А что это? прервал я затянувшееся молчание.
Доктор недоуменно воззрился на меня, и я повёл рукой вокруг.
Мой дом, ответил он. Непробиваемый малый.
Тогда я ткнул указующим перстом в один из кожаных мешков.
А, это! Утробы для душ низшего порядка.
Я завис, переваривая услышанное.
Вы, наверное, размышляете: «а к какому порядку принадлежит моя собственная душа»?
Нет
А надо бы, и он ткнул мою руку иглой. Я вскрикнул, прижимая конечность к груди, не столько от боли, сколько от страха перед неизвестныммало ли что еще придет в голову этому экзекутору. Ну, не нужно таких драм!
Хорошо, хорошо! выпалил я. Какова моя собственная душа?
О! Душа перерожденца. Не особо чистая, раз оказалась здесь. Это поправимо.
А вы, стало быть, людей перерождаете?
Я создаю ещё ни разу не рождавшихся.
На этих словах Доктор поднял с пола пустой мешок, взял мою пострадавшую руку и собрал немного крови краем мембраны.
Вырастим вашего духовного близнеца.
И что все они из чьей-то крови?
Конечно, нет! Как бы тогда я вырастил самую первую душу? Вон тотиз камня, вырастет стойкий, как скала. Этотиз дерева, будет деревяшка мозгами, вот как вы сейчас. Ну а та соткана из сострадания рассветного неба. Раритет.
Я обзавидовался душе, сделанной из неба, и не решался спросить, какой материал послужил основой мне самому. Но, Доктор и так понял суть моего невысказанного вопроса и слизнул каплю крови с иглы.
Из несбывшейся надежды.
Какой унылый ингредиент. Неудивительно, что вся моя недолгая жизнь оказалась чередой разочарований. Сколько я ни жонглировал амбициями пред равнодушным лицом судьбы, все без толку.
Поспешу развенчать ваши саможаления: это можно было исправить в течение любой из шести предыдущих жизней. Запас страданий иссяк еще на первой.
Зачем вообще было делать душу из такого грустного материала?
Потому что он у меня был. Не люблю, когда в хозяйстве бесхозные вещи. Что до несбывшейся надежды это моя собственная, если вас утешит, сказал Доктор, помрачнев. Ну вот, испортили настроение.
Тогда я, пожалуй, могу быть свободен? спросил я.
Куда вы так торопитесь? Данте, очнитесь! Вам некуда идти. У вас больше нет ни дома, ни семьи, ни отечества.
Расскажу о своем открытии случайным попутчикам. Тем, с которыми я сюда попал. В это измерение, в смысле.
Что ж Идите к ним. Всё равно вернётесь.
Видимо, не так уж сильно я портил ему настрой, раз Доктор не хотел со мной расставаться, хоть и старательно не показывал виду. Изголодался по общению, бедный, одичал. Чёрт, я его оправдываю.
Я выбежал из странного здания со скоростью мысли, тут же кликнул черепаху и, еле успев забраться на ее внезапно показавшуюся пухом спину, направился к точке старта.
* * *
Этой точкой для меня была площадь перед Эйфелевой башней, приметной издалека. Все окрестности покрыл тонкий слой праха, похожий на снегтакими я их застал, еще отправляясь в путь. Только вот сектантов на площади уже не было; не встретил я и следов, которые должны были остаться на поверхности праха. Моё сердце взволнованно забилось в груди. Да, они мне не нравились уже после того, как я перекинулся с ними десятком фраз, но хоть какие-никакие, а люди. В подавляющем большинстве даже мои соотечественники.
Есть тут кто? крикнул я. Голос потонул в тишине. Хоть кто живой или мёртвый!
Никого. Я бросился к ближайшему зданию, распахнул двери. Пустое фойе. Еще дверь, и еще одна. От страха перед грядущим одиночеством меня затрясло сильнее, чем от встречи с Доктором.
Черепаха! кликнул я, прикоснувшись к земле. Но и та сгинула. Нет, нет, только не это! Только не это. Что угодно, только не
Я уже не знал, которую дверь открываю. Сбился со счета. Я забрался под лестницу грязного, неприметного подъезда, сел, обхватив колени руками, и застыл, намереваясь не менять позу до скончания веков. Зачем мне быть, если яединственный человек, единственное (не могу сказать «живое») существо?
Постойте, есть ещё Доктор. В крайнем случае, можно снова наведаться к нему в гости. «Все равно вернётесь», прозвучали его слова в моей голове так ясно, будто Доктор стоял на расстоянии трех шагов. Я поднял голову. Конечно же, я один в этой мрачной каморке.
Но я не хочу опять пересекаться с этим маньяком! Или хочу?
Нет, не хочу. А, понял: хочу, но другого. Только удостовериться, что Доктор не исчез вместе с сектантами. Мне будет спокойнее. Когда-нибудь я, может, и поговорю с ним еще раз, если мне вдруг пожелается. Идея временно воодушевила меня, и я выбежал на улицу, в неприветливые объятия тишины.
Где же тот дурацкий дом?..
Вокруг был лабиринт проулков, которые я напетлял верхом на черепахе, стремясь заполнить внепространственный городишко осколками своей памяти. Будь черепаха здесь, она могла бы взять след наверное. Я не мог даже примерно вспомнить, в какой стороне обитал Доктор. Чертов топографический кретинизм.
Я опустился на колени, ласково поглаживая землю, как домашнюю кошку, и принялся причитать:
Черепашка! Черепашечка моя! Вернись! Я больше никогда не буду думать, что у тебя твёрдая спина! Эх. Ладно. Есть тут ручной слон?
Я уже припал к земле ухом, надеясь услышать хоть какие-то звуки сокрывшихся под земной твердью животных. Индусская мифология не шла у меня из головы: самый большой проект, над которым я работал при жизни, был связан с Индией. Других мифологий я подробно не знал. Кроме христианской, пожалуй, но она мало вдохновляла меня на трансцендентные фантазии.
А пусть появится передо мной четырехкрылый серафим и спасет меня!
Со стены напротив посыпалась штукатурка. Я подскочил на ноги и отпрянул назад, глядя, как из стены вырывается силуэт четырехрукой богини в два раза выше моего роста, оставляя в здании за своей спиной зияющий провал.
Тут нет ангелов, глупец! прозвучал трубный голос. Тут только я! Пустота и разрушение!
Она сделала несколько шагов в моем направлении и рассыпалась ворохом кирпичных обломков, подняв облако рыжей пыли, смешанной с пеплом.
А я всё это время стоял, как истукан, не в силах шевельнуться. Боже мой, это не Чистилище, это самый настоящий Ад! И этот мир кучка придурков сочла идеальным! Хотя, они ни в чем не виноваты. Номинально, это идеальный мир их Мессии. Что за деструктивная сволочь! По его милости я здесь застрял!
Воспоминания переполнили меня яростью и придали сил, я подбежал к кирпичной куче и пнул ее ногой. Нервные окончания возопили от боли, и я вместе с ними, перемежая «А-а-а!» проклятиями в адрес моего недруга.
Выплеснув ненависть и отчаяние, я обессилел и повалился на битые кирпичи. Почему в моем сознании отвратительные, пугающие вещи всегда отпечатываются лучше светлых и приятных? Теперь я вынужден расплатиться за особенность моего ума, вызывая отвратительных богинь вместо ангелов. Несправедливо.
Мне вспомнилась мантра. «Джей маха Кали, джей маха Дурге». Эти слова снова и снова повторялись в моей памяти, и я не мог их изгнать. Я закрыл глаза и попал в тот день, когда слышал её
* * *
Я перестал чувствовать кирпичное ложе, моя спина теперь была на подушках, таких же рыжих. Стены, картины, покрывалавсе в той комнате было кричаще ярким, словно воплощенная манифестация самой жизни и желания жить. Запах благовоний должен был радовать мое обоняние; мой друг говорил, что жжёт дорогие палочки с лотосовой пыльцой, и я не смог признаться, что не отличаю их от привычных сандаловых из магазинчика на углу.
Мы праздновали завершение того самого проекта.
Кали, сказал он, показывая мне картинку с синей женщиной. У той была лишняя пара конечностей, и я пожалел бы жертву мутации, если бы не меч в каждой руке и ожерелье из черепов на шее. Богине явно было неплохо и без моей жалости. В подтверждение Кали показала мне язык. Я поморщилсяот дыма слезились глаза. Она показывала язык и раньше?
Что с того?
Мантра. Чтобы ты знал, о ком поется.
Я думал, мантры только о приятных вещах вроде твоих лотосовых палочек. Падме-падме всякое.
Так и есть. Тебе не нравится Кали? Она ж хорошая богиня. Когда танцует, мир стонет и трясётся под ее стопами.