Илья выключил радио. На домик упала тишина. Поднялся ветер, швырнул горсть снежной пыли в оконное стекло. Птицы куда-то исчезли. Стало как будто темнее. А может просто набежали тучи, накачанные вьюгой под завязку.
Оказывается, Настя захватила с собой рюкзак, куда кинула первое, что попалось под руку. В том числеХемингуэя. И вот теперь Илья сидел с книжкой на коленях у ночника и рассеянно бродил взглядом по странице, снова и снова перечитывая один абзац. Настя взяла с собой нетбук, каким-то чудом нащупала в округе источник «вай-фай» и теперь сидела в Интернете, заткнув уши наушниками. Изнанка виртуального мира лихорадкой растеклась по ее щекам, отражалась в очках огнями святого Эльма.
Илья выныривал и окунался в книгу. Старик возвращался в родную гавань, но еще не знал, какое разочарование его ждет. Илья тоже представил, что не знает, и как бы переживал окончание схватки с природой заново. Человек против природыв этом есть что-то настоящее. Истинное. Илья читал медленно. За три часа одолел страниц пять. Постоянно отвлекалсяна происходящее во дворе, на собственные мысли, на Настю. Пару раз пересекся с ней взглядом. Оказывается, она за ним наблюдает.
Так они просидели до вечера. Радио снова было включено и бормотало что-то на периферии слышимости. Илья чувствовал нарастающее напряжение. Словно над городом нависла гигантская плита, болтавшаяся на одной веревочке. И кто-то поднес к ней нож. Услышал, как фыркнула и что-то пробормотала Настя.
Прости?
Да так. Ерунда, она раздраженно стучала по клавишам.
Он помедлил.
И все же, что тебя расстроило?
Настя одарила его гневным взглядомвзъерошенная, злая девчонка, к которой лучше не подходить.
А с чего ты решил, что расстроило? огрызнулась она. Все отлично.
Ладно, он вернулся к старику.
Тот уже достиг берега и теперь смотрел на свой улов. Неожиданно Илью унесло туда, на кубинский пляж, к рыбацкой деревне на пороге сезона тропических бурь, он стоял на песке, океан лизал ступни, и мимо бежали верещащие дети, чтобы посмотреть на диковинный скелет самого большого в мире марлина, когда-либо пойманного человеком. Старик, сгорбленный, сидел на камне и печально смотрел на то, что подарило ему море. Старик повернул голову в его сторону, и их глаза встретились. И вдруг Илье стало настолько жаль этого старого человека, что внезапно он почувствовал, как между ним и стариком образуется связь, связь рождалась прямо в воздухе, уверенная, хоть и тонкая, но прочная нить.
А потом понял, что онмальчик. Тот самый мальчишка, которому отец запретил выходить со стариком в море. Нас убивает то, что мы любим.
Что с тобой?
Кто-то тихонько тряс его за плечо. Илья очнулся и увидел перед собой Настю. Вместо маски злобного хорька ее лицо выражало искреннюю тревогу. Илья понял, что истекает слезами, как дерево смолой.
Это из-за книги?
Да.
Ничего себе, какой ты впечатлительный. Что, так задело?
Ага, он отложил книгу в сторону. Она гладила его по руке. Вся нижняя губа была искусана в лоскуты. Где-то глубоко в ее глазах мерцала боль. Илья порывисто обнял ее. Почувствовал ответное объятие. Рядом стучало сердце, живое. Девушка хлюпнула носом, один раз, но протяжно. Илья осторожно погладил ее по голове.
Что случилось?
Она ответила, через минуту:
Меня удалили из друзей сразу двадцать человек. Подруга детства, однокурсник, еще кое-кто. Очень важные для меня люди. Пишу им, а в ответтонны гадостей. Всякие оскорбления. Я снова пытаюсь прояснить, в чем дело, и получаю еще больше. Как будто я их чем-то обидела.
Не обижала?
Нет. Или ты мне тоже не веришь?
Верю, он продолжал гладить Настю по голове.
Такие дела. Как мне теперь им в глаза смотреть? Почему это произошло?
Настя наконец-то отлипла от груди Ильи и вопросительно, очень серьезно смотрела на него, словно маленькая девочка, которая пытается понять, отчего в мире случаются войны.
Я не знаю, Настя. Может быть, им плохо и одиноко? Когда человеку плохо, ему кажется, что в этом виноват весь мир, и окружающие должны страдать так же, как и он. Ни себе, ни людям.
Но они же не дети малые, черт их дери! Умные взрослые люди!
Илья пожал плечами. За окном падал снег. Мир сделался ультрамариновым. Черные ветви деревьев напоминали трещины на картине реальности.
Возраст еще не гарантия. Илья взглянул на девушку. Они действительно тебе дороги?
Настя хлопнула ресницами, отвела взгляд.
Ну, не все, конечно. Некоторые порядочные засранцы, но я все равно дорожу ими.
Тогда докажи им это.
Настя аж поперхнулась.
Как? После всего
Забудь об этом. Произошла ли ошибка, или кто-то сознательно тебе напакостил. Какая разница? Для тебя это важно? Или для тебя важно, что тебя оскорбили?
Она засопела, но уже не так возмущенно.
Ну-у
Мои друзья от меня отвернулись. Девушка, которую я любил, ушла. Об меня просто вытерли ноги. Но это неважно. Только сейчас я начинаю понимать, что они испытывали ко мне не то же самое, что я к ним. Эти нити разорваны и нет смысла их связывать заново. Не потому что друзья и девушка плохие люди, плохих не бывает. Потому что сами ниткигнилые. Все, хватит читать проповеди.
Он встал, потянулся и вышел в сад. Похолодало. Он бродил по дачному участку, как призрак, зябко ежился и смотрел на небо. Мертвенным дыханием умирающей зимы обдавал ветер. Еще пара-тройка недель и все, по белой даме можно читать отходную.
Илья закрыл глаза и представил мерцающую во мгле сеть с яркими точками, в которых сходились нити. Представил узор паутины с капельками росы на рассвете. Спираль циклона, закрученную над материком. Морскую ракушку. Звездную туманность. Все связано в этом мире.
Это произошло резко, как удар.
Оно поглотило его, как библейское чудовище Иова. Голова закружилась, земля поползла куда-то вбок. Деревья, казалось, решили прыгнуть на него и схватить за шиворот корявыми суковатыми ручищами. Черное нечто забило ноздри, мешая дыханию, проникло через уши в мозг, отравляя собой сознание, погружая в состояние полной беспросветной тоски, превращая весь мир в серую унылую пустыню, наполненную безумными мечущимися существами, в пустыню смерти и одиночества, куда никогда не заглядывает солнце, где гуляет пронизывающий хищный ветер и царит изначальный холод. Оно тащило Илью в это страшное место, где не существовало радости и счастья. Онемевшим языком Илья пытался прокричать о помощи, позвать кого-нибудь, чтобы он забрал его из этого воплощенного ада, и костлявые руки уже тянулись к нему, готовые втащить в пустыню смерти, а он вцепился в порог из последних сил, ломая ногти в кровь, скребя по сухому дереву и кусая собственный язык, и подвывал, скулил, словно пес с перебитым хребтом
Он видел себя, скорчившегося под яблоней, с безумными глазами, с руками, полными комьев мерзлой земли, и видел, как из домика выбегает Настя, трясет его, бьет по щекам, а потом тащит волоком назад, к дому, в тепло.
Он дышал, как утопленник. Пил воздух, жадно, взахлеб. Потом, мелко подрагивая, укутанный тряпьем, всем, что смогла найти Настя, он глотал горячее варево из кружки в ее руках и отходил от пережитого, стараясь ни о чем не думать. Потом посмотрел на Настю и увидел в ее глазах страх.
Что? прохрипел он.
Илья, ты не поверишь она рассматривала что-то на его лице.
Что там?
Тебе не стоит
Дай зеркало. Там, он показал на полочку с бытовой химией. Она послушно принесла овальную стекляшку. Илья глубоко вздохнул и посмотрел на себя. Из зеркала на него смотрел мужчина лет пятидесяти с седым локоном и глазами цвета талой воды. Этот человек напоминал узника концлагеря, чудом избежавшего газовой камеры.
Надо возвращаться.
15
Илья с Настей устроились в самом конце автобуса. На буграх сильно трясло, зато никто не слышал их разговор. Илью мучила жажда, как с похмелья. А голова казалось, череп вместо кости состоял из чугунной болванки и тянул вниз.
На этот раз тебе спасибо, говорил он. Вытащила меня.
Он рассказал, как смог, про свои ощущения во время очередной Черной волны, уже третьей по счету и самой мощной из всех. Если это была легкая разминка, то лучше бы никому не знать, что произойдет при большом приливе. И единственное, что удержало его от падения в черную бездонную пропасть, это тонкая лиловая ниточка влюбленности-симпатии, протянутая девушкой.