Цвет вливается в черноту.
С орбиты он напоминает вулканвысокий, мерцающий туман в беззвёздном океане.
Я смотрю туда, где рядом со мной плывёт Тарси.
Её силуэт ярок, наполнен таким количеством вращающихся геометрических фигур тоньше волоска, что я с трудом не теряю концентрацию, когда сосредотачиваюсь на ней. Поначалу я думаю, что её появлениетоже часть светового шоу.
Затем я осознаю, что это просто её aleimiто, как она выглядит внутри Барьера.
Фонтан раскручивается наружу, распространяя облака энергии и формы.
Некоторое время спустя расплавленные куски пролетают мимо нас в темноте. Я вздрагиваю, когда облако продолжает расти, питаясь тем, что взрывается в его сердце.
Сотрясаемые гигантскими взрывами газа, мы начинаем вращаться по направлению наружу вместе со всем остальным, бездыханно двигаясь сквозь космос. Я вижу, как искорки образуют более глубокие бассейны. Спирали превращаются в небольшие часы, двигаясь в отчётливых индивидуальных ритмах. Я вижу формирование сотен, тысяч таких спиралей. Своего рода чудо прорывается сквозь события былых дней, недель, месяцев, и я знаю, почему Тарси начинает здесь.
Она начинает с рождения.
Этопервая вещь.
Теперь мы ближеближе к одной из тех спиралей света, и я ощущаю знакомость этого вращательного движения, словно оно живёт где-то в коде моей ДНК. Я смотрю, как звезды формируют вспышки в кружащих потоках расплавленного пламени, и я знаю, что нахожусь дома, или по крайней мере в непосредственной близости к дому, в галактике, где жило все и вся, что я когда-либо знала.
Мы скользим глубже в это место внутри места.
Изумление вновь омывает меняв этот раз изумление малостью всего, что мне известно.
«Это было ловко», говорю я ей.
Она не отвечает словами, но я чувствую её улыбку.
Здесь, глядя, как свет формируется внутри этой пустоши жидкой черноты, я как минимум начинаю понимать, что я никогда не пойму.
***
Пещера материализуется.
Это происходит быстробыстрее, чем я осознаю, что звезды меркнут и превращаются в угольки.
Это не её пещера.
В смысле, это не та же пещера, в которой моё физическое тело сидит на замысловато сплетённом коврике, где мои волосы терпеливо расчёсывает до прямых прядей женщина, которая заслуживает лучшего. Женщина, чьё лицо огрубело из-за ветра и солнца, чьи прозрачные глаза смотрят вдаль и привыкли к снегу.
Эта новая пещера значительно крупнее.
Я не вижу никакого убранства, помимо ямы для костра, и толстого прямоугольного ковра, который покрывает большую часть пола пещеры. Я смотрю на замысловатый орнамент ковра, потерявшись в рыбках, китах, анемонах, осьминогах, мечехвостах, морских звёздах.
Я не поднимаю взгляда, пока Тарси не дёргает мою световую руку, увлекая за собой глубже в пещеру.
Освещённые пламенем стены переходят в такую просторную пещеру, что у меня перехватило бы дыхание, если бы здесь я дышала. Пространство такое высокое, что я не вижу потолка вопреки кольцу горящих факелов и костру в яме, который напоминает мне о пляжных вечеринках в школе.
«Где мы?»спрашиваю я.
«Памир. Пещеры наших предков».
Я под впечатлением. Я никогда не бывала в Памире, даже в Барьере.
«Это все ещё находится здесь? спрашиваю я, глядя по сторонам и впитывая габариты этого пространства. Сейчас, имею в виду? В физическом мире?»
Она склоняет голову, как птица, выполняющая вираж в полетеэтот жест в языке жестов видящих означает «более или менее» более или менее. Она ведёт меня к ровной плоскости стены пещеры, обтёртой множеством рук и инструментов. На вулканическом камне видна поразительно детальная картина.
Я осознаю, что смотрю на эти образы и чувствую себя почти так, словно уже видела их прежде.
Некоторые я видела.
Наверху полыхает белый меч, пересекающий центр бледно-голубого солнца. Солнце представляет собой нечто среднее между индейскими и тибетскими образами. Почти японское, я думаю, пока не осознаю, что пытаюсь отнести к человеческой категории то, что явно относится к видящим. Я смотрю на другие фигуры, прорисованные с поразительной детальностью вокруг изображения Земли, которое мог бы создать Босх под воздействием болеутоляющих препаратов.
Пожилая женщина показывает вверх, на центральное изображение над планетой.
Это старик. Его посох поднят к небесам, описывая белую арку струящегося света, который тянется от Земли до мерцающего, глубокого золотого моря. Он одет во все белое и стоит в ночном небе, держа свет между обоими мирами. Его лицо выглядит серьёзным, немного пугающим.
Одна из его ног балансирует на Земле.
«Мост», говорит она.
Её глаза словно звезды, такие яркие, что я не могу прямо смотреть в них.
Я поднимаю взгляд на старика.
«Почему мужчина? спрашиваю я. Для меня это своеобразный камень преткновения. Это всегда мужчина?»
Она усмехается и показывает на другое изображениеженщины, держащей облако, которое походит на молнию во фрагменте чёрного неба. Фигура женщины одета тоже в белое, и одна из её босых ног тоже касается Земли.
«Тоже Мост», говорит Тарси.
Я со странным умиротворением изучаю изображение, хотя её глаза такие же пугающие, как у мужчины.
В рисунок вплетается бесчисленное множество других фигур.
«Кто они все? спрашиваю я. Они не могут все быть Мостами?»
«Нет, соглашается она. Эта фреска служит изображением созданий-посредников. Тех, о которых нам известно, она вновь улыбается. Онитвоя семья, Мост Элисон. Твоя истинная семья. Последние из твоего рода олицетворены здесь».
Я кошусь на неё, вновь поражаясь яркости её света.
«В каком смыслемоего рода? Что это за род?»
«Ты же знаешь миф, верно? Миф о Трёх?»
Я киваю. Однако мне неловко. Я на самом деле не знаю его. Правильнее будет сказать, что мне известно об его существовании. Мифодна из тех вещей, которые отделяют меня от других видящих. Они воспитывались на Мифе, а янет, и никакое количество пересказов не сделает этот Миф частью моей повседневной реальности, которой он является для них.
Тарси улыбается так, словно понимает. Ну, или хотя бы так, словно она меня слышит.
Она начинает пересказывать.
В её сознании Мифэто поэзия.
Даже больше. Это живое сознание.
Фразы наполняют меня светом, резонируют с тонкими структурами в моем aleimi. Музыка разворачивается изнутри смятых кармашков смысла, раскрываясь, словно бутоны цветов, рисуя интимные образы прошлого, настоящего, будущего.
Она поёт:
«Дыхание любви разгорается в бассейнах золота, но это не первое
Не последнее, и даже не начало. Люди плывут на поверхности Muuld, в мире, размеченном садами для избранных. Мы проламываем простоту плоскими хвостами и пальцами ног, похожими на пальцы рук, кутим в яркости молодого света.
Наши ряды множатся, наши конечности простираются, источая нежные волны. Мы завоёвываем миры тревожно быстро. Мы охватываем созидание нашими работами, одновременно уродливыми и изумительными. Когда время приносит новое, когда каждый круг рождения и хаоса начинается
Это не может длиться. Первая раса поглощает себя внутри себя. Она взывает к Смерти, и Смерть слушает. Но Смерть нельзя оставить в его одиночестве, только не первым в нашей боли. Сострадание приносит слезы, изумительный Мост касается неба. Они смотрят, страшатся.
С ней Смерть оставляет кости, дабы питать новых. Любовь смягчает Смерть, привносит меж них надежду. Приходят другие, чтобы сплести следующих, и
Те из нас, что остаются, должны расти или сгинуть. Мы творим магию за пределами того, что видит любой после. Но боги закрыли двери в те другие миры, и им остался лишь один, и он одинок. И в этом мире рождена Вторая раса, из деревьев и из-под камней.
Они вырастают по нашему подобию, и все же верят, что одиноки. Их работы заполоняют тот одинокий мир, пока они не встречаются с нами и не страшатся. Огни выгорают дочерна во второй раз, во второй жизни. Смерть слушает, пока Мост спускается вниз, освещая путь на небеса.
Песнь любви сияет маяком, оставляет их одних. Золотой океан покрывает все раны.
Вторая раса следует путём первой, а те, что остались позади, обречены смотреть, как огни вновь горят. Время ускоряется, и все истории складываются внутри самих себя.
Что касается первых, самых молодых и самых глупых, самых магических и самых ребяческих, боги вызывают нас из камня. И когда боги говорят, великий плач доносится от двери до того другого места, что должно быть потеряно, и те, что по другую сторону, забыты.
Когда приходит Третья Раса, они приносят с собой звезды. Мы оставляем их, наших Стражей Середины. И Мост раскручивает свой свет
Пока мы не перестаём жить здесь».
Глава 18Элерианцы
Когда её слова обрываются, внутри Барьера воцаряется тишина.
В этой конструкции пещеры я осознаю, что никогда прежде не слышала Миф вот так.
Несколько секунд я могу лишь стоять там, пока строки продолжают отражаться в моем aleimi как дрожь живых разрядов электричества. Сами слова содержат какой-то свет, который не кажется мне светом; я ощущаю его как присутствие, сопровождаемое эмоциями и образами. Я позволяю им омывать меня, ожидая своеобразного даже не знаю.
Понимания, возможно.
Что-то, что заставит меня почувствовать, словно я знаю то, чего не знала прежде.
Но этого нет. Не в той манере, которая кажется логичной моему разуму.
Тарси нарушает эту торжественность и усмехается.
«Видишь? говорит она. Женщина. В старых мифах Моствсегда «она», никогда не «он».
Но сейчас я прокручиваю в своей голове другие слова. «Миф. Он вроде как намекает, что я не являюсь, то есть, на самом деле не являюсь»
«Ты не Сарк», соглашается она.
Её слова звучат буднично, точно она излагает малозначительный факт.
«Не вторая раса, подтверждает она ещё раз. Тыпервая раса. Все создания-посредникипервая раса. Мы называем их Элерианцы. Вторая расаэто Sarhacienne, «Вторые» Сарки. Третья раса называет себя людьми. Древние имена для них теперь не имеют значения».
Я слышу лишь часть из этого. Я повторяю её слова как говорящий скворец, словно если Тарси услышит их вновь, то она может поменять своё мнение относительно сказанного.
«Я первая раса, посылаю я. То есть, на самом деле другой вид? Биологически другой?»
Когда Тарси приподнимает световую бровь, я вижу красные и оранжевые искры, курсирующие по венам моего aleimi.
Я спрашиваю её снова. «Я не только не человек, я даже не Сарк?»
Она улыбается. «Ты знала, что отличаешься от нас. Свет в твоих глазахон виден для людей. Твоя кровь не похожа на нашу. Есть и другие вещи. Ты телекинетик. Это не свойственно Саркам. Ты достигла физической зрелости слишком быстро для Сарка. Ты смогла адаптировать ранний цикл роста под людей, чтобы остаться незамеченной. Sarhaciennes не могут изменять свою биологию, чтобы адаптироваться под окружающую среду. Воспитываемые среди людей, они продолжают походить на человеческих детей, пока не станут намного старше двадцати лет».
Она всматривается в мои глаза.
Я внезапно осознаю, что она адаптировала нашу внешность, чтобы та совпадала с нашими физическими телами. Это происходит так плавно, что я почти не замечаю.
Она добавляет: «Скорее всего, у тебя есть и другие отличия, которых мы не осознаем. Многие знания о твоей расе утеряны».
Но я застряла в ментальной петле, из которой, кажется, не могу выбраться.
В моей голове повторяются слова, которые некогда сказал мне Ревик.
«Нелогично иметь мнение о том, к какому виду принадлежит кто-либо».
Конечно, когда он сказал это, я думала, что он говорил о своём виде.
«Но кто меня родил?»спрашиваю я.
Она пожимает одним плечом в манере видящих.
«Разве это не важная деталь?»спрашиваю я.
«Говорят, что Элерианцы производят на свет потомство иначе, нежели Сарки и люди. Говорят, что они способны из Барьера передавать своих отпрысков в физические эмбрионы других существ. Также говорится, что некоторые из них всегда живут среди нас, но сохраняют своё существование втайне. Некоторые говорят, что они могут появиться здесь ровно настолько, чтобы произвести потомство, а потом умирают. Возможно, что твои родители пошли каким-то из этих путей. Также возможно, что ты сама произвела себя на свет из Барьера или же рождена от Сарка, а разница заключается в твоём aleimi».
«Это полная бессмыслица», посылаю я, подавляя злость.
Она вновь пожимает плечами. «Я не могу сказать тебе того, чего не знаю».
«Подожди, говорю я, поднимая ладонь. Ревик сказал, что моя группа крови существует среди Sarhaciennes. Он говорил, что такая группа редка, но встречается».
Её улыбка терпелива.
«Разве так важно быть одной расы с нами? она невинно вскидывает бровь. Или ты так решительно настроена быть схожей с ним?»
Отведя взгляд от этих неподвижных как камень глаз, я заставляю себя сделать паузу, подумать.
«Может быть, признаю я. А может, для меня немного чересчур думать, будто я знаю, кто я такая дважды и обнаружить, что я оба раза ошибалась. То есть, вот как старейшины определили, что яМост? Через эти биологические штучки?»
Она делает очередной жест «более-менее».
«Маркеры в твоём aleimi ещё более красноречивы, посылает она. Если бы ты привыкла больше смотреть на людей через их aleimi, и не обращать внимания на их физическую внешность, ты бы осознала, что в твоём свете есть некоторые существенные отличия».
«То есть, Ревик знал?»
Она показывает утвердительный жест. «Он определённо знает. Он предоставил последнее подтверждение».
«Подтверждение? Что это значит?»
«Тесты твоего aleimi, посылает она, небрежно взмахнув рукой. Тогда ты бы не смогла заметить те тесты. Но они отчасти послужили причиной, почему ты смогла так легко образовать связь с ним, она улыбнулась. В некотором смысле вы уже знали друг друга. Куда лучше, чем ты, наверное, осознаешь».
Я чувствую себя так, словно вернулась на корабль и опять узнаю все то, что он делал у меня за спиной. Даже теперь он держит меня в неведении относительно того, сколько ему известно.