Вроде не такая уж толстая, чтоб раскалывать своим весом землю, усмехнулся я.
Земля содрогается от учиненного Кали разрушения. Она уничтожила последних демонов на планете, вот и танцует от счастья.
Нет, это точно не мой кумир, сказал я, отодвинув его руку вместе с листком, которым он тряс перед моим лицом.
Почему?
Во мне много демонов, и я предпочту существовать в мире вместе с ними, а не отдавать на растерзание сумасшедшей бабе, отшутился я.
Этот ответ, к моей неожиданности, настолько не пришелся собеседнику по душе, что с того дня он начал отдаляться от меня, пока нашей дружбе не пришел конец. Я не придавал тому значения, полагая, что мои мыслине золотые слитки, чтобы всем нравиться.
Пытаться удерживать тлеющую дружбувсё равно что таскать с собой труп. Все видят, что труп уже начал гнить и пованивать, но ты упорно выгуливаешь его, взвалив на плечо, и сажаешь его с собой за стол. Все понимают, что происходящее абсурдно, но затыкают нос и улыбаются.
Но я знаю: одним приятелем меньше, одним большеневелика беда.
* * *
Я приоткрыл глаза. Наверху больше не было потолочной мозаикивзгляд устремился в муть грузного неба.
Ты был прав! воскликнул я, будто тот человек мог услышать мой голос, звучащий в мертвом мире. Я не дал Кали станцевать на трупах моих демонов, и они пожрали меня!
Я скатился на землю, не в силах больше терпеть кирпичи, впивающиеся углами в мою плоть, и вывалялся в рыжей пыли. Я хватал кирпичную крошку горстями и осыпал себя ею, я кричалчто-то бессвязное, бессмысленное, потому что тишина сводила меня с ума, а звук собственного голоса не давал мне окончательно потеряться в ирреальности. Кажется, я даже плакал, размазывая грязь по лицу.
У меня была истерика. Впервые с мгновения моей смерти я понял, что больше никогда не увижу ни одного знакомого лица; да что тамвообще никакого лица не увижу, я осознал себя запертым в бесконечном городе, моём персональном Аду, который я с радостью променял бы на самый жаркий котел в преисподней, лишь бы в компании таких же простых грешников, как я сам.
Да ну его, не хочу связываться, послышался женский голос. Не гул богини, заставляющий все нутро съёжиться, а обычный человеческий голос.
Я сел, оглядываясь. В проеме, оставленном после выхода Кали из стены, виднелись два силуэта.
Эй! Вы настоящие?
Они не отвечали, и я, в страхе потерять спасительную ниточку, бросился к проему, споткнулся о кирпич, упал, но снова поднялся и побежал к людям.
Пойдём, нервно торопила женщина своего спутника. Тот не послушался, и я был готов расцеловать его, когда добрался до дыры в стене.
Все-таки настоящие, проговорил я.
Угу.
Мужчина подал мне руку, помогая забраться в проем. Оказавшись внутри здания, я увидел чудную картинуоколо тридцати человек в большом зале, все заняты своими делами. Кто-то читает, кто-то мастерит из обломков. Собрание клуба прямых ручек.
Так вы все время были здесь, в соседнем доме? И не отзывались, когда я сходил с ума от одиночества?! Только не говорите, что не слышали!
Ещё как слышали, сказала женщина. Потому мы к тебе и вышли. Хотели попросить кричать в другом месте. Ты нам мешаешь. Сначала было терпимо. Зато когда стена рухнула ты стал совсем громким.
Я смиренно склонил голову, мысленно послав их всех в определенном направлении. Несколько часов назад посыл был словесным.
Простите, мадемуазель, я сейчас не в себе. Когда грубо распрощалсятоже. Обычно я совсем другой человек. Переход подействовал мне на мозг, и В общем, буду рад оказаться полезным. Ещё раз прошу прощения.
Тогда добро пожаловать, ответила женщина таким тоном, будто желала мне сдохнуть снова, причем в муках. Мужчина с лёгким осуждением взглянул на нее, и затем обратился ко мне, подчёркнуто тепло и дружелюбно:
Мы рады, что ты одумался. Я, кстати, Давид, а это Анна. Можешь рассчитывать на нас, как на семью.
Анна хмыкнула, демонстративно отвернулась и направилась к остальным, имитировать бурную деятельность.
Я и Давиду представился как Данте. Тот ничем не выказал удивление. То ли решил, что отец и вправду наделил меня такой фамилией, то ли многие здесь скрываются под кличками.
Что это, бывшая кафешка? спросил я, присмотревшись.
Вроде того, гостиничный ресторан. Потому и выбрали это местона других этажах есть койки. Удобно.
Разве вам нам нужно спать?
Конечно. А ты как думал? И спать, и есть.
Но
Этот факт поломал мое стройное представление о посмертной жизни.
* * *
Устроившись в углу с книгой, чтобы не выделяться, я принялся тайно наблюдать за новыми соседями. Мне предстоит жить с ними, и неизвестно, долго ли. Может, удастся убедить себя, что они не так уж плохи? Давид оказался вполне мировым парнем. А Анна ну, она не обязана принимать меня с раскрытыми объятиями. Для неё я чужак, еретик.
Надо же, с какой серьёзностью они суетятся. Те, что без книг. Будто реальные колонизаторы новой земли, или выжившие после апокалипсиса. Ближайший ко мне парень, рыжий и рябой, сортирует барахло по ящикам. Утварь налево, шмотки направо. Его соратник по сектантскому делу крутит в руках проволоку и резинку от трусов делает рогатку, что ли? И на кого охотиться, на Доктора и монстров из подсознания? Или на воображаемых животных? Но не проще ли тогда сразу вообразить готовый обед?
Ага, вот почему половина здешних обитателей читают! Вон у той девицы в руках «Баклажаны: 100 простых рецептов», вдохновляется.
Так, надо и мне перелистнуть страницу для вида Чёрт, всё это время я держал книгу вверх ногами! Вроде никто не заметил. Что я вообще читаю? Учебник по паразитологии. Фу, мерзость червяк на следующей странице Я отложил книгу и тут же обмер: на столе передо мной копошилась горсть розовых червей, мохнатых, мерзких, тошнотворных! Я вскочил и выбежал из-за стола, чуть не сбив парня-сортировщика с ног.
Эй, осторожнее, недовольно пробурчал тот.
Ты только не оглядывайся, проговорил я. Рыжий, конечно, сразу же обернулся. Сначала он явно не понимал, куда смотреть, чего бояться, но вот его брови поползли вверх, изрывая лоб глубокими морщинами.
Ты б убрал за собой, скривился сортировщик.
Как?
Как-как! Руками!
Я не буду это трогать. Извините, промямлил я и бочком продвинулся к лестнице, а потом мигом взлетел на второй этаж. Перед глазами стояла эта копошащаяся куча. Да как её развидеть?!
«Никак», сказал мне мозг. Из паркетных щелей поползли новые черви. На этот раз белые, тонкие и длинные. Я вздрогнул и чуть не повалился вниз по ступеням, еле успев ухватиться за перила. Рука скользнула по полированной доскеладошка моя мгновенно вспотела.
А черви продолжали лезть. Они уже покрыли пол коридора на втором этаже шевелящимся ковром, как миллион оживших нитей; но я-то знал, что это никакие не нити, а долбанные черви о боже они такие тонкие, надеюсь, они не могут пробиться под кожу боже! не смей думать об этом! не смей! не смей! Ла-ла-ла! Бэйби, донт хёрт ми, донт хёрт ми, естедей май трабл син со фар эвей! А-а Обезьяна, весёлая обезьяна, думай об обезьяне, обезьяны милые! Сраные черви! Обезьяна! Они не могут пролезть мне под кожу, даже если захотят!
Так, успокойся, раздался строгий голос за моей спиной. Анна. Она взяла меня за руку, вцепившуюся в перила; её касание было сухим и горячим. Сейчас я всё исправлю.
Анна всё исправит она всё исправит она поможет
Моя спасительница поднялась на этаж. Только теперь я заметил, что она несёт с собой большущую лопату. Анна мастерски сгребла червейпрочь от меня, и принялась орудовать дальше, сдвигая ковёр дальше вглубь коридора. Её лопата подчас бесцеремонно рубила червей, но те не терялись, я видел этоотполовиненные твари продолжали жить.
Сколько будет восемнадцать умножить на восемнадцать? жёстко и холодно спросила Анна.
Я я не у меня плохо с математикой
Сколько будет восемнадцать на восемнадцать?! повторила Анна, уже криком.
Э Сто восемьдесят плюс э судорожно зашевелил я извилинами, не понимая, зачем Анне вдруг понадобилось что-то посчитать, и почему бы ей не воспользоваться для этих целей калькулятором понадёжнее.