Я взлетела ввысь. Осязание ослабло, ведь я была закутана в перья. Но видела я все. А слух так обострился, что я слышала дыхание земли. Вернулась я совершенно опустошенной и расплакалась. Чувства были обострены, хотя я уже превратилась обратно. Меня не волновало, что я голая. Мвите пришлось заворачивать меня в рапу, пока я рыдала у него на плече. Впервые в жизни у меня есть способ сбежать. Когда будет слишком тяжело, слишком опасно, я смогу улететь в небо. Оттуда, сверху, видна пустыня, простирающаяся далеко за Джвахиром. Я смогу взлететь так высоко, что даже красный глаз меня не увидит.
В тот день, сидя возле маминого садика, я многое рассказала Мвите. Рассказала мамину историю. Рассказала про пустыню. Про то, как во время обрезания я куда-то перенеслась. И наконец рассказала ему все про красный глаз. Мвиту даже это не смутило. Тут мне стоило бы задуматься, но я была влюблена и беспечна.
Пойти в пустыню предложила я. Он предложил пойти туда этой же ночью. Я во второй раз улизнула из дома. Мы несколько миль брели по пескам. Остановились и развели костер. Кругом была тьма. Пустыня не изменилась за шесть лет, прошедших с тех пор, как я ее покинула. Холодная тишина вокруг так умиротворяла, что мы минут десять сидели в молчании. Затем Мвита поворошил костер и сказал:
Я не такой, как ты. Не совсем.
А? Что это значит?
Обычно я позволяю людям думать так, как им хочется. С тобой было так же. Даже когда я узнал тебя ближе. Прошел уже год с тех пор, как я увидел тебя на том дереве.
Давай ближе к делу, нетерпеливо сказала я.
Нет, огрызнулся он. Я буду говорить так, как хочу, Оньесонву, он отвернулся в раздражении. Тебе надо научиться иногда молчать.
Нет, не надо.
Нет, надо.
Я прикусила губу, стараясь сидеть тихо.
Я не совсем как ты, сказал он наконец. Просто послушай, ладно?
Хорошо.
Твою маму ее изнасиловали. Мою нет. Считается, что все дети эву как ты, что на их мать напал мужчина нуру и ему удалось сделать ей ребенка. Ну а моя мама влюбилась в нуру.
Я фыркнула:
Это не тема для шуток.
Так бывает, настаивал он. И да, мы получаемся такими же, как дети изнасилования. Не верь всему, что услышала и прочла.
Ладно, сказала я тихо. Про продолжай.
Тетя говорила, что мама работала в семье нуру и что их сын украдкой с ней разговаривал. Они влюбились, а через год мама забеременела. Когда я родился, все узнали, что я эву. Там, где мы жили, не было налетов, и люди не могли понять, как я получился. Вскоре стало известно о любви моих родителей. Тетя сказала, что кто-то увидел их вместе, когда я только родился, что отец пробрался к маме в шатер. Я никогда не узнаю, кто нас предал нуру или океке.
Пришла толпа, и я снова не знаю, нуру это были или океке. Маму забили камнями. Отца кулаками. А про меня забыли. Тетя, папина сестра, спасла меня. Они с мужем меня вырастили. Смерть моего отца, похоже, оправдала мое существование.
Если отец нуру, то и ребенок тоже. И тетя с дядей воспитали меня в своем доме как нуру. В шесть лет дядя отдал меня в ученики колдуну по имени Даиб. Видимо, я должен его за это поблагодарить. Даиб был известен тем, что часто ходил на вылазки. Дядя сказал, что раньше он был военным. В литературе он тоже разбирался. У него было множество книг и им всем суждено было сгореть.
Мвита замолчал и нахмурился. Я ждала продолжения.
Дяде пришлось умолять Даиба взять меня в ученики потому что я эву. Я это видел, сказал Мвита с отвращением. Он упал перед колдуном на колени. Даиб плюнул в него и сказал, что сделает ему одолжение лишь потому, что знал мою бабку. Я учился из ненависти к Даибу. Я был маленький, а ненавидел как зрелый мужчина на пороге старости.
Дядя так сильно умолял и унижался не без причины. Он хотел, чтобы я мог защитить себя. Знал, что в будущем мне трудно придется. Жизнь шла своим чередом, несколько лет все было даже хорошо. Пока мне не исполнилось одиннадцать. Четыре года назад. В городах снова начались погромы, они быстро докатились и до нашей деревни.
Океке мстили. И опять, как и раньше, они были в меньшинстве и хуже вооружены. Но в моей деревне они лютовали. Наш дом взяли штурмом, убили дядю и тетю. Позже я узнал, что они охотились за Даибом и всеми, кто был с ним как-то связан. Я говорил, что Даиб был военным, но дело было не только в этом. Судя по всему, он славился жестокостью. Тетю и дядю убили из-за него из-за того, что он меня учил.
Даиб научил меня становиться незаметным. Так я спасся. Убежал в пустыню, продрожал там сутки. Бунт со временем подавили, убив всех океке в деревне. Я пошел домой к Даибу, надеясь найти его труп, но нашел кое-что другое. Посреди наполовину сожженного дома лежала одежда, в которой я видел его в последний раз. Лежала так, как будто он растворился в воздухе. А окно было открыто.
Я собрал что мог и пошел на восток. Я знал, как ко мне будут относиться. И надеялся найти красных людей племя, не принадлежащее ни народу океке, ни народу нуру, живущее где-то в пустыне посреди гигантской песчаной бури. Говорят, красные люди владеют невероятной магией. Я был маленьким, и я был в отчаянии. Красные люди это миф.
Я зарабатывал по дороге дурацкими колдовскими фокусами: заставлял кукол петь, детишек летать и так далее. Люди и нуру, и океке спокойнее воспринимают эву, когда те валяют дурака, пляшут или показывают фокусы, главное не смотреть им в глаза и уходить сразу после выступления. То, что я оказался здесь, чистое везение.
Мвита замолчал, а я сидела не шевелясь. Интересно, далеко ли деревня Мвиты от руин маминой деревни.
Мне жаль, сказала я. Мне жалко всех нас.
Он помотал головой.
Не надо нас жалеть. Это все равно что жалеть, что ты есть.
А я жалею.
Не обесценивай испытания и победы, выпавшие на долю твоей мамы, мрачно сказал Мвита.
Я прищелкнула языком и отвернулась, обхватив себя руками.
Ты хотела бы не быть здесь сейчас?
Я ничего не ответила. Его отец хотя бы не был зверем.
Жизнь не так проста, сказал он. И улыбнулся: Особенно для эшу.
Ты не эшу.
Ну тогда для всех нас.
Глава восьмаяЛожь
Через полтора года я случайно подслушала разговор двух проходивших мимо мальчиков лет семнадцати. У одного были синяки на лице и перевязанная рука. Я читала книгу, сидя под деревом ироко.
Тебе словно на голову наступили, сказал здоровый мальчик.
Еще бы. Я еле иду.
Говорю тебе, он злой, но не настоящий колдун.
О нет, Аро настоящий колдун, сказал раненый. Злой, но настоящий.
Услышав имя, вскользь упомянутое в ночь моего обряда одиннадцатого года, я навострила уши.
Из всех нас, наверное, только тот эву способен постичь Великие тайные сущности, продолжал раненый мальчик со слезами на глазах. Но какой в этом смысл. Нужна чистая кровь
Я вскочила и ушла. Ум туманила ярость. Я сердито обошла базар, книжный дом, даже сходила к себе домой. Мвиты не было. Я не знала, где он живет. Это разозлило меня еще сильнее. Выйдя из дома, я увидела его на дороге. Подбежала к нему и едва удержалась, чтобы не врезать по лицу.
Почему ты мне не сказал? крикнула я.
Не наскакивай на меня, буркнул он. Сама ведь знаешь.
Я горько усмехнулась.
Я ничего о тебе не знаю.
Я серьезно говорю, Оньесонву, предостерег он.
Мне плевать, что ты там говоришь! кричала я.
Что в тебя вселилось, женщина?
Что тебе известно о Великих тайных сущностях? А? сама я понятия не имела, что это такое, но от меня их утаили, и теперь я желала знать о них все. И и об Аро? Почему ты не я так злилась, что воздуха не хватало. Я стала задыхаться. Ты ты лгун! визжала я. Как теперь тебе доверять?!
Тут Мвита отступил назад. Я перешла черту. Я продолжала кричать:
Мне пришлось подслушивать этих мальчишек! Двух никудышных идиотов! Я больше не смогу тебе доверять!
Он не станет тебя учить, с горечью сказал Мвита, разведя руками.
Что? осеклась я. Почему?
Хочешь знать? Хорошо, я скажу. Он не будет тебя учить, потому что ты девочка, ты женщина! Ну что, довольна? он кричал на меня, а в глазах стояли слезы ярости. Он хлопнул рукой по моему животу: Из-за того, что у тебя здесь! Ты можешь давать жизнь, а когда состаришься, этот дар превратится в нечто еще более могучее, опасное и зыбкое!