Понюхал.
Перо пахло смертью и гарью.
Ничего хорошего.
Ну и ладно,Саймон снова потянулся, почесал живот под старой выцветшей армейской футболкой.Пойдем вместе? У меня еще тушенка осталась.
Глаза-угольки внимательно следили за Блейком из тени, ждали, что он скажет.
Зачем?
Ну, не зря же мы встретились. И вдвоем не так страшно.
Мне и одному не страшно,честно сказал ему Блейк, но не ушел. Подождал, пока Саймон собирался.
Никогда не понимал таких как ты.
Знающих?
Долбоебов.
Дорога шла неровно, выламывалась плитамиизраненная и искалеченная, она терпеливо ждала, когда рассыплется окончательно и перестанет быть.
Многие другиеее ответвления и повороты, ее друзья, с которыми она переписывалась рокотом проезжающих автомобилей, уже умерлибыли похоронены под слоем пыли и песка, раскрошились ошметками бетона.
Эта дорога доживала свое.
Но идти по ней, несмотря на это, было легче, чем искать другой путь.
Саймон болтали стелился по земле на десяток метров вперед, хотя солнце светило в лицо, жарило кожу.
Оно было не злее, чем обычно, это воздух истончился, больше не хотел никого и ни от чего защищать.
Как думаешь, это все?спросил вдруг Саймон, обводя рукой дорогу, солнце в небе и пыль.Для планеты все кончилось?
С планетой все в порядке,заверил его Блейк,это только у нас проблемы.
У кого это «у нас»? Я рискую только шкурой.
Значит, только у меня.
Хотя на самом деле никаких особенных проблем у Блейка не былоон шел вперед, как и всегда, и жил дальше, пока жилось.
Уйти не хочешь?спросил его Саймон.
Куда я уйду?
Куда угодно. Хоть к нам.
Я же не тень.
Саймон снова потянулся вперед, размял края, и они расплылись, пошли рябью, а потом вернулись в прежнюю форму:
А если бы мог стать?
Мне и так неплохо.
Долбоебом?
Человеком.
На ветках старого дерева висели костикошачьи, птичьи и человеческие. Они пахли застарелыми страхом и болью. Кошка и птицы ушли, а ребенок не до конца, призрак остался.
Саймон мог бы его съестьтени питались такими иногда, но Блейк не дал.
Подошел к дереву, поговорил немногои с ним, и с мальчиком. Дерево изнывало от жары, а мальчик просто был очень напуган.
Его звали Эван, и ему перерезали горло. Огромный, страшный человек, который сказал ему напоследок: «извини, малыш, надо экономить патроны».
Страшный человек принес кости к дереву. И с тех пор Эван сидел там.
Очень боялся, что страшный человек вернется.
Хочешь, открою тебе дверь?спросил его Блейк.
Куда?
Отсюда,Блейк подумал и добавил.Там тебе будет хорошо. Там никто не причинит тебе вреда.
Он позвал ветередва дозвалсяи тот пролетел над головой, тронул редкие, похожие на карту дорог облака. Эван смотрел за ними мертвыми голубыми глазами.
Не бойся,сказал Блейк.Он подхватит тебя и унесет далеко-далеко.
В сказочную страну?
В сказочную страну.
Ветер зачерпнул горсть песка, швырнул к их ногам, рванулся потоком, небесной рекойвперед и вверх, царапаясь о мертвые ветки.
Эван исчез.
Саймон подошел поближе:
Дверь в сказочную страну, да? Вот это магия. А я думал, ничего такого уже не осталось.
Не осталось,пожал плечами Блейк.
А куда он тогда ушел?
Когда Саймону становилось любопытно, глаза угольки разгорались ярче. Как два крохотных фонарика.
Не знаю. Его держал страх. Страх ушел и он ушел.
Стал ветром, вернулся к земле, отправился в резервуар душ, чтобы родиться заново.
Блейк не был проповедником и не мог сказать наверняка.
И что, это теперь всегда вот так будет?
Смотря о чем ты.
Какие-то вещи в жизни Блейка были всегда, какие-то случались редко.
Я о таких вот похоронах,Саймон повертел рукой в воздухе.
Выглядело почти как у человека. Блейк был впечатлен.
Обычно тени, которые носили тела, двигались дергано, как на шарнирах.
Это не всегда похороны.
Но останавливаться мы каждый раз будем?
Я буду.
Саймона ничто не держало, и он мог идти вперед сколько хотел.
Ну и ладно. Значит, и я буду.
Но больше им мертвых мальчиков не попадалось.
***
Мне вообще-то нравились люди. У вас полно положительных качеств. Вы любопытные, суетливые. С вами было как-то повеселее. В клубах так вообще классно,когда Саймону надоедало идти молча, он начинал говорить.
Голос звучал, будто из трубы.
Блейк молчалему сказать было особо нечего. Ему люди никогда не нравились, и в клубах он не бывал.
Особенно последние лет пятьдесят, продолжил Саймон.Здорово же. Вы перестали верить во все, кроме самих себя. И можно было хоть на глазах у толпы рога отращивать, все равно никто бы не стал слушать и не поверил бы.
Ты отращивал?Блейку действительно стало любопытно.
Я не умею. Но я знаю одного парня, он рассказывал, что и рога, и крылья сразу отрастил. Так про него даже в местной газете не писали. Решили, что коллективная галлюцинация. Мне вот всегда было интересно, как вы, люди, объясняете себе коллективную галлюцинацию. То есть «мы все это видели, но нам все вместе почудилось»? То есть вы живете все такие из себя личности, каждый индивидуальность и со своим видением мира, и тут вдруг ни с того ни с сего вместе начинаете бредить? Это вообще как?
Не знаю,честно ответил ему Блейк.У меня не было коллективных галлюцинаций.
Дорога уходила вперед, к покосившимся, осыпающимся домам и мимо. Она разветвлялась, растекалась пересохшими сосудами мертвого городка. Единственная живая ветка, как протянутая рука, текла мимо.
На повороте рядом с ней стоял покосившийся столб электропередач. Оборванные провода свисали, как волосы утопленницы.
Столб ни о чем не говорил и ничего не хотел. Он изнывал от жары, как и все вокруг, и ждал ночикогда хоть ненадолго становилось легче.
На нем висели костивыбеленные и выцветшие на солнце, такие же, как на дереве, под которым плакал мальчик, но столб был стар, уныл и равнодушен.
Да и кости были пустымине хранили в себе ни чужой смерти, ни даже памяти.
Тихо перестукивались на ветру.
Человеческие?спросил Саймон.
Череп собачий,Блейк кивнул почти на самую верхушку, туда, откуда свисали бечевкикости крепились на них.
Ну и сука же тот, кто это сделал,Саймон сплюнул: в сторону, чтобы не попасть на себя, и вытянулся до самого столба, погладил основание краями и добавил.Я вообще-то люблю собак. Собакиэто лучшее, что вы, люди, сделали. Как думаешь, собаку можно было бы забрать за Грань? Хотя бы маленькую.
За Грань уходили такие как Саймон и самые разные духиесли добирались.
Собакам там было не место.
Живую нельзя,разочаровал его Блейк.
Что мне за радость от мертвой собаки?
Ну, всякие извращенцы бывают.
Через полчаса они прошли мимо заваливающегося набок усталого сарая. Тот моргнул провалами пустых окон и вздохнул тяжело.
Блейк замедлил шаг, а потом остановился и повернул назад.
Саймон недовольно дернул краями, недовольно зыркнул угольками глаз и скривил ротпочти по-человечески.
И Блейк снова подумал, сколько же лет Саймон провел с людьми, если настолько освоился.
- Опять сворачивать?
- Это не про меня, - Блейк пожал плечами и пошел пробираться сквозь выжженную землю. Когда-то на ней была трава, но потом она высохла и загорелась, облизала стены сарая и заляпала их сажей.Я как шел по пути, так и иду.
- Тоже мне философ, - сквозь гарь Саймон не пошел, наверное, она ему не нравилась.
Понятно, в общем-тоневелико, наверное, было удовольствие стелиться по мертвому.
Даже теперь пепел казался раскаленным, помнил огонь и мечтал снова гореть.
Сарай оглядел Блейка с ног до головыобстоятельно и внимательно, как умели только очень старые здания и профессиональные.
Сарай был стар, мудр, и знал, что ему есть за что торговаться. Внутри него был клад, что-то драгоценное, но он готов был обменять это на услугу.
Он любил кошек и стихикогда-то к нему часто приходила женщина, читала вслух.
Как-то раз сарай подслушал, что она мечтает уехать и стать актрисойона говорила по телефону.