Отец стоял, стиснув кулаки. Он разжал напрягшиеся пальцы и открыл рот, чтобы произнести слово.
- Нет!взревел Густав Рейнсхольд.Мы собрались здесь, дабы решать разногласия между высоким и низким сословием, а не для того, чтобы заниматься проблемами бездомных беженцев! Следующий вопрос!
Я наблюдал за тем, как поникший мужчина по имени Вертард Ватт берет под руку сына, на вид которому было не больше, чем мне, и понуро бредет к выходу из ратуши. Мне было жалко этого беднягу и его отпрыска, жалко до боли в груди. Я смотрел им в спину и думал, что больше никогда не увижу этих несчастных людей. Как же я тогда ошибался Кто знает, возможно, если бы не истеричные вопли старого Рейнсхольда, моя судьба могла быть иной.
*
Немногим после того, как обреченный на голодную жизнь Вертард Ватт покинул Зал Городского Совета, крупномасштабное собрание, цель которого явно не была достигнута, завершилось. Цеха остались недовольны, а лорды были раздражены.
Мы покинули душный и все еще гудящий Зал, миновав десятки напряженных лиц. Мы пробирались сквозь висящую в воздухе злобу, видели стиснутые челюсти, сжатые кулаки и жесткие, ненавидящие глаза. Темный сентябрьский вечер, все еще по-летнему теплый, но уже несущий в себе влажные осенние тона, встретил нас свежестью и резким порывом ветра. Где-то высоко над нами вновь грохотал колокол. Подняв голову вверх, я увидел лишь готические очертания Майнцского Собора, далеко уходящие в высокое вечернее небо.
- Все прошло не очень-то мирно, вам так не кажется?подал голос Танкред ван Хоффе, когда мы подошли к ожидающей нас карете.
- Не очень мирно?Крэду ответила мать.Они еще долго будут вспоминать это собрание, будут копить свою злобу. Цеха никогда не отличались изысканной дипломатией, даже в мое время. Каждый чтит свое ремесло превыше всех других. Они травят и убивают друг друга ради собственной выгоды, используют ужасные методы борьбы и лелеют свою ненависть, но Когда дело доходит до противостояния с патрициатомцеха могут работать как единый организм, накапливая ярость и гнев, готовясь выплеснуть их при первой же возможности и достаточно благоприятных условиях. Да, могу сказать, что все прошло далеко не мирно.
- Они наглеют,прохрипел отец.С каждым годом все больше и больше. Такими темпами лет через десять они начнут просить наши земли, чтобы самим возделывать поля и пашни. А когда не получат,Гереон выглядел уставшим и истощенным.Они начнут требовать их силой.
- Будем надеяться, что до этого не дойдет,мрачно покачал головой Крэд.Византийского бедняка, конечно, жаль. Толстяк так на него заорал, что даже мне стало неуютно.
- Таков уж Густав Рейнсхольд.
- Тебе виднее, но ответил он как обыкновенный ублюдок Хотя и с другой стороны...
- Их слишком много,холодно сказал отец.
- Да, Византия пала сколько, лет тридцать назад?Гереон кивнул.А беженцы все идут и идут.
- Я приютил одного в прошлом году. Он сейчас живет здесь, в Майнце. Учит детей искусству: девочки играют на клавесине, а Риман рисует. И весьма недурно рисует, скажу я тебе,отец, смягчившись, посмотрел на меня.
- С удовольствием посмотрю на плоды его таланта,мужчина вновь забавно мне подмигнул.
- Ты поедешь с нами?спросил отец у давнего друга.
- Нет. Жду не дождусь, когда снова приеду в Вакернхайм, но нет. Сначала дотерплю, когда прибудет семья. Клянусь Богом, я не видел их лишь дюжину дней, а уже истосковался, как верная собака по любимому хозяину,Танкред просиял.Мы приедем вместе, как только я их встречу.
- Надолго?
- Не знаю, решать не мне. Я бы с удовольствием погостил у тебя пару месяцев, как в детстве, но, боюсь, Адриана этого не одобрит. У нее скверный нрав, знаешь ли,он улыбнулся и похлопал себя по груди.А этот мужчина не в силах ей противостоять.
- Мне это знакомо.
- Папа, поехали домой,подала голос Бирна, до этого момента стойко молчавшая весь вечер.
- Едем, родная. Рад был повидать тебя Крэд. С нетерпением жду знакомства с твоей семьей.
Мужчины обнялись, что-то неразборчиво пробурчав друг другу и глухо рассмеявшись. Затем Крэд попрощался с каждым Фронсбергом по отдельности, дамам нежно поцеловав запястья, а мне мужественно пожав ладонь. Мы сели в карету в точности так, как сидели в ней несколько часов назад по дороге в Майнц, и отправились домой.
* * * * *
Следующий сентябрьский день был особенным. Сразу после завтрака и утреннего туалета, к которому отец относился крайне серьезно и щепетильно, он покинул Вакернхайм верхом на резвом скакуне, интригующе умалчивая о причинах своего отъезда. Несколькими часами позже полуденную тишину замка нарушили громкие приветствующие возгласы, ржание старой кобылы и звонкий детский смех. Беженец из Византии, о котором днем ранее отец поведал Танкреду ван Хоффе, вновь приехал в Вакернхайм, дабы нести свет искусства и культуры детям Гереона Фронсберга. Бальтес Кэрар и его сын Номрес посещали нас не менее трех раз в неделю. Моим сестрам, насколько я мог видеть, не очень нравились его визитыЛорен делала успехи в музицировании, но само занятие ее явно не привлекало, в то время как Бирна, заворожено наблюдавшая за игрой ее старого учителя, совершенно не обладала музыкальным талантом. В отличие от сестер, я с нетерпением ждал каждого очередного появления Бальтеса во дворе Вакернхайма. Семья Кэрар всегда приезжала в полдень, и замок наполнялся звуками их прибытиянемногочисленная стража дома, состоявшая из двух постаревших ландскнехтов, громко приветствовала Бальтеса, едва он пересекал массивные внешние ворота. Я выбегал во внутренний двор, ловил глазами сверкающий весельем взгляд Номреса и мчался навстречу моему юному другу, предвкушая предстоящее удовольствие от общения с этими интересными и необычными людьми. Рэс каждый раз рассказывал какую-нибудь забавную историю, случившуюся с ним совсем недавно, порой прямо по пути из Майнца в Вакернхайм. Он говорил, а его молодой певчий голос звенел на всю округу, перемежаемый всплесками задорного юношеского смеха. После непродолжительного, но насыщенного радостью приветствия мы отправлялись в огромную башню замка, которую отец в шутку стал называть Башней Искусств, молниеносно взлетая с Рэсом на самый верх по широкой винтовой лестнице, а затем терпеливо дожидаясь появления нашего старого и мудрого учителя. Номрес, к моему удивлению и к бесконечному недовольству отца, не проявлял особых талантов ни в рисовании, ни в игре на клавесине. Тем не менее, жизнерадостный и откровенно бойкий мальчуган, который на протяжении последнего года рос вместе со мной, опережая меня лишь на пару лет, всегда внимательно и учтиво выслушивал все уроки отца. Бальтес показывал мне, как управляться с серебряным карандашом и маслом, как придавать выразительность лицам и впечатляющий своей живостью блеск нарисованным глазам, как выбирать точку освещения и накладывать глубокие тени. За прошедший год я выучил все секреты мастерства и тайные приемы моего обстоятельного учителя.