И не сомневайся! Свернем! согласился я.
Каждый вечер мы встречались втроем: я, Света и Костя. Иногда еще кто-то изъявлял желание присоединиться к нам, но чаще нас было трое. Нашим самым излюбленным местом стал бар «Jazzz», где местные джаз-банды по вечерам всегда играли известные композиции Гленна Миллера, Френка Синатры, Луи Армстронга и Джорджа Гершвина. Мы отдыхали, выпивали и наслаждались обществом друг друга. Нам было хорошо. Только Костя зачастую о чем-то задумывался. В такие моменты его взгляд обволакивала дымка. Он становился хмурым, но едва его что-то спрашивали, как он тут же встряхивал головой, словно приходил в себя после сильного удара. Однажды он пил пиво. Рука вдруг дернулась, пальцы разжались, и бокал упал на стол, облив напитком все его штаны. Мы тогда только посмеялись, причем громче всех именно он.
Лето пролетело и закончилось. Теперь мы уезжали на учебу втроем.
Костю поселили с двумя первокурсниками на четвертом этаже в то же общежитие, где проживал я. Он поступил на кафедру «Металлорежущие станки». С этого учебного года мы на заводе больше не работали, теперь все время уделялось исключительно учебе. Юра, как я узнал, с «хвостами» окончательно так и не расправился. В конце сентября его отчислили. Это шокировало нас с Рудольфом. На прощание мы с Юркой напились до беспамятства. Но просто так он сдаваться не собирался: обещал в следующем году восстановиться, если в армию не заберут. Когда наш друг съехал из комнаты, мы с Дольфом остались вдвоем. Стало сразу как-то пусто и холодно. Безусловно, чаще всего весельешутки, смех и забавные историиисходили именно от Юры. Но время шло дальше. Каждый день мы с Костей коротали вечера у меня в комнате, делая домашние задания. Однажды он склонился над ватманом и усердно выводил линии какого-то механизма. Я спросил у него:
Ну как тебе здесь? Нравится? Не жалеешь, что перевелся?
Нет, что ты, оторвавшись от черчения, ответил он и посмотрел с какой-то детской радостью в глазах. Мне нравится, Олег. Я жургось руж гор-жусь, наконец, выговорил по слогам, тем, что учусь здесь. И родители гор-дят-ся.
Я улыбнулся, а в душу закралась какая-то тревога.
Каждую субботу мыя, Света и Костясобирались вместе и сидели либо у меня, либо у Кости или ехали куда-нибудь. Счастливая троица. Именно так прозвал нас Костик. И это была чистая правда. Вот только недолго суждено было нам радоваться
Мы только приехали в институт. И у меня, и у Кости пары начинались днем. Был сырой темный ноябрьский день. Пообедали, потом пошли в сторону нашего деканата. И когда проходили мимо приемной комиссии, это произошло Мой друг остановился. Я посмотрел на него.
Ты чего? недоуменно задал вопрос.
А потом увидел, что глаза его стали двумя стекляшками. Они начали закатываться кверху, а Костяпадать вперед. Я подхватил его и ощутил, как того бьет в судорогах. Вокруг стали скапливаться бестолковые зеваки. Я сел на пол, положив голову друга себе на колени.
Врача вызывайте! крикнул, а сам лихорадочно пытался вспомнить приемы оказания первой медицинской помощи. Вспомнил только о том, что нужно что-то вставить в рот, чтобы больной не откусил себе язык.
Из своих джинсов вытащил ремень. Расцепил другу челюсти и засунул его между зубами. Липкое ощущение, что я делаю что-то неправильно, не покидало меня. Мысленно молился, чтобы Всевышний помог и избавил Костю от этих ужасных судорог. Спустя какое-то время, показавшееся мне вечностью, он перевернулся на бок, и содержимое его желудка оказалось на моих ногах. Судороги прекратились. Тем не менее, я продолжал крепко обнимать друга. Дыхание его стало свистящим и прерывистым. Глаза приоткрылись, но смотрел он куда-то глубоко в себя. Мне было страшно. Только сейчас заметил, что во время припадка Костя обмочил свои штаны. И от вида большого пятна, расплывшегося по штанинам, мне стало уже не просто страшно, а жутко. Постепенно взгляд стал проясняться. Наконец, друг полностью пришел в себя. Он приподнялся на локте и огляделся кругом.
Ты как? поинтересовался я и следом задал другой вопрос: Что это было?
Я не знаю, Костя растеряно посмотрел на меня. Голова резко разболелась. Словно гвозди в нее начали забивать. А потом не помню.
Он посмотрел на пятна рвоты на моих штанах и тихо произнес:
Блин. Прости.
Да хрен с ними.
Друг уселся, обхватив голову руками.
Как ты?
Башка болит невыносимо.
Сейчас «скорая» приедет.
Он просто неподвижно сидел.
Какой-то преподаватель разогнал всех любопытных студентов, когда приступ закончился. Теперь мы сидели в опустевшем темном коридоре. Меня трясло от нервного напряжения.
В больницу я поехал вместе с Костей. Карета «скорой» подъехала к старому зданию в центре города. То был институт нейрохирургии имени Бурденко. Еще в машине врач сказал, что нам повезловезут моего друга в одну из лучших клиник Москвы. Костя уже оклемался и мог передвигаться сам.
Сидя в приемном покое в ожидании врача, мы некоторое время молчали. Аромат от нас исходил просто «отменный».
Я никому не говорил раньше, начал рассказывать Костик. У меня головные боли давно уже. Таблетки не помогали в последнее время.
Почему молчал?
Он лишь неопределенно пожал плечами.
В поликлинику почему не обратился?
Думал, так пройдет. Обойдется все.
Обошлось, мрачно сказал я, с укором в голосе.
У меня по утрам тошнота бывала сильная. Голова раскалывалась просто. Потом проблююсьболь стихает сразу. Пару раз приходилось пальцы в рот засовывать, чтобы от боли избавиться.
Я просто молча смотрел на него, ошарашенный этим признанием. Хотел было задать новый вопрос, но тут пришел врачседой мужчина в аккуратных очках с золотистой оправой.
Поезжай домой, Олег, сказал Костя.
Ноначал было возражать я.
Это лучшее решение, поддержал его врач. Вы сможете переодеться и потом привезти вашему другу домашние вещи и средства личной гигиены. Раз такие приступы происходятдомой он в ближайшие дни не поедет. Нужно пройти полный курс диагностики.
Охранник на выходе объяснил, как добраться до станции метро «Маяковская», брезгливо посмотрев на мои грязные джинсы. Я удалился.
Дома переоделся в спортивный костюм, ибо других джинсов у меня не было. Потом спустился на четвертый этаж. Постучал в дверь, но соседей Кости дома не оказалось. Тогда зашел к коменданту. Объяснил ей всю ситуацию, и она тут же бросила все дела, взяла запасной ключ от комнаты и пошла со мной. Я сложил в пакет футболку и хлопковые штаны, в которых мой друг ходил по общежитию. Так же сложил тапки, о которых непременно забыл бы, если бы комендант не напомнила. Подошел к Костиной тумбочке. В отдельный маленький пакетик сложил зубную щетку и пасту. Бритву решил пока не передавать. В ящике, помимо предметов гигиены, обнаружил несколько пачек «Пенталгина», «Темпалгина» и «Цитрамона». От вида такого количества таблеток внутри все сжалось и похолодело.
Еще раз осмотрел комнату и быстро ретировался, поблагодарив коменданта за помощь. Вновь поехал в больницу.
К Косте меня не пустили. Однако сердобольная бабулька-вахтерша согласилась передать ему пакет с вещами. С улицы набрал номер друга, но его телефон оказался выключен. Нервы никак не успокаивались. В институт ехать в таком состоянии смысла не быловсе равно ничего не усвоил бы. Домой возвращаться тоже не хотелось. Я ходил по улице взад-вперед. Наконец, позвонил Свете. Вкратце рассказал ей все, что произошло. Она пообещала сейчас же приехать, но я отговорил ее, сказав, что к Косте все равно не пускают. Походил еще сколько-то времени, а потом понадеялся, что Костя сам позвонит, как сможет, и поехал в общежитие. Несколько раз звонила Света. Она тоже нервничала из-за всей этой истории. Наверное, я бы выкурил целый блок сигарет за прошедшие часы с момента госпитализации друга, если бы имел вредную привычку. Не находил себе места.
Наконец, вечером, часов в восемь, раздался долгожданный звонок.
Алло?! возбужденно воскликнул я.
Привет, прозвучал в трубке голос Кости, глухой, словно из могилы.
Ну что врачи сказали?
Сперва он молчал, потом вздохнул несколько раз, а после этого ответил дрожащим голосом, наполненным слезами: