Он ухмыльнулся, дуло пистолета по-прежнему смотрело на меня, сливаясь с его самодовольным выражением лица в какую-то бесформенную массу. Я потряс головой, снимая с себя оцепенение. Было реально очень страшно.
Ты все равно умрешь через минуту, так что скажу тебе, ладно. Там стержень из кобальта. Фонит о-го-го как. Завтра, в 15-00, как будет это идиотское шествие людей с портретами, на них рухнет отсюда облако радиоактивной пыли. Здорово я придумал? и вновь ухмыльнулся.
Злата, кажется, уже перестала дышать, вся её блузка и махровый палас под ней были буро-красные.
Не уверен, как можно более равнодушно сказал я. Не уверен, что рванет как надо, не уверен, что стержень твой взрывчатка испепелит в мелкую радиоактивную пыль, чтобы её переносило воздухом, не уверен, что энергия взрыва и обломки уйдут наружу, а не останутся здесь в номере. Думаю, всего несколько обломков будет, ну пофонят здесь немного и их заберут для утилизации. Слабовато, не впечатляет, если честно. Вопросзачем? Зачем надо было убивать трёх людей и пытаться убить ещё несколько тысяч?
Он смотрел на меня взглядом убийцыя знаю этот отрешенный и доверительный взгляд, взгляд того, кто убил однажды и готов убивать дальше, или того, кто предал однажды и готов предавать дальшетаких людей никто и ничто в этом мире не изменит.
Кто ты вообще такой? спросил он, наконец. ФСБ, ГРУ, ФСО или просто мент? На фига ты вообще в это ввязался? Ты же только с ней пришёл, я слышал через дверь, с вами нет группы захвата, ОМОНа и прочей швали. Вы что, вместе с этой телкой, в войнушку играете, чтоли? Ну-ка, осторожненько, двумя пальцами правой руки, достань и брось мне свой портмоне, живо!
Я медленно сделал это, и, не сводя с меня глаз, он пролистнул все отделения моего бумажника.
Так, сказал он, рассматриваю мою визитку. Шмелев Максим Николаевич, менеджер по продажам. И что? А удостоверение сотрудника спецслужбгде оно?
Его нету, я развёл руками, следя за его реакцией. Работаю в частном порядке. Она, я сделал движение рукой, указывая на безжизненное тело Златы, думаю, тоже так. Поэтому повторяю свой вопрос: зачем ты хочешь это сделать? Неужели не жалко людей, что завтра пойдут здесь, все красивые и нарядные, неся
Дурацкие палки с рожами своих неполноценных дедок и бабок? И кто эти все людикаловые массы, как недавно сказал один банкир, из Сбербанка, кажется. Да и кому они нужнытем, кто жирует здесь рядом в квартирах за лимон баксов, отгородившись от них своими охранами да мигалками? Тем, кто каждый день имеет шлюх, вроде этой, в номерах крутых отелей, жрет икру и запивает ее икс-ошным коньяком, а потом тащится на мерсе с блатным номером на Охотный Ряд изображать, что блюдёт волю избирателей? Или, вот ещё, тому, кто крадет их мизерные пенсии, сидя в своей роскошной хате на Рублевке или Новой Риге, тыкая пальцем в экран последнего АйФона и перебрасывая бабло в офшор для покупки себе нового бизнесджета? Неа! Да никому из власть держащих они не нужны. А я сделаю так, что они сгорят на глазах всего мира! И все, что имеют для себя эти вышестоящие твари, станет уже никому не нужно. Их прущая изо всех щелей самодозволенность и наглость власти лопнет, лопнет вместе с этим поганым городом от одной радиоактивной инъекции!
Ну, то есть ты этакий врач, лечащий всех нас облучением, типа все наше больное общество! Да, круто придумал, я говорил с надрывом, поражённый его словами. А ты вообще знаешь, что бывает от воздействия радиоактивного кобальта? Вначале хриплый, непрекращающийся кашель, потом ужасная рвота, будут разрушаться все органы, и, наконец, лёгкие заполнятся кровью и наступит мучительная смерть. Ты бы такого хотел для себя, а, придурок? и на этих словах я глянул не на него, по прежнему целящего в меня из пистолета, а на Злату, которая вдруг, на последнем издыхании, пришла в себя. Она смотрела в упор, как будто стараясь поймать мой взгляд, а пальцы на ее руке, там, где было то красивое кольцо, сложились в комбинацию, напоминавшую латинскую V.
Ладно, сказал Лозинский, хватит тут нам болтать. Времени мало, а дел у меня еще много. Все равно ни за тобой, ни за этой блядью издыхающей, никто не придёт, положу вас прямо возле бомбы, чтобы даже от тел ничего не осталось. А там....
За десять секунд, пока он это говорил, я, наконец, осознал все ситуацию. Девушка, умирая, показала мне цифру 2, и я сообразил, что это значит. Вроде пистолет это ПМ, даже с заводским глушаком. Неужели она показывает число выстрелов, а их уже было 2, значит, она положила всего 2 патрона в обойму!
И, напрягая все мышцы, я камнем бросился через весь номер к двери, туда, где сидел этот террорист-одиночка, ожидая в любое мгновение ослепительной вспышки перед глазами, а потом, не знаю чего: яркого света, встречи с теми, кто шлёт звучащий в голове сигнал, или же просто забвения.
За эти пару секунд он успел нажать на курок только один раз и удивленно, непонимающе, глянуть на пистолет, почему нет выстрела. А в следующее мгновение я ногами и руками врезался в него, опрокидывая кресло, где он сидел, навзничь. Коленями я ударил ему в корпус, одновременно кулаками сокрушая голову. От резкого движения он не успел сгруппироваться и затылком ударился со всего маху в стену, я услышал ужасающий треск костей шеи. Он умер в тот же момент, когда спинка кресла коснулась ковра.
Я поднялся с его мертвого тела, глядя прямо в остекленевшие зрачки. Все было как в тумане, я понимал, что все кончено, но тихий стон девушки вновь вывел меня из оцепенения. Я подошёл к ней и увидел, как жизнь буквально гаснет в её прекрасных жгуче-чёрных глазах. Я так никогда и не узнал ничего про неё: как она родилась в богатой номенклатурной семье в одной из бывших южных республик Союза, как после распада страны лишилась почти всего и уехала учиться в Москву, как ещё совсем юной девочкой жила с бизнесменом, погибшим в лихие 90-ые при разделе собственности, как стала потом содержанкой у бандитов с Рублевки, как, перестав соответствовать их запросам по молодости и доступности тела, стала подрабатывать эскортом в лучших гостиницах Москвы. Именно там, в номере Шератона, буквально в момент оказания своих интимных услуг одному из клиентов, чуждый зов впервые ворвался ей в затылок:
Он планирует страшное, его надо убить, надолго впечаталось в её сознании, и повторялось в течении почти месяца, до этого самого решающего дня. Тем клиентом как раз и был начинающий адвокатишка средних лет Дмитрий Лозинский, для показа своей важности и значимости даже давший ей свою визитку, в которой он, правда, числился всего лишь помощником юриста.
Ничего себе карьеру сделал, учитывая возраст гораздо выше среднего! подумала она тогда насмешливо, хотя деньги за проведённую ночь он выплатил, посетовав, правда, что за такую сумму она могла быть и пострастнее. Она не понимала, почему слышит голос в отношении именно этого человека. Но в такие моменты вдруг начинало нагреваться на пальце её кольцоподарок отца и наследство его отдаленного предка, русского живописца-баталиста. Папа подарил ей перстень в день окончания школы, вместе с историей про людей, которые слышат таинственный небесный глас, а через несколько дней безвременно ушёл в небытие.
Потом Злата еще несколько раз встретилась с этим адвокатом, благо, её услуги он готов был пользовать регулярно, даже начал считать её своей девушкой, пару раз устраивал сцены ревности. Она спокойно терпела, изображала страсть, и пыталась выяснить, что же он собирается сделать. И только два дня назад, когда он вырубился после трех рюмок водки и бурного секса (а на самом деле, очень слабенького), она, осмотрев его вещи, среди судебных бумаг нашла отдельно лежавший, нарисованный от руки корявый чертеж странного устройства, на деталях которого было написано «С4». А когда Лозинский сказал ей, что хочет устроить 8 мая прощальный вечер и уезжает, она, в очередной раз услышала голос:
Пора, решайся, сделай это! и, почувствовав теплоту перстня, позаимствовала у ещё одного своего постоянного клиента, бывшего бандита, пистолет Макарова с глушителем.
Я мог, глядя сквозь её уходящее сознание, только предположить, как все там было: может быть, она, ошарашенная нашей неожиданной встречей, двигалась не слишком быстро, а Лозинский, услышал случайно, ожидая её под дверью, наш разговор. Она не успела выстрелить в подонка, Дима перехватил её руки и первый её выстрел ушёл в сторону, вон в тот край роскошной дубовой кровати, где виднеется дыра, а потом он, пользуясь своей физической силой, направил ствол ей в живот. Но теперь он лежал у входа мёртвый, и она медленно уходила, продолжая глядеть на меня в упор затуманенным, но спокойным взором. Злата ещё успела, протянув мне руку, пошевелить тонкими наманикюренными пальцами, указывая мне на кольцо, и тихо прошептать: