Генерал ищет предателя среди офицеров, переносит бал с осени на весну и хочет, чтобы я за один вечер посмотрела всех в звании капитана и выше, выпаливаю на одном дыхании.
А я думала, вы там целовались, разочарованно тянет соседка.
Собираюсь громко и возмущенно фыркнуть, но не получается. Почему-то вспоминается совсем не поцелуй вежливости, а момент, когда Наилий держал меня за руку. Так тихо было и уютно, что теперь глаза сами собой опускаются, а от стыда становится жарко.
Скажешь тоже, целовались, шепчу я.
А что-то все-таки было, да? нетерпеливо ерзает Поэтесса. Рассказывай!
Вот теперь мы точно как звезды, выговариваю я ей, вокруг генерала заговор, на него покушение готовят, а тебя волнует только целовался ли он на балконе.
Мудрец прищуривает большие зеленые глаза и хитро улыбается.
Допустим, на жизнь Его Превосходства регулярно покушаются. Черных привязок на смерть, как ты говоришь, на нем более чем достаточно. А вот на женщин, подобных нам с тобой, генералы крайне редко обращают внимание. Если вообще обращают.
Неприятно колет под грудью. Будто бы это соревнование, а Наилий приз. Но мысль на самом деле дикая. Кто я рядом с ним?
Ему от меня нужна только информация, отвечаю резко и даже зло, быстро найду предателя и свободна. Еще один вечер и всё.
Поэтесса кивает и улыбается, но не отстает.
Так целовались или нет?
Закатываю глаза и шумно выдыхаю сквозь сжатые зубы.
Нет. За руку держал
Теперь мудрец вздыхает крайне расстроенно, а я не понимаю, чего она ждала. Балкон медицинского корпуса секретного военного центра не самое подходящее место для романтики, а я не самая подходящая женщина. В конце концов, личная симпатия работает как мощная мотивация. Влюбленная в генерала дурочка сделает гораздо больше, чем просто мимо проходящий мудрец. Гарантия лучшего результата. Но Поэтесса, кажется, слишком долго была оторвана от нормальной жизни и теперь ей нужно верить в сказку. Она обнимает меня за плечи, заглядывает в глаза и спрашивает.
Тебе хоть понравилось?
Не хочется её расстраивать и врать нет смысла.
Да.
Ох, Ваше Превосходство, помогите мне, и так сводней себя чувствую, стонет соседка, знаешь, Мотылек, у меня нет взрослой дочери, я понятия не имею, что нужно говорить в такие моменты и нужно ли вообще говорить, но ты уж не шарахайся от генерала, когда до дела дойдет.
Не очень понимаю, о каком деле идет речь, но раз уж говорим о поцелуях, то киваю и соглашаюсь. Несуществующие боги, сейчас нафантазирую себе невесть что, поверю, потом плакать буду в подушку. Только нового витка кризиса мне не хватало. Чтобы ни спать, ни есть, ни дышать не хотелось. Почему-то кажется, что боль от абстрактной несправедливости жизни все же лучше, чем тоска безответного чувства. Да еще и к цзыдарийцу с плаката в парадном кителе с веснушками и льдистым взглядом голубых глаз.
А в чем ты на бал собралась? хмурится Поэтесса.
Да, раз уж сказка, то до конца. Чтобы невзрачное чучело непременно превратилось в красавицу и укатило с блистательным офицером на блестящем черном автомобиле прямо из серых будней в яркую новую жизнь.
А у меня много вариантов? спрашиваю, оттягивая ворот больничной рубашки.
Мудрец кривится и качает головой.
Закрутить тебе надо будет волосы. Нарежем полосок из бумаги, которую мне выдают записывать стихи, и сделаем тебе кудри. Глаза черной ручкой подведем, а губы свежей свеклой накрасим. Ненадолго, но хватит. Надо будет только припрятать корнеплод заранее. А когда бал?
Слушаю её и смеюсь. Бумага, свекла, ручкачего только не придумает женщина, чтобы казаться привлекательнее, чем она есть.
Свекла! Ты серьезно? тыкаю мудреца локтем в бок. Это все-таки бал у генерала.
Вот пусть тогда Его Превосходство сам и беспокоится о твоем внешнем виде, улыбается Поэтесса, но локоны я тебе все-таки накручу.
Потом встает и кружится в проходе между кроватями. Легкая и счастливая. Я, наверное, никогда её такой не видела, а еще напевает что-то грустное и красивое одновременно.
Тадам, тадам, тадам, пам-пам. Тада-дада-да-дам, пам-пам. Бал, Мотылек, а там вальс. Ты умеешь танцевать вальс?
Училась когда-то на курсах, но сейчас в ногах запутаюсь.
Вставай, Поэтесса требовательно тянет меня за руку и почти сбрасывает с кровати. Смеюсь и послушно поднимаюсь, обнимаю мудреца за плечи и отклоняюсь назад. Соседка ведет, считая вслух шаги. А у меня в голове звучит музыка. Тихая и торжественная. Журчат весенними ручьями арфы, тонкими льдинками переливаются голоса скрипок, теплым ветром дуют медные трубы. Забываюсь и мы спотыкаемся обе, налетая на кровать.
- Не упади, радостно восклицает Поэтесса, места нет. И глаза закрой.
Потираю ушибленную ногу и возвращаюсь туда, где в темноте загадочно горят золотые огни, кружатся пары, скрипит натертый до блеска паркет, а рядом лучший мужчина на планете. Тадам-тадам-тадам, пам-пам.
В сумасшествии есть один отличный моментможно жить в придуманном мире, не стесняясь, не оглядываться на мнение окружающих и не чувствовать горечи от возврата в реальность. Её просто нет. Я танцую с генералом на балу и слушаю прекрасную музыку.
Глава 4Диагноз
Подготовка к балу украла у меня либрария. Флавий утонул в звонках, списках, согласованиях и размещении иногородних офицеров в столице. Жалел, наверное, что нельзя провести бал, как Совет генераловудаленно по видеосвязи. Но молчал и не жаловался. Он никогда не жаловался, и это злило временами. Хотелось найти хоть что-нибудь, способное вывести лейтенанта Прима из его уверенности и привычки все всегда знать.
Ночь за окном гасила уличные фонари, а я сидел в штабе. Не думал, что так тяжко станет без помощника. Половина задач на мне замкнулась. В бездну длительные переписки ни о чем! В командировку надо, давно не был. Нагло влезу руководителем в любую запланированную операцию, и нет меня на неделю. Проклятье. Глупо и совершенно зря. Много жду от осеннего бала, значит, буду терпеть.
Прячу планшет в карман и выхожу в приемную. На столе, сложив руки под голову, спит Флавий. Сопит тихо и умиротворенно, как кадет-второгодка после тяжелой тренировки. Умаялся.
Лейтенант Прим.
Зову тихо, но либрарий распрямляется пружиной.
Ваше Превосходство, виноват!
Тихо, морщусь я от неуместно бодрого для ночи приветствия, домой собирайся.
Флавий четко, как по списку раскладывает по карманам гаджеты и размеренно чеканит слова.
Разрешите остаться в штабе. Все машины в особняк давно ушли.
Со мной поедешь.
Не вижу в этом проблемы, но лейтенант опускает глаза и замирает у стола. Мгновения чтобы решиться и я слышу самую нелепую причину для отказа.
Неудобно, Ваше Превосходство.
Неудобно комбинезон зубами расстегивать, выговариваю я, разворачиваясь на выход, поехали.
Флавий давится усмешкой и уходит вслед за мной. В коридорах только дежурное освещение. Охрана и его бы потушила, не будь я здесь. Нарушаю им режим. Давно могли дремать за мониторами, а так приходится сидеть на посту, вытянувшись струной, и ждать, пока генерал мимо пройдет. Водитель тоже нетерпеливо сидит за рулем и заводит двигатель, едва мы с либрарием выходим из лифта на парковку нижнего уровня. Самому главное не заснуть по дороге, вот тогда точно будет неудобно.
Флавий усаживается на край сидения. Отодвинься он еще дальше, и я бы оскорбился. Статус генерала мало чем отличается от статуса прокаженногони смотреть, ни трогать нельзя. Двадцать циклов Флавий у меня либрарием, а оказавшись в одной машине, чувствует себя неуютно. Растормошить его хочется так, что я забываю о приличиях, погонах, внимательном взгляде шофера через зеркало заднего вида, а вспоминаю про зевоту. Наука доказала почти все, а на рефлекторном дыхательном акте споткнулась. Невозможно объяснить, почему стоит одному бойцу зевнуть и вся звезда за ним повторяет. Даже сейчас, когда я думаю о зевотене могу удержаться. Прикрываю рот рукой, но не отворачиваюсь. Знаю, что либрарий за мной следит и феномен срабатывает. Флавий зевает широко и очень смачнодо слез, выступивших в уголках глаз. Оборачивается на меня и тихо смеется. Так-то лучше.