тина, какая-то метровая ящерица, черт возьми, на этот раз папа кивнул на Заврю, не вызывает у Глеба ни малейшего отвращения, ничего, кроме любознательности.
Бабушка Нина, проходившая мимо, фыркнула:
Ничего себе, похвала!
Но Глеб обиделся.
Завря теплокровный,сказал он насупившись.И скользкий, папа, не больше, чем ты.
Замысловато перебирая пальцами над доской, словно заранее примеряя возможные комбинации, Густодым невпопад сказал:
Молодец, Глеб!И вопросительно посмотрел на папу: что же тот не делает свой ход?
К счастью, папа не хотел так быстро возвращаться к шахматной доске.
Густав,сказал он, обрати внимание на эти три горба и теменной глаз.
Ммм, любопытный атавизм, иначе говоря, реверсия,сказал Густав Иванович, обратив наконец просвещенный свой взгляд на покачивающегося перед ним Заврю.Реверсиятебе понятен этот термин, дорогой мой натуралист Глеб? Атавизм, реверсияпоявление у некоторых организмов признаков, характерных для их далеких предков. Откуда же вы взяли, молодой человек, сей любопытный экземпляр?
Из кружка,ответил папа.
Из камня,перебил его Глеб.
То есть ты хочешь сказать, дорогой мой Глеб, это произведение искусства, ваших умелых рук?сам рассмеялся своей шутке Густодым.
Да нет же,заторопился с ответом Глеб, каждую секунду боясь, не открывает ли он слишком много, но в то же время достаточно ли он раскрывает, чтобы многоученый Густав Иванович мог объяснить самому Глебу, с каким таким чудом-юдом они столкнулись.В море, понимаете, был камень, а в камне яйцо...
А в яйце Зверь Горыныч! Остроумно, мой друг, но сказок в жизни не бывает.
Но я не выдумываю, Густав Иванович. Правдав море! Правдакамень! Правдаяйцо!
Нет-нет, я не смеюсь, я верю, морские черепахи в самом деле откладывают яйца.
Но это не черепаха, уж никак не черепаха!
Ну, черепахи тоже бывают разные. Черепаху матамата не спутаешь, знаешь ли, с галапагосской, а каймановую с горбатой.
В немом изумлении смотрел Глеб на уважаемого Густодыма: как бы ни отличались друг от друга двести десять видов современных черепах, однако, как было известно даже Глебу, не было среди них ни одной, лишенной панциря. А ведь у Заври панциря не было. Глядя на обескураженного Глеба, Густодым рассмеялсяно вполне ли искренне?
Итак, ты твердо знаешь, что это не черепаха,уже неплохо!
Не черепаха, конечно. Но кто же?простодушно спросил Глеб.
Молодой человек устраивает мне экзамен. Ну что же. Попытаемся угадать, а заодно проверить и натуралистическую сметку молодого человека. Итак, дитя варана?
Ну что вы?!оживился Глеб.Хотя бы на хвост посмотрите! А язык?Он довольно бесцеремонно разинул Завре рот, так что тот попятился и больно толкнул Глеба хвостом.
Впрочем, я подзабыл,сказал Густав Иванович, поглядывая то на шахматную доску, то на Заврю.Геккон? Зублефар?
Глеб задумчиво помотал головойего несколько удивляли безответственные заявления «самого умного в городе человека».
Игуана? Агама?продолжал уже нервно Густав Иванович.
Густав Иванович, я не устраиваю вам экзамена, мы сами не знаем,признался Глеб.
Это, видимо, успокоило гостя.
Не ломай голову, мой юный друг,сказал он уже другим, легким и уверенным голосом.И не провоцируй меня на
поиски ответа там, где ответ ясен с самого начала. Знаешь такие детские задачки: «Что кушал слон, когда пришел на- поле-он?» Или «Пять шагов вперед, шесть шагов назад, как звали отца Марии Алексеевны?» Ясно? А теперь вспомни, что сказал твой отец, когда ты вошел с этим зверушкой в комнату?
«Уродец»?
У-род! Уродзнаешь ли ты, что это такое? Цитирую. На память. По Далю. «Уродтелесно искаженный, безобразный, нелепый». Запомни: ис-ка-женный! По академическому словарю: «Уродливыйимеющий отклонения в своем развитии, строении*. От-кло-не-ния! Говоря научным языком, ваше чудищемутант, особь с внезапно возникшими наследственными изменениями.
Однак о же, дорогой Густав, именно мутанты дают новые виды на эволюционном древе жизни!вмешался для поддержания разговора папа.
Да, одна удачная мутация на миллион неудачных. Именно одна на миллион, а то и на миллиарды мутаций дает удачный поворот. Все остальные губительны. Иначе бы мы не боялись повышенной радиации, способствующей мутациям. Но я продолжаю свою мысль, друг мой Глеб. Представь, что к тебе привели двухголовую собаку и просят определить, что это за класс, отряд, семейство. Ты говоришь... правильно, маммалиа, то есть млекопитающее, подкласстериа, то есть звери, отрядстыдно, друг Глеб, не помнитькарнивора, то есть хищные, и, наконец, семействоканидэ, то есть собачьи, видканис, -собака. А тебе возражают: разве собаки двухголовы? Двухголовая собака остается, однако, собакой. Ее уродство не делает ее новым видом. В средние века в Европе над такой собакой был бы произведен суд, и уродку казнили бы сожжением на костре как нарушившую божественные установления. То же сделали бы, друг Глеб, в средние века и с твоим питомцем.
Из соседней комнаты выскочил Ивасик и бросился к брату, отнимая у него Заврю. А Густав Иванович продолжал как ни в чем не бывало:
Зато в Китае над вашим уродцем никакого громкого суда даже и устраивать не стали бы, ни в чем бы его не обвинили, он просто бы тихо исчез, Густав Иванович сделал жест по шее и вверх, как оскорбляющий глаз человека, который ценит в мире прежде всего гармонию и прекрасное.
Ивасик, глянув с отвращением на Густодыма, исчез с Заврей в соседней комнате, а Глеб рискнул возразить:
Но... сказал он. Но, Густав Иванович, когда Мендель открыл законы наследственности, исследуя горох, то профессор Нагель как раз исключением и уродством счел данные по гороху. А если бы не счел исключением, законы наследования признаков открыты были бы на полвека раньше!
Папа гордо выпрямилсяон был доволен эрудицией сына. Но Густаву Ивановичу, видимо, наскучил этот разговор, а может быть, ему просто нечего было сказать. Он только поправил Глеба:
Не Нэгель, а Нэгели!И повертев в пальцах фигуру, заметил:Н-да, шахматы пора бы и новые купить. Твой ход, дражайший!
И папа подчинился, подвинул фигуру. Глеб вошел в комнату, где, оскорбленный за друга Заврю, бормотал со слезами на глазах Ивасик:
Урод! Сам ты урод густодымный!
Ничего, сказал Глеб.Я ему показал!И прибавил задумчиво:Может, Густав Иванович слишком много знает, чтобы понять нашего Заврюкто он и откуда взялся.
СПРОСИ ЕГО
Это Глеба интересовал вопрос, кто такой Завря и откуда взялся. Для Ивасика такого вопроса не было. Кто такой Завря? Да Завря же! Как ГлебГлеб, а ЛиляЛиля. Откуда Завря взялся? Да из молнии же, конечно! Ивасика только интересовало, почему из молнии получаются такие разные вещи: и ветки с листиками, и камень, из которого потом вылу- пилоя Завря.
Главное же, что занимало Ивасика, как бы кто не обидел его любимца. В школе Ивасик вообще сидел как на иголкахведь Завря без него оставался несколько часов, мало ли что может случиться за это время! Конечно, бабушка Нина приглядывала за Ивасикиным любимцем. Л вернее, Завря и сам не отходил от Нины, таскал ей тапки, подавал что нужно по хозяйству, и это тоже Ивасику трудно было сносить, потому что он хотел быть самым главным и любимым существом для Заври.
Они даже играли, честное слово, бабушка Нина и Завря. Нина идет со стопкой тарелок, Завря выныривает из-за двери, хватает Нину за ноги, сам же подхватывает и тарелки, и бабушку, а она, вместо того чтобы рассердиться, только пальцем стучит по лбумол, дуралей и есть дуралей.
Ну, погоди, заяц!говорит она.Ну, погоди, я тебя подловлю!
И в самом деле, «подловила». Завря шел как будто бы и далеко от нее, и Нина на него не смотрела, как вдруг Завря полетел кувыркомоказывается, Нина подцепила его сзади за ногу шваброй. Завря свистит и бабушка хохочет, а Ивасик сердится:
Что стар, что мал,ворчит он.Плохо ведешь себя, мой дорогой,пеняет он Завре.Придется с тобой не разговаривать. Полчаса.