Петри, я говорила тебе в таких случаях оставаться на месте?
Да, но я запаниковала. Они стреляли из водных пушек и резиновыми пулями. Извини, мам. Я называю ее мамой только когда хочу поддразнить ее, я знаю, это сводит ее с ума. Это хоть что-то делает с силой имен и показывает, как ярлыки возвращают женщину к старомодным стереотипам. Она писала об этом статью в Таймс. Не то чтобы я читала ее, доступ к ней платный. Я не собиралась платить, чтобы прочитать материал, который могу услышать бесплатно за ужином.
Она провела рукой по своим соломенным с проседью волосам и вздохнула.
Все будет хорошо. Я сообщила своему адвокату, и мы решим эту проблему.
А ты не можешь просто позвонить Максу? спрашиваю я.
Нет! резко отвечает она. Это семейный вопрос.
Но ведь Макс играет в гольф с Министром внутренних дел?
Хватит, Петри. Макс сейчас в самолете из Гватемалы. Кроме того, ты не можешь бегать к нему с каждой маленькой проблемой как ребенок. Тебе нужно учиться нести ответственность за свои действия.
По тому как скривился ее рот при упоминания имени Макса, можно сказать, что дело не только в моем аресте. Должно быть, они с Максом опять поссорились. Шикарно!
Мы все уладим, не волнуйся. Только ты и я. Зизи похлопывает меня по колену, а потом отдергивает руку в ужасе от липкого красного пятна на ладони. Она вытирает ее о кожаное сидение.
Слушай, ты можешь не влезать в это? говорю я.
В тусклом свете, проникающем снаружи, я увидела, как ее глаза увеличиваются.
Не лезть в это? Не лезть в это! Это нарушение наших прав, Петри! Или для тебя это не имеет значения?
Нет, конечно, имеет. Просто ты можешь не возмущаться так? Я уверена, что все будет в порядке.
Она сложила руки на груди и отвернулась от меня.
Хорошо, я не буду в это вмешиваться. Но не приходи ко мне в слезах, когда они решат отправить тебя в исправительную колонию. Вы же не думаете, что я не знаю об их существовании? говорит она, наклонившись вперед и обращаясь к полицейским. Я член Амнистии. Я записываю весь этот разговор, вам известно? Она опять откидывается на спинку сидения. Посмотрим, как они запляшут, когда их варварский процесс пойдет не так как надо.
Я не советовал бы вам это делать, мисс Куинн, говорит Ли, даже не оборачиваясь. Вам могут быть предъявлены обвинения в подстрекательстве к насилию.
Рот Зизи открывается и закрывается снова. Я пытаюсь не улыбаться. Остальная часть пути проходила в тишине. К счастью.
Полицейский участок представляет собой новостройку, всю из стекла и металла. Я начала считать секунды до того момента, как Зизи начнет упоминать налогоплательщиков. Мне не придется ждать слишком долго.
Ну, она великолепна. Хотелось бы мне знать, сколько это стоило? говорит она, подняв глаза на большую статую полицейского, опустившегося на одно колено, чтобы взять ребенка на руки. Какое великолепное использование средств налогоплательщиков. Я конечно имею ввиду: забыть об открытии нового крыла роддома, пока полиция не получит свой сияющий символ благодеяния, чтобы обманывать всех нас.
Я почти начинаю надеяться, что они меня посадят.
Большие стеклянные двери с шипением открылись, когда мы подошли, внутри было тихо. Больше похоже на больницу, чем на шумный полицейский участок, который я представляла. Здесь не было переругивающихся проституток и их сутенеров. Никаких бродяг, кричащих о своей невиновности. Я даже немного разочарована.
Детектив Ли перебросился парой слов с полицейским за приемной стойкой, сказал женщине-полицейскому, сопровождавшей нас, что «он разберется», а потом повел на через приемную к двойным дверям на другом ее конце. По сравнению с этой тишиной, в главном зале было действительно шумно. Мои кеды ужасно скрипели на отполированном полу. Зизи так сердито посмотрела на меня, будто я могла заставить их не скрипеть.
Всю дорогу она бормотала о гражданских свободах. Ли игнорирует ее, что раздражает ее еще большеон мне, вроде как, нравится.
Ли останавливается перед дверью и набирает на кодовом замке шестизначное число: 538873. Я начинаю выискивать в числе закономерность: даты, коды, слова. Единственное значение, которое я могу ему приписать, это простой буквенный шифр, означающий «чайник». Но это, вероятно, просто случайное число. Комната выглядит скорее как приемная, чем как комната для допросов. По обе стороны стеклянного кофейного столика лицом друг к другу стоят низкие диваны. Есть даже кружки на столе. Ли кивает нам занять место и убирает кружки, ставя их в раковину.
Мы садимся на диван, перед этим смахнув крошки с подушки. Зизи грызет ногти, сегодня, они выкрашены в ярко-зеленый цвет, хотя уже и начали немного отрастать.
Ли устраивается на диване напротив нас.
Вам, должно быть, интересно, как мы вас выследили.
Не особо, говорю я. У вас везде наблюдение.
Ли, кажется, слегка сбит с толку.
Ну, наблюдение нам не понадобилось, мисс Куинн. Ваш друг, Райан МакМанус сказал нам ваше имя, но будьте уверены, мы нашли бы вас в любом случае.
Я не могу сдержать небольшой вздох потрясения.
Вы поймали Райана?
Мы отпустили его 30 минут назад с предупреждением. Он не сделал ничего плохого.
Тогда почему именно вы притащили сюда мою дочь?
Ли разблокирует тонкий планшет. Замечаю, что это последняя графеновая модель, похоже, УайтИнк помогает полиции более, чем одним способом. Легким прикосновением он включат экран, появляется зернистое изображениеэто толпа людей, держащих плакаты и скандирующих. Ли кликает по экрану и картинка увеличивается. Я узнаю некоторых людей: Райан, Карл, Кьяра. Это кадры протеста, снятые с высокой точки, дрона или спутника, я не уверена.
Фигуры в капюшонах пробираются сквозь толпу. На месте их лиц серые пятна, словно кто-то протер пальцем по экрану. Теперь я понимаю, что их серые шарфы были для защиты от наблюдения.
Вы должны были арестовать этих парней, а не меня, говорю я.
Детектив Ли улыбается, и громкость на планшете увеличивается.
Крошечные динамики воспроизводят искаженный голос.
Да! Давайте все бросать вещи. Вот как вы добиваетесь перемен. Вот как вы доносите свои мысли!
С трудом узнаю свой собственный голос. Изображение на экране замирает на моменте, когда я собираюсь что-то бросить в толпу. Одна моя рука вытянута передо мной, другая готовится выпустить свою ракету. Я похожа на ту картину Бэнкси в галерее Тэйт.
Вы знаете, какое наказание предусмотрено за подстрекательство к насилию?
Я смеюсь, откинувшись в своем кресле, это, должно быть, какая-то проверка. Это не может быть серьезно. Я смотрю на его лицо. Он выглядит очень, очень серьезным.
Я никого не подстрекала. Это был сарказм! говорю я, наклоняясь вперед.
Это не звучало саркастически. И сразу после того, как ты подбивала толпу, случилось это.
Изображение снова оживает: парни в черном начинают бросать бутылки в толпу, и все начинают кричать.
Нет, вы отредактировали это. Все случилось не так. Я не говорила им начинать.
Ну, мисс Куинн, выглядит это определенно так. Поэтому скажите мне, что вы знаете об этих анархистах?
Ребята в масках? Не имею ни малейшего понятия.
Они члены НФ. Что вы можете рассказать мне о вашей связи с ними?
То, как Зизи громко вдыхает, когда он говорит эти две буквы, пугает меня больше, чем что-либо до этого.
Зизи, это бред, понимаешь? Я даже не знаю, кто или что такое НФ!
Ее лицо бледнее, чем обычно, когда она смотрит на воспроизводимый, на маленьком экране бунт.
Ох, Петри, разве я не говорила тебе, что насилиеэто не выход?
У Петри были проблемы с насилием в прошлом? спрашивает Ли.
Что? Погодите, нет.
Ах да, вижу. Три сообщения о драке в школе.
Это частная информация, вы не имеете права ее использовать! кричу я, махая рукой перед его лицом, чтобы оборвать его канал. Это ничего не меняет.
Все государственные школы проводят политику обмена информацией. У меня здесь все ваши файлы, Петри. И выглядит все это не очень хорошо.
Я говорила тебе, что должна ходить в частную школу, огрызаюсь я, глядя на Зизи. Но нет, ты хотела дать мне настоящее образование! В реальном мире.