Она скосила на него глаза и увидела, что Фрис мечатательно улыбается.
Лишь однажды. Во многих шагах вокруг места, где появилась Кизуни, беспрестанно расцветала и умирала природа. Формы Кизуни менялись столь быстро, что никто не мог понять, как же она выглядит. Любовь многолика, он вздохнул, и непостижима.
Рин села, понурившись. Фрис встал, загадочно улыбнулся, наклонился к ней и поцеловал в висок. На мгновение Рин показалось, что он не хочет разрывать тактильный контакт и смотрит на нее совсем не так, как обычно.
Если ты считаешь, что можешь, то можешь сделать что угодно, сказал он и, ласково встрепав ей волосы, вышел. Рин некоторое время смотрела на дверь, за которой он скрылся, а потом упала обратно на кровать. Сил встать не было решительно никаких, ее почти знобило.
Ну почему ты не понимаешь меня?! тихо простонала она сквозь зубы, глядя на потолок помутившимся взглядом. Буря медленно, но верно поднималась где-то в душе, горло перехватило, руки задрожали. Прерывисто вздохнув, Рин поднялась и прошла к резному комоду, на котором стояла пузатая ваза с тюльпанами. Глянула на свое отражение в зеркале, а затем достала Соколиную песню и приставила к горлу. Клинок завибрировал и потянул руку в сторону, но Рин упрямо держала. Тихий клекот зажурчал в ее ушахэто Соколиная песня просила хозяйку не делать глупостей. Рин напрягла руку и БАХ! Ваза разбилась об пол на тысячи осколков, окропив все вокруг водой; цветы упали у ног, а Соколиная песня вылетела из руки и приземлилась в самом дальнем углу комнаты. Женщина осела на пол и подняла два больших осколка. Открылась дверь.
Рин! Благие боги! воскликнул Анхельм. Что случилось?
Рин поспешила смахнуть слезы, пока он не увидел, и стала собирать осколки быстрее.
Ничего не случилось, просто я сегодня ловкая, как медведь, ответила она с грустным смешком. Прости, я разбила твою вазу
Герцог подошел к ней ближе и присел рядом, помогая собирать кусочки вазы.
Ничего страшного. Плачешь почему, медведь мой ловкий? тихо спросил он.
Урони себе вазу на ногуузнаешь.
Да, согласился Анхельм, неприятно. Только ума не приложу, как ты умудрилась ее свалить оттуда. Она слишком высоко, чтобы задеть ее случайно, да и тяжелаяне смахнешь.
Он внимательно рассмотрел ее лицо, Рин ничего не отвечала, только пыталась сохранить улыбку.
Что он такого сказал, от чего тебя всю трясет?
Давай не сейчас.
Герцог поднялся и потянул ее вверх. Рин нехотя поддалась ему, но взгляда поднять не могла. Анхельм прижал ее к себе и крепко-крепко обнял. Она попыталась отстраниться, но он не пустил.
Рин, будь добра, расскажи мне все прямо сейчас, в его голосе послышались стальные нотки.
Чтобы понимать, что произошло, надо знать всю мою жизнь от начала и до текущего момента, ответила Рин, наконец поднимая на него глаза. Мы говорили о Варданисе.
Твоем погибшем женихе? уточнил Анхельм, и Рин печально кивнула. Ты переживаешь из-за него? Думаешь, что отношениями со мной ты предаешь его память?
Рин удивленно посмотрела на него и снова кивнула. Анхельм печально вздохнул и повел ее к кровати.
Послушай, начал он, усаживая Рин рядом с собой, я не только люблю тебя, но и уважаю, а это значит, что я никогда не стану навязывать тебе нечто, что не принесет счастья и лишь причинит боль.
Мне прямо сейчас больно проговорила она.
Ну конечно, свалила на себя вазу, теперь жалуется, поддел он ее с улыбкой, и она тоже улыбнулась. Рин, с момента ухода Варданиса прошло очень много лет
Третьего июня было двадцать пять, заметила она чисто механически.
Почему ты не сказала? Мы могли съездить на кладбище
Рин резко затрясла головой.
Нет! Не могу! Кладбищеэто кошмар. Это наивысшее насилие над моей психикой. Я их всегда обхожу десятыми дорогами.
Нет так нет, отступил Анхельм. Так или иначе, прошло двадцать пять лет. Ты провела в трауре достаточно долгое время. Но я не думаю, что Варданиса сделало бы счастливым твое вынужденное одиночество, Рин.
Знаешь, сколько раз я этот аргумент слышала?
У тебя есть что противопоставить ему?
Мы дали друг другу клятвы. Клятву аирга не может разрушить ничто.
Кроме смерти. Смерть снимает все обязательства. Представь себе обратную ситуацию: была бы ты счастлива, если бы Варданис оставался одиноким после твоей смерти?
Анхельм, ты не понимаешь Мы, аирги, по-другому определяем любовь
Очень удобно, Рин, вспоминать обо всех традициях и ценностях аиргов и прикрываться ими тогда, когда надо оправдать свое нежелание менять что-либо в жизни, даже если она того настойчиво требует, сурово отрезал Анхельм. Рин совершенно не ожидала от него такого удара под дых. Она открыла рот, чтобы ответить что-то резкое и колкое, но он не дал ей.
Внимательно послушай, что я тебе скажу, потому что я скажу это лишь один раз. Я не мог бы заставить тебя любить меня, если бы ты не могла или не захотела. Но ты можешь и хочешь. Ты боишься. Боишься меняться, открываться, доверять, думая, что тебя снова попытаются использовать, но при всем этом ты боишься остаться одна. Ты стоишь, как бездомная кошка в дверяхни туда, ни сюда. Только вот что: я знаю, что приношу тебе счастье. Я знаю, что тебе со мной хорошо. Поэтому войди и закрой за собой дверь, кошка бездомная. Я с тобой. Ты больше не одна. Я никуда не отпущу тебя, даже если ты будешь гнать меня прочь. И я найду тебя всегда, где бы ты ни была.
И вроде бы он говорил неприятные вещи, жестокую правду, в которой Рин не признавалась себе, но почему-то ей нравилось слушать это. С каждым словом с нее слетала многолетняя шелуха самоубеждений, заблуждений и разрушительной лжи самой себе.
Почему Когда ты стал таким? тихо спросила Рин после долгого молчания. Ты ведь меня страшно раздражал поначалу. Раздражал своей необоснованной любовью, щенячьей добротой, наивностью А теперь ты стал Не могу подобрать слово.
Тверже? теперь в его голосе был слышен смех. Он смеялся над ней!
Да. Диктуешь свои условия, и мне это, как ни странно, нравится, изумленно подтвердила Рин свои ощущения.
Я просто понял кое-что, ответил Анхельм, отпуская ее и приглаживая растрепанные волосы. С тобой нельзя быть безоговорочно добрым. Ты не умеешь принимать мужскую заботу. Ты не понимаешь доброго к себе отношения, поэтому не знаешь, как реагировать на него. Ты не ждешь, что к тебе кто-то может относиться хорошо безо всякой на то причины, не требуя платить за это. Ты строишь отношения по формуле «услуга за услугу», стремясь не быть ничего никому должной. Твоей вины в этом нет, это вина окружающих.
Рин вдруг показалось, что она смотрит на свою жизнь и поведение под принципиально иным углом.
Глубокомысленно. Хотя не очень приятно слышать.
Правда редко бывает приятной.
Она рухнула на постель и спросила у потолка:
Ну и что мне теперь делать? Как вести себя, когда мне всю душу вот так запросто расковыряли?
Как я уже сказал, ответил Анхельм и прилег рядом, войди и закрой за собой дверь.
Но Рин была бы не Рин, если бы не ответила:
Я подумаю.
Анхельм засмеялся, понимая, что победу уже одержал, но противник просто из вредности не хочет принять факт поражения. Он поцеловал Рин в висок и сказал:
Через три часа приедут гости, и мне понадобится твоя помощь. Я жду владельца судоходной компании из Сент-Вейлора, начальника порта и руководителя северной экспедиции.
Что я могу сделать? спросила Рин.
Во-первых, нужен ужин. Поэтому съезди сейчас к Альберте и попроси ее заняться этим. Во-вторых, пришли кое-какие бумаги, ты должна их подписать.
При этих словах Рин вспомнила, что хотела сказать Анхельму, но постоянно забывала.
Анхельм! Фабрики оформлены на Ирэн Эмерси, так? Проблема с этими документами будет.
Он ответил ей растерянным взглядом.
Твой дядя может уничтожить мои документы. Как военнослужащий я полностью уязвима с этой стороны. Мое дело хранится в архиве, в полной изоляции от меня, и к нему имеют доступ только три человека: твой дядя, Эдвард Рошейл и Альберто Гальярдо. Что делать?
Судя по всему, герцог об этом даже не задумывался. Он потер лоб и пробормотал что-то нечленораздельное.