Мужчина подался вперед и внимательно посмотрел на косточки, разбросанные перед моими ногами.
Лучше никому не показывать его, выбирая одни и оставляя другие, продолжил он некое подобие гадания. Это может нехорошо кончиться. И не обязательно для тебя.
Закончив свои странные действия, мужчина повернул несколько косточек в мою сторону, и ткнул в них длинным пальцем, больше походящим на палочку бамбука с узелками на местах фаланг.
Ты все помнишь, но так глубоко, что сейчас твоя голова кажется пустой, он вернулся к стенке и сел, глядя на меня снизу вверх. Но это не так. Вся твоя память, она на дне, осела, как ил. И если ты начнешь трясти головой, то этот ил начнет подниматься и мутить все вокруг. Сначала кусками, какими-то обрывками, а потом, когда поднимается самый старый осадок, все вокруг окрасится в его цвета.
Я не понимаю, как это все связано?
Мужчина говорил даже не загадками, а какими-то бессвязными и совершенно непонятными мыслями. Какой ил? Зачем трясти головой?
И что это за косточки? Ты гадаешь?
Нет, я читаю твое прошлое и подглядываю в твое будущее, старик отрицательно покачал головой, убрал все косточки обратно в мешочек и затянул его покрепче. Но ты к себе не пускаешь. Даже щелочки не оставила. Зато задняя дверь за тобой не прикрыта, и там все отлично видно.
И что же там видно?
Слеповат я уже, ухмыльнулся старик и подставил лицо слабому солнцу. Мутно все.
Я пошарила в мешочке и вытащила пару монет.
Это мне зрение не исправит, он улыбнулся и отрицательно покачал головой. Но вот, что я тебе скажу, убери браслет, он опасен для окружающих.
Я тебя не понимаю.
Если кто-то увидит его, вздохнув, пояснил он. Может случиться что угодно. И массовая паникасамая малая расплата за такое смелое украшение. Думаешь, он просто так резко сбежал?
Я оглянулась на проулок из которого вышла, пытаясь понять, как старик мог это увидеть отсюда. Выходило, что никак. Но говорил он настолько уверено, что не возникало ни малейшего сомненияего слова не выдумка или смелое предположение.
Это близко к твоей незакрытой двери, пояснил он. Это и без них видно, мужчина встряхнул мешочек с костями и вновь бросил их мне под ноги.
Теперь мне удалось разглядеть среди них несколько маленьких птичьих косточек, и даже черепок. В этой горочке нашлись и скелетики совсем маленьких птичек, то ли воробьев, а может, и еще меньше. Но выяснять, как он добыл их, мне не хотелось.
Мужчина снова внимательно рассмотрел расположение косточек, и вновь начал подбирать их по одной обратно:
Если не можешь снять, то спрячь его. Замотай или опусти рукав пониже. Не показывай его никому. Это к беде. Его носили и в те времена, когда я был мальчишкой. И когда мать ходила мной. И когда она сама была девчонкой. Их было мало, и все они несли страшные вести.
Так думают люди. Так думает тот, кто только что рассказывал историю, он кивнул в сторону проулка и продолжил. Но это не так. Беды шли за ними, если люди отказывались им верить. Тех, кто носит такой браслет зовут Предвестниками. Они приходят перед бедой. И если люди успеют их разглядеть в толпе, прислушаются к их словам, то не будет беды. Она не придет. Но этого никто не знает.
А почему ты им не скажешь? я присела над оставшимися косточками, и встретилась глазами со стариком.
Он залился таким ярким, таким чистым, таким звонким смехом, что невозможно было поверить, что он стар.
Кто поверит бродяге, читающему историю на птичьих костях?
Я смущенно опустила глаза и перебралась к стене, у которой и сидел мужчина.
Тогда почему я тебе поверю? Может, и ты рассказываешь сказки.
А ты и пришла за сказками. Ведь в них кроется правды не меньше, чем в тех книгах, что спрятаны в подвалах Старого города. Но о той истории тебе все известно, а сказки тебе повествуют о новой, той, что началась, когда ты заснула. Сейчас тебе нужно запомнить две вещибраслет никому не показывай и не рассказывай никому о себе и о том, что будешь вспоминать.
Но я помню только то, что было до всего этого, я пространно махнула рукой и откинулась на стену. А кто поверит, что я это не выдумала, а застала?
А вот этого вообще никогда не упоминай, строго заметил он. Уже то, что это знают те дети, плохо. А если они расскажут кому? Или ты? Начни жизнь заново. И живи так, как хочется тебе. Придет время, ил поднимется со дна и перемешается в твоей голове с новыми мыслями. Ты все вспомнишь и начнешь новую жизнь. А пока просто учись тому, что видишь. И убери браслет подальше от человеческих глазон дает тебе силы, а людям дарит страхи.
Старик пошарил рукой в мешочке и достал оттуда маленький черепок какой-то длинноклювой птички.
Возьми, он потянулся и вложил его мне в руку. Он не убережет тебя, и не будет охранять. Но он будет напоминать тебе об иле, что в тебе есть. И когда придет время, он поможет его поднять.
Я растерянно сжала черепок в кулак и кивнула.
Иди, старик подтолкнул меня к улице, уже переполненной людьми и звуками. Мне больше нечего тебе сказать. Мое зрение уже не то, что было прежде.
Убрав черепок в мешочек с деньгами, я вновь достала пару монет и протянула их старику.
Это не милостыня, насильно вкладывая их ему в ладонь, пояснила я. Это плата за рассказ.
И пока он не нашелся, что ответить, пошла прочь.
Чувства вновь стали смешанными. В мыслях вихрилось недоумение, негодование, удивление и непонимание. Снова разум отказывался принимать тот факт, что прошло полтора века и люди не просто живут новой жизнью, а даже и не знают другой. Они пользуются привычными для меня вещами совершенно не по назначению. Они меняют реальность под себя, стараясь выжить.
И если, живя у себя там, в Старом городе, в доме с каменной печью, со свечами и остатками газа в баллонах, я воспринимала это, как эксперимент, как что-то простое. То теперь, выйдя в город, встретив странного старика с птичьими косточками, меня снова окунуло в чужой, чуждый мне быт. В мир, где никто не знает о телефонах, о электричестве и вакцинации.
Удивительное средневековье, выстроенное на руинах моего мира. И япоследний свидетель прежней жизни. Той, что текла до Забытья, которое лежит где-то в моей памяти, как ил, и со временем обязательно поднимется на поверхность.
«Только нужно тряхнуть головой, я улыбнулась такому простому объяснению. И он поднимается со дна.»
Все так просто звучало из его уст, но так сложно и запутано было на самом деле. Возможно, он имел в виду, что нужен толчок, какое-то событие, которое все вновь поставит на свои места. Говорят, что при амнезии, так и бывает, чтобы вспомнить, нужен стресс. Может, у меня то же самое?
Но это все равно не объясняет тот факт, что меня выкинуло из моего времени на целых сто пятьдесят лет. И если к памяти мне оставили ключи под ковриком, только не сказали, где этот самый коврик лежит, то о билете на обратный маршрут в родное время не озаботились.
За этими мыслями я даже и не заметила, как оказалась на площади, залитой волшебной трелью. Над людьми в разные концы улицы, будто лучики, расходилась музыка, создаваемая какой-то примитивной дудочкой. Звук был чистый, но такой простой, будто кто-то дул в тростник с несколькими просверленными в нем дырочками. Но этот звук казался таким родным, что я вернулась к реальности и отправилась туда, где люди уже образовали круг.
Они обошли мальчишку, сидевшего на перевернутом ящике и совсем маленькую девочку, кружившуюся под музыку, лившуюся от него. Она совершенно не умела танцевать, а скорее просто скакала вокруг него, наслаждаясь мелодией и тем, что она несла в себе. Но это и было то самое самобытное культурное открытие, которого я не видела с самого момента пробуждения.
И только сейчас ко мне пришло осознание, что прежде нигде не играла музыка, не пели люди, и даже не встречались клетки с певчими птичками. Никто не декламировал стихи, а на площади не было балагана с актерами. Никто не играл на примитивных инструментах самые простые мотивы, и никто не танцевал.
Даже сейчас люди с интересом смотрели на детей, не понимая, что они видят и слышат. Никто даже не притопывал в такт музыке.
Только я
Когда мое тело поддалось музыке, мне не известно. Но толпа внезапно образовала новый круг, больший по диаметру. Она расступилась, не просто давая мне воздуха и места для танца, а испуганно отходя от того, что им никогда раньше не встречалось.