И знаете, я нисколько не пожалел о том прогуле. Этот день был глотком свободы в серые однообразные будни. Я гулял в парке возле МГУ, наслаждаясь лучами солнца, которых мне так недоставало, и щебетанием птиц. Безусловно, прозвучит некрасиво, возможно даже криминально, но еще большие удовлетворение и радость мне доставляло осознание того, что кто-то из знакомых в данный момент сидит в душных аудиториях, слушая нудные лекции. И им остается только мечтать о такой свободе. А потом мы со Светкой снова встретились и поехали к ней. У соседок до вечера были занятия и консультации для сдачи разных контрольных мероприятий, которые они провалили в течение семестра. И мы впервые за долгое время занялись любовью, долгой, страстной, громкой. В перерыве между этими «занятиями» Света накормила меня вкусным домашним обедом, по которому я очень соскучился. Вечером поехали на Воробьевы горы любоваться закатом. День прошел просто великолепно! Домой вернулся ближе к ночи, немного уставший, но неописуемо счастливый.
Первого мая, рано утром, несмотря на дождь, возле Дома студента на проспекте Вернадского собралась почти вся Светина группа. Оттуда они организованно поехали на вокзал, где сели на электричку и также организованно поехали на дачу к их товарищу-москвичу. Я же весь тот день из-за непогоды провалялся в постели, просматривая вместе с соседями на компьютере фильмы и лениво потягивая пивко. Ночью крепко спал. А на следующий день поехал на вокзал встречать свою ненаглядную. Она отделилась от толпы, преодолевающей турникеты, и подошла ко мне. Вид был уставшим. Глаза выдавали бессонную ночь. Но подруга улыбалась вполне довольной улыбкой.
Вновь наступили трудовые будни.
Олег, обратился ко мне мастер в первый же день после Первомайских праздников, пойдем со мной. Поможешь перетащить стальной лист.
То была почти плиталист толщиной примерно сантиметр, с габаритами метр на два. Сперва мы поставили его на ребро, а потом стали поднимать. Выяснилось, что, ввиду моего довольно высокого роста и слишком маленького роста мастера, если я выпрямлялся полностью, то лист начинал соскальзывать с рук, будучи наклоненным под углом к земле. Пришлось мне пригибаться во время переноски, чтобы лист был параллельно земле. Донесли мы его до нужного станка, положили на землю.
Все, спасибо, буркнул мастер себе под нос.
Отпустив лист, я стал распрямляться но не смог. Ощущение было, будто мне согнутый лом в спину вставили. Попытался еще раз, но снова тщетно. Испугался. Стал снова, только очень медленно, разгибать спину. В пояснице разгорелось адское пламя невыносимой боли. Окончательно разогнулся, но боль никуда не ушла и даже не собиралась. Возможно, стоило сразу же сходить к врачу, но я этого не сделал. Промучился до конца дня. Наутро не знал, как встать с постели, ибо спина не гнулась вообще. Пройдет немало времени до тех пор, пока боль утихнет, а позвоночник вернет прежнюю пластичность.
Девятого мая, в День Победы, мы встретились со Светой и поехали на Красную площадь. Такой концентрации людей в определенном месте я прежде никогда не видел. Все веселились. Старики-ветераны, коих оставалось на тот момент уже мало, забыли на один день в году о своем бедном, униженном существовании и гордо ходили в старых кителях, увешанных орденами и медалями, и принимали поздравления и слова благодарности от абсолютно незнакомых людей. Дети бегали в пилотках военного образца и с трехцветными флажками в руках. Повсюду звучали старые добрые песни сороковых-пятидесятых годов. В груди возникло чувство, заставляющее сердце выпрыгивать из груди и выдавливающее слезы радости из глаз, гордость. Гордость за свою страну. Гордость за то, что я родился здесь. Гордость за великих предков, не раз совершавших подвиги, казавшиеся невыполнимыми. Гордость за то, что я потомок этих великих людей. Возможно, именно тогда я полюбил этот светлый праздник сильнее всех остальных.
В том семестре я здорово взялся за учебу с самого начала, и это принесло свои плоды. К концу мая уже закрыл досрочно зачетную неделю и готовился сдавать экзамены. Света тоже собиралась закрыть сессию в начале июня. Мы практически не виделись в тот период, но это делалось во благо обоих.
В числе первых студентов я сдавал высшую математику. Спироногов был настолько приятно удивлен моими успехами по его предмету в этом семестре, что не стал задавать дополнительных вопросов после того, как я отчитался по билету. Он просто взял «зачетку» и поставил «отл». От счастья даже голова немного закружилась.
Я поставил перед собой цель закрыть сессию в первой половине июня и стремительно шел к ней, не обращая внимания на усталость. В то время, как моя успеваемость улучшалась, у моих соседей она снижалась. Юра особенно сильно расслабился и нахватал «хвостов» по домашним заданиям и контрольным. Рудольф последовал его примеру, только объем задолженностей был меньше.
Последний предмет, который я сдавал, был «теоретическая механика». Преподавала сию науку престарелая женщина. Она была строга, как надзиратель в исправительно-трудовом лагере. Тем не менее, потратив полтора часа на сдачу, я все же получил четверку. Из кабинета вышел выжатым, как лимон. Было ощущение, что похудел за эти полтора часа допроса с пристрастием на пару килограмм. Лишь только когда пришел в свою комнату и лег на койку, осознал, что это был последний экзамен, а впереди меня ожидали два с половиной месяца отдыха и безделья. И я рассмеялся, будучи один во всем блоке. Глаза стали влажными от счастья. В тот вечер мы с Юрой и Рудольфом хорошо посидели и отметили мое закрытие сессии.
Так получилось, что в этот раз я «отстрелялся» раньше Светки. Но не намного. Через пару дней после моей теоретической механики она сдала последний экзамен, а еще через пару дней мы сели на поезд и уехали прочь из Москвы, которая только начинала раскаляться под июньским солнцем.
Каково же было мое удивление, когда я узнал, что Костя на следующий день после нашего со Светой приезда собрался уезжать в Москву. Я и забыл про ту пьяную беседу о его переводе в столичный ВУЗ. Вот только парень настроился очень серьезно. Причем переводиться хотел не куда-нибудь, а именно к нам в «Бауманку».
Почему именно туда?
Потому что самый сложный университет. И поступить туда для меня нереально, как некоторые считают.
Вот именно
И ты думаешь, что я слишком тупой?! завелся друг. Был он бледен, но на щеках тотчас появился румянец.
Костян, нет, конечно. Чего ты сразу бросаешься на меня?
Я всем докажу, что могу многого добиться, с нескрываемой злостью произнес друг. Надоело сидеть в этой дыре!
Просто не узнавал его. За прошедшие полгода он изменился, стал более агрессивным.
Ты почему мне ничего не говорил? возмутился я. Целый семестр молчал.
И что бы ты сделал?
Узнал бы все, что и как. Выслал бы книги какие-нибудь для подготовки.
У тебя и так проблем там хватает, теперь интонация резко изменилась и стала доброй, с нотками заботы. Еще мои перевешивать Я сам звонил, узнавал все.
Для тебя уж сделал бы все, что угодно. И узнал бы все, что нужно.
Да перестань. У меня что, рук нет? Сам могу набрать номер и узнать все.
И он уехал. Мы же со Светой каждый день с обеда и до ночи проводили вместе: ездили на пляж позагорать и покупаться, гуляли, сидели в летних кафе, подолгу потягивая сок или поедая мороженое, посещали кинотеатр, где билеты стоили сущие копейки. Почти каждый день мы теперь занимались любовью. И были счастливы.
Костя вернулся из столицы в августе. Бледность не прошла, под глазами выделялись темные круги. Я подумал, что это из-за переутомления.
Ну что? нетерпеливо спросил я при нашей первой после поездки встрече. Мы сидели в кафе и пили пиво.
Красивая она, Бауманка, сказал друг и загадочно улыбнулся.
Братух, не тяни кота за
Он рассмеялся, я же ерзал на стуле и нервничал.
Перед тобой сидит студент второго курса МГТУ имени Баумана.
Теперь рассмеялся я, следом и он еще сильнее. Я обхватил руками его голову, а он мою. Прижались лбами и продолжали смеяться. Посетители и персонал недоумевающе смотрели на нас.
Теперь нас будет двое! Мы просто взорвем этот хренов ВУЗ! Теперь мы горы свернем!