Я, ваша великость, сейчас тебе что-то скажу, заявила мне эта Грид. Она сидела на колодах, что сохли во дворе, и колола орехи.
Если тебе есть что сказать, не молчи, развеселилась я.
Я бы и рада помалкивать, скрипуче отозвалась Грид, да вот невмоготу уже. Все к худу, не к добру.
Ты оначала я.
Да, ваша великость, буркнула Гриди вдруг подняла на меня глаза.
И я поклонилась. Так учили меня. Встретишь равнуюбудь сестрою, встретишь старшуюпоклонись.
Мне по-прежнему говорить тебе ты? осторожно спросила я.
Нынче слова так перепутались, уклончиво сказала она, ваша великость, тебе не время говорить. Слушай.
Что же ты посоветуешь?
Дай свершиться судьбе, без обиняков ответила Грид. Твоей сестрице, бывшей великости, маменьке ихней, грустно с той стороны одной. Не успокоится до тех пор, пока всех не соберет. Под крыло. Весь выводок.
И
И ее, опять просто сказала Грид. Особенно ее. Страшненькую, то есть старшенькую. С той стороны ее заждались, она для них вся. С самого рожденья. Тьма тьмой
* * *
Темная вода
Совет я нашла у пауковони не летучие, они терпеливо ткут и добиваются своего. Все порхающие твари рано или поздно оказываются в их тенетах.
Помощь я обрела у крапивыотменная из нее вышла сеть, хотя руки мои и стали схожи с руками Гридогрубели и покраснели. Однако я была терпелива, усердна, работала молча, и в три светлых месяца завесила все стены, пол и потолок чертога плетеньем из кусачей травыточь-в-точь паук.
Королева явилась в полдень, безо всякой охраны, покрутилась по двору, нашла меня в саду, около крапивы, и привела к чертогу. Она запросто уселась на моем пороге и усадила меня на скамеечкуу своих ног.
У доброй хозяйки, сказала она мне в спину, в напоясном кошеле должно быть все и даже сверх того.
А правда, что в кошеле Фрейи все судьбы и жизнь?
Думаю, что там у нее множество чудес. Дай-ка я расчешу твои кудри, дитя, проговорила самозванка. Дивные золотые волосыи в таком беспорядке. Это недосмотр.
Грид даже не повернулась в нашу сторону, только хмыкнулабудто камень треснул.
Тут у меня был чудесный гребень. Вот! Как раз для твоих волос, продолжила королева. И принялась причесывать меня.
Я бы хотела, чтобы у меня была такая девочка, говорила королева. Я бы научила ее всему, что знаю. Я бы поделилась Но пока есть только шесть непослушных мальчиков! Что поделаешь, с этими мужчинами нет никакой надежности. Посуди сама, Илзе, дорогая, восемь из десятерых мужчин вырастают и бегут прочьв море или на поле бранисловом, делают все, чтобы не работать дома, чтобы не быть опорой доброй жене. Слыхала ли ты про Винланд?
Про дивную страну за морем? Слыхала. Туда все стремятся. Ни один не вернулся
Все бездельники! Я уже сказала и повторюнет бы работать дома, быть опорой. Это им скучно. Зато плыть через бездонное море в далекий край, дабы гонять по полям таких же диких скреллинговэто им весело! Фрейя-Праматерь, как терпишь?
Все мы должны быть терпеливы, осторожно сказала я. Таков удел мудрых дев и настоящих хозяек.
Верно, Илзе, дорогая моя, ответила королева. Если бы женщина не была терпелива, спасибо Праматери, как бы иначе выдержала она младенцев, мужей и старцев?
Она наклонилась ко мнеи лицо, так похожее на маму, сказало чужим голосом:
Иногда так хочется их прибить? Верно я поняла?
После этих слов я уснула.
Крапива-лебеда.
Твори что хочешь, коль ты сильна, сказала мне как-то Птичница, но никогда не делай приворот. Это погубило многих, погубит и тебя.
И конечно же, я поступила наоборотили я не дева-воин, не старшая в роду, не королевна? Я взяла яблоки. Я дождалась регул и полной луны, я варила травы, я перегнала мед, я сотворила зелье и настояла его на вербене, крапиве и лебеде.
Я уколола палец, я три раза дала крови капнуть: на лавку, на золу и на порог. Я сотворила вместо себя Иных, Вечерних Илзе, и оставила иходну за прялкой, вторую у печи, третью на пороге. Чтобы стерегли Птичницу, чтобы усыпили, чтобы не дали проснуться.
Я приукрасила обличье, взяла питье и ушла искать. Целый день бродила по полям, болотам, лесу. Я спрашивала пути у пауков, и они указали мне на север, я спросила помощи у кустови ежевика помогла мне найти путь, больно раня колючками, стоило мне свернуть не туда, а волчья ягода усыпала тропинку своими плодами, чтобы я хорошо видела дорогу.
Я вошла в убежище братьев, я прибралась в нем и стала стряпатьибо всякая добрая девахоть и воин, но в будущем хозяйка. Я выставила угощениеи стала ждать.
И они спустились, вошли, предваряя ночь. Без перьев, без одежднагие, словно заморские дикари.
Давайте убьем ее, сказал Сван-Эдер, старший. Предвижу в ней причину нашей гибели.
Давайте просто выгоним ее, сказал Сван-Каэр, прекраснокудрый, за пределы королевства и дальше на семь ночей конного пути. Тогда она не навредит нам.
Давайте возьмем ее, сказали в один голос Сван-Олаф и Сван-Эгиль, а убьем после, опустошенную.
Давайте изведем ее, как мы извели ту, сказал Сван-Локе. Нет беспокойства от мертвых.
Давайте оставим ее здесь, сказал младший, Сван-Блар. Навсегда. Пусть просто не выходит.
Вам я разрешу сделать со мной все что угодноведь вы братья мои и я ваша старшая сестра. Но прошу прежде: разделите со мною питье. Верно, вам докучает жажда, ведь путь был долог и край солнца уже коснулся края моря, а значит, время мужам касаться чаши с медом, ответила я. Ибо знала: ни один муж не откажется от угощения.
Так и случилось. Они выпили моего вина из чаши, они ели приготовленные мною яства, они были со мной, я была с нимии познала их так же, как они познали меня.
Ночь была длинной, и рассвет покоя не принестолько ожидание. Солнце показалось ненадолго. Я возвращалась домой нагаядикая, в ставшем диким лесу. И было слышно, как братья там, наверху, носятся над Утесом и озером, над Белыми Башнями и Мостом. И никто не видел их танцазлого и прекрасного, не видел, как вытягивают они свои гибкие шеи и хлопают крыльями, но все слышали, как выкликают они страшные песни, заставляющие день хмуриться, а море волноваться.
Вечер подкрался неумолимо, словно паук.
Я слышала, как трижды протрубили в рог там, в Белых Башнях у Моста, я видела стремительные тени в облаках, прекрасные птицы неслись к моему саду во весь опормоя волшба жгла им сердца. Зелье, впитавшее тьму, влекло их, и не было силы, способной остановить их и меня. Как торопились братья, как спешили, как летели они сквозь закат навстречу погибелии крылья их казались багряными, ибо солнце садилось в тучи и ночь обещала быть ненастной.
Отныне и навсегда.
Я услыхала, как спускаются они ко мне. Как скидывают перья. В дверях завязалась драка. В обитель мою они ворвались яростныераспаленные зельем и похотью. Я отступила к пределу чертога, к самой стене, к самой сетии в тесноте, в зеленоватом полумраке братья не очень походили на людейсловно зелье мое открыло иное их обличье. Это было страшно, и я уже не желала их ни духом, ни плотью. И я сделала знак и окрасила его. И на стенах моя сеть из крапивы ожила, напала и поразила: болью, ядом и отчаяньемвсем, что сокрыто в ней до поры до времени, как и в любой из нас. Они бились как воины, они умоляли как братья, они плакали как дети.
Сеть моя была прочнееи я взяла у крапивы всю их силу, до последней капельки Всю силу почти всех братьев.
Он всегда был громче всех, он сопротивлялся дольше, он начал петь свой сейд. Он почти накинул перья. Сван-Блар, младший.
Я успела первой, я же старшая. Я вцепилась в него подобно злым плодам репейника. Я повалила его на пол, на свежесрезанный тростникнавзничь и схватила за горло.
Слова клокотали в нем и просились наружу он был сильный, верткий, горячий и скользкий от пота, он был мой брат. Сван-Блар. И глаза у него были как стоялая вода. Я набросилась на него яростно и увидала, как он меняется, как стремится прочь. Он шептал, шипел, и сила его росла.
«Выпил меньше остальных, подумала я. Он младший, он седьмой сын, он сильнее. Нет! Нет! Я самая сильная! Я осина, я ольха, я омела, я осокая старшая дочь»