Нет, не выше.
О, так он не распространяется на таких людей, как вы? Поговорим о праве на привилегии. Позвольте мне сказать вам, мистер Уайт
Вы знаете настоящее значение слова «привилегия», детектив Ли? говорит Макс, прерывая Ли. Я так не думаю. Немногие люди имеют в наше время классическое образование. Возможно, вам стоит посмотреть его. Идем, Петри.
Я встаю, полностью подчиняясь инструкциям Макса.
Оставайтесь на месте, рявкает Ли, и у меня подгибаются колени. К Ли возвращается его спокойствие.
Петри Куинн, в соответствии с разделом 29B Закона об уголовном правосудии 2017 года, я выдаю вам ордер о гражданском неповиновении.
Не будьте смешным, фыркает Макс, и хватает меня за руку, его кожаная перчатка скрипит.
Теперь у нас есть выбор, говорит он, поворачиваясь к Зизи. Мы можем оставить Петри под стражей до суда, который, учитывая, как мы завалены после сегодняшних событий, может состояться через неделю или две. Или мы можем сейчас вставить ей пустышку, и вы все сможете пойти домой.
Что такое пустышка? говорю я. Что он имеет в виду?
Зизи вдыхает, между ее сжатыми губами свистит воздух. Я отсюда слышу, как скрежещут зубы Макса.
Пустой чип? глаза Зизи затуманиваются, когда она получает доступ к данным. Почему никто не рассказывает мне, о чем они говорят?
Ли жалеет меня и объясняет:
Это простая процедура, которая сводит на нет необходимость любого приговора. Это означает, что мы можем отслеживать вас, контролировать вашу деятельность, но Ли поворачивается к Максу, Это будет означать запрет доступа к Глазури на пять лет.
Подождите, говорю я, переводя взгляд с Макса на детектива. Вы не можете запретить мне. Я же еще даже не подключена.
Зизи покусывает палец, переводя взгляд с Макса на Ли и снова на Макса. Макс уставился на дверь и никто не смотрит на меня.
Итак, говорит Ли, что будем делать?
5-
Покачиваясь, я следую за Ли из комнаты. Моя голова словно наполнена бетоном: тяжелая и плотная. Кровь стучит в моих ушах так громко, что я не слышу, что говорит Зизи, только вижу, как шевелятся ее губы. Отворачиваюсь, не в силах даже смотреть на нее.
Я умоляла ее попытаться оспорить это, дать Максу натравить на полицию его супер-адвокатов, кричала о несправедливости всего этого, но она проигнорировала меня. Макс тоже пытался ее урезонить. Он говорил, что может все исправить, что она не должна перекладывать свои проблемы с ним на меня. Зизи возразила, что это никак не связано с ним и что это ее решение, а не его.
Ты права, сказал Макс голосом, гладким, как мрамор, ты ее мать. Так почему бы тебе хоть раз не поступить, как мать?
Это только подтолкнуло ее.
Сделайте это, сказала Зизи Ли. Сделайте это сейчас же.
Макс сдался и выглядел отреченным, словно я трачу его драгоценное время. Что я, собственно, и делала. Он занят проверкой своих материалов и, если я хорошо его знаю, уже вернулся к работе.
Зизи говорит со мной, по-видимому, пытаясь объяснить. Все, что я слышу, это белый шум.
Ли игнорирует их обоих и идет вниз по коридору. Ведет меня к моей судьбе. Он останавливается перед дверью, вводит набор цифр, у меня не хватает даже сил, чтобы понять каких, и отходит в сторону. Какой у меня выбор? Я вхожу.
Зизи пытается последовать за нами, но Ли останавливает ее, подняв руку. Она морщится, когда дверь закрывают, они с Максом остаются вдвоем.
Ли поворачивается ко мне. Он улыбается, ласково, как медсестра, которая собирается делать укол, словно то, что он собирается сделать, хоть и больно, но только для моего блага.
Он что-то говорит, хотя я все еще ничего не слышу, и показывает мне за спину.
Я оборачиваюсь.
Я знаю, как выглядят официальные магазины чипов. Я ходила с Кьярой, когда она получала свой. Магазин был сияющим белым маяком, мимо которого невозможно пройти, войдя в торговый центр. Заливающий светом третий этаж и громкой музыкой бездушный атриум. Он звал меня, как Сирена.
Мы простояли в очереди три часа, прежде чем Кьяра попала в одно из четырех больших кожаных кресел, которые выглядели как будто из старомодной цирюльни: белые и хромированные. В подголовнике была дыра, чтобы дать оператору доступ к задней части головы. Я смотрела, как Кьяра села и положила голову на подголовник. Оператор, одетый в бледно-голубую футболку с логотипом Глазури в виде трех перекрещивающихся треугольников на груди, откинул ее волосы и поместил пистолет у основания ее черепа. Шипение сжатого воздуха, глухой стуквот и все, Кьяра получила чип.
Ей дали бесплатную футболку, сказали подождать два часа, прежде чем пытаться получить доступ к Глазури, и отправили домой.
Это место абсолютно не такоеоно маленькое и серое с единственным окном высоко в стене, выходящим на серое небо. Старая камера, предназначенная, полагаю, для чипирования людей.
В центре комнаты огромное кресло, за ним стоит женщина, одетая в полицейскую униформу, а не в футболку УайтИнк. И она не улыбается.
Садись, Петри, это недолго, говорит Ли. Мой слух, наконец, вернулся.
Я пячусь от стула в угол камеры, тряся головой.
Вы не можете, говорю я. Вы не можете сделать это со мной! кричу я и пытаюсь уцепиться за стену пальцами, но там не за что держаться, только облупленная серая краска.
Это правильный выбор, Петри. Несколько недель в учреждении для малолетних преступников в ожидании своего шанса встретиться с судьей только для того, чтобы все равно получить чип? Твоя мама просто пытается защитить тебя.
Она пытается защитить только себя, кричу я. Не дай бог ей придется перенести такую трагедию, как дочь, сидящая в тюрьме.
Ли наклоняет голову и обеспокоенно смотрит на меня:
Давай, Петри. Это всего на пять лет, а потом
Всего пять лет? ору я. Да это практически пожизненно!
Он делает шаг ко мне, я только плотнее вжимаюсь в стену. Отсюда некуда бежать.
Вы не можете продолжаю повторять снова и снова.
Но он может и осторожно хватает меня за запястье и тянет к креслу, где женщина настраивает оборудование, Ли производит успокаивающие звуки, будто пытаясь утихомирить испуганную лошадь.
Это неизбежно. Я, эта комната, женщина в резиновых перчатках с пистолетом для чипирования в руке. Больше всего на свете хотела получить чип, и сейчас я его получу. Только вместо того, чтобы дать мне все, что я хотела, он все это заберет. Правильно говорят, будьте осторожны в своих желаниях. Я пытаюсь смеяться, но получается сдавленное карканье.
Пустышку уберут только через пять лет. «Всего пять лет», говорят они, будто это не так уж и много. Мне будет около двадцати одного к тому времени, как я смогу получить доступ к Глазури. А какая тогда уже будет разница? Единственной моей мечтой было подключитьсятеперь я никогда не смогу этого сделать. Это как остаться в этой камере навечно.
Пошатываясь, приближаюсь к креслу, и его очертания растут, становясь слишком большими для такой маленькой камеры. В моем воображении оно превратилось в электрический стул, и меня ведут навстречу моему приговору.
Я громко смеюсь, а по моим щекам текут слезы. Ли и палач обмениваются обеспокоенными взглядами; они думают, что я сумасшедшая, помешанная. А чего они ожидали? Что я счастливо пойду навстречу судьбе, когда они крадут самые важные годы моей жизни?
Но знаю, что сопротивляться бесполезно. Я здесь бессильна. Я всего лишь ребенок.
Женщина с пистолетом обходит меня и кладет руку мне на лоб. Я чувствую мягкость резиновой перчатки на своей коже. Она убирает волосы с моей шеи, и я вздрагиваю, когда металл плотно прижимается к верхней части моего позвоночника.
Вдохни, говорит женщина.
Я подчиняюсь, слышу шипение воздуха и теряю сознание.
6-
Запрет на шесть месяцев! Ох, Райан, что же ты будешь делать?
Ну, все будет нормально. Наверное, буду жить перед телевизором, смеется он.
Я поднимаю взгляд от книги, которую якобы читала, на Райана с Эмми и Пиппу с Карлом, сидящих в комнате отдыха. Эти четверопоследние сильные пары школы. Они излучали самодовольство. Я думала, что Кьяра и Карл будут вместе, после того как увидела их на протесте. Но, как оказалось, у Пиппы на это были другие планы.