Мамины губы крепко сжаты. Потом она, не вытерпев, начинает смеяться:
Ну что ты на меня смотришь, как на загнувшийся блокнот?
Мама.
Ну ладно, ладно. Знаю.
* * *
Ала говорит, что единственный способ избавиться от странностейпостоянно оставаться подключенным. У меня в системе около тысячи друзей. Мало, потому и говорю, что я отсталаянаверное, безнадежно. Так вот. Друзья. Я вижу, как они одеваются, умываются, крутятся в ускорителях, делают покупки в магазине, учатся и конструируют. Мы разговариваем обо всем, комментируем новости, исследуем созвездия и путешествуем. Занимаемся спортом. Случается и посмеяться. Иногда хохочем до упаду. На прошлой неделе Рокас только с третьего раза сумел вылезти из душевой. Не знаю, что с ним сделалось, но он ухитрился поскользнуться и выронить блокнот. В первый раз ему подвернулось под руку полотенце, за которое он, зашатавшись, ухватился, а когда вставалвыронил блокнот, и тот скрылся в пене. Блокноты у нас водонепроницаемые, но все равно он растяпа. Что поделаешь. Мы становимся все более неуклюжими. Как объяснила наша учительница здоровья, это связано с некоторыми несовершенствами мозга и тела. Но скоро для нас изготовят специальные микросхемы, которые помогут сформироваться новым ощущениям равновесия. И не над чем здесь смеяться, когда кто-то поскользнется на мокрых плитках. А вообще мыться в душе становится опасно. Лучше уж использовать защиту.
Я уверена, у меня с равновесием полный порядок, потому что я бегаю. Никому не хвастаюсь, даже Але, но, думаю, она догадывается. И завидует. Один раз сказала:
Не понимаю, как другие еще могут бегать. У меня в голове начинает шуметь и в ушах звенит.
Раньше все бегали, ответила ей то, что слышала от мамы.
Во времена динозавров.
Трудно понять, весело Але от этого или грустно.
Моя мама на дереве сидела, еще похвасталась я.
Не ври. Ала мне не поверила.
Но, наверное, ей хотелось сказать, что просто моя мама выламывалась.
Я и сейчас бегу. Несколько кругов вокруг стадиона. Мама напомнила, чтобы я взяла с собой защиту, но мне в ней не очень удобно. Бросаю шлем, наколенники и налокотники рядом с дорожкой и бегу. Таких, как я, мало, может, еще один или два. Мне нравится бегать еще и потому, что в это время голова по-другому работает. И я чувствую себя смелой. Придумываю всякие странные вопросы и ответы, совершенно не связанные с моей жизнью. Когда я дома, я себе таких вопросов не задаю, потому что это называется напрасно тратить время. Бегаю и потому, что тогда чувствую себя как Ина, которая еще ходит в школу. Как-нибудь схожу с Иной в ее школу. Только ради запахов. Обязательно. Вижу Алу. Торчит передо мной в белой майке, с растрепанными кудрями и не переставая жует свою резинку без сахара. Зубы у нее безупречные, но она жить не может без этой резинки. Когда бегу, я смелая, поэтому решаю подразнить Алу:
Не поверишья собираюсь влезть на дерево.
Ну так вперед. Она мне не верит.
Сама увидишь. Шестой круг заканчиваю.
Который?
Она провожает меня глазами и ни на вот столечко не веритпо ней видно. Я немного волнуюсь, но бег помогает расслабиться, и я точно знаю, что сделаю это.
Залезу.
В городе находить деревья все труднее, но на стадионе, к счастью, они еще есть. Я присмотрела два, у которых нижние ветки растут не слишком высоко.
Ты правда залезешь? Ала видит, что я не шучу. А ты всегда такая румяная, когда бегаешь? спрашивает она.
На бегу я дышу по-другому, и Ала это замечает. И румянца у нас такого не бывает, когда крутимся в ускорителе.
Похоже на то. Только ради этого уже стоит побегать, говорю ей и, вместо того чтобы рассказать про странные мысли, ради которых тоже стоит бегать, прибавляю: Клянусь макбуками предков.
Наши родители и деды верили, что без Бога они ничто, потому и божились. Мы были бы ничем без блокнотов. Без системы и без блокнотов нас бы вообще не было. Когда я бегаю, эта мысль становится смешной. Шестой круг. На бегу присматриваю себе дерево, пытаюсь вспомнить его название. Нет, не помню. Нижняя ветка сломана, но и обломка достаточно, чтобы ухватиться. Другие ветки толстые и крепкие, для моего весав самый раз. Сбавляю скорость. Еще несколько шагов, и
Эй. Ала выдувает пузырь мне в лицо. Я сейчас
Смотри, перебиваю ее, потому что к шестому кругу совсем осмелела.
С разбега бросаюсь к дереву. Ускорение. Главноеускорение. Не останавливаться, а то меня откинет назад и я потеряю равновесие. Вцепляюсь в ветку будто клещами, левой ногой упираясь в ствол. Теперь подтянуться, напрягая мышцы, и наверх. Я не останавливалась, запрограммировала себя положительно, поэтому дерево не сковывает мне руки, голова не кружится от всей этой листвы, как в первые разы, всплеск адреналина подстегивает, и я цепляюсь за другие ветки.
Одноклассник рассказывал, что, когда он однажды лез на дерево, его вырвало. Неуклюже ползу вверх и все думаю про маму, которая в детстве свободно лазила по деревьям, может, потому меня и не тошнит. Ноги уже на нижних ветвях, за которые я только что цеплялась, правой рукой я ухватилась за тонкую ветку прямо перед носом, левой за ствол. Я на дереве не в первый и не во второй раз, но чувствую себя неуверенно, мне бы сейчас третью рукубыло бы лучше.
Все это и говорю Але, потому что она не перестает визжать:
Клянусь блокнотом! Мне и смотреть-то на тебя тошно! Хорошо, что ты в длинных штанах, а то полный был бы трындец!
Я бы очень хотела надеть короткие шорты и голенью обвить ствол. Но это неприлично и негигиенично. Меня увидели Томас с Олегасоми тоже завизжали. Показывают, как у них волосы дыбом встают. Ой, только не умирайте.
Где твое сообщение, Грита? слышу я.
Лица Алы и Олегаса светятся в блокноте лазерными блинами. Уже и другие глазеют. Быстро все отреагировали, еще бытакое событие.
Приходите ко мне на дерево.
Что?
Приходите ко мне на деревовот мое сообщение.
А серьезно?
Я серьезно.
На другой день все только об этом и говорят, но я в разговоры не вступаю. Думаю о живом дереве. Мне давно надоело смотреть, как я лезу, но несколько сотен друзей видят это и продолжают комментировать.
Как тебе удалось? Рокас на плитках и то поскользнулся.
Она же бегает.
Бегает? Но ведь
Ты каждый день бегаешь?
Смотри, Грита на дереве.
И так далее, и так далее.
Трындец! Хорошо еще, что одетая.
Мне бы семь карабинов понадобилось.
Ина тоже увидела. На следующее утро.
Это ты на дереве? спрашивает она, подойдя к моему столу.
Ага. Вчера, говорю.
Ина хочет еще посмотреть, но ей некогда.
Ничего себе.
Она радуется, но, даже когда радуется очень сильно, и тогда говорит только «ничего себе». Дети ее возраста используют еще меньше слов, чем мы. Если Ина рядом, я и без слов понимаю, когда она особенно сильно радуется. Раз в неделю Ина с утра измеряет температуру. Сегодня тоже. Мама ее зовет, Ина идет в свою комнату, кладет руку на блокнот и садится напротив. Лазерный луч целится в середину лбана три сантиметра выше переносицы, и в левое запястьенад самой большой жилкой. Все. Тридцать шесть. Ее температура на два градуса выше моей. Ине до температуры никакого дела нет, зато мне интересно. Мама один раз объяснила, откуда такая разница: Ина еще младшая школьница и двигается больше, чем мы. Она похожа на наших предков, но со временем станет такой, как мы. Я тоже прикладываю запястье к блокноту и проверяю свои градусы.
Эй, говорит мама. Сколько сейчас?
Она знает, но все равно спрашивает.
Тридцать шесть и одна, говорю, хотя она и так видит. Я бегала.
От бега у тебя настолько не поднимается. Что ты еще делала? спрашивает мама.
Залезла на дерево.
Помолчав, мама говорит:
Хорошо, что ты мерила в Инином профиле.
А что, это преступление?
Мама вздыхает. Ой, как бы ей сейчас досталось от Алы.
И чего ты достигла? Грита, ты ведь хочешь избавиться от кое-каких недомоганий.
Может быть. Я уже не знаю.
Что сказала учительница?
Чтобы я не перестаралась. Ты же знаешь, теперь нет никаких запретов, только рекомендации.