От виноватого Мая не осталось и следаон снова довольно щурился от яркого солнца и насвистывал себе под нос какую-то мелодию. Распахнув и без того небрежно накинутый поверх белой рубашки зеленый жилет, он непринужденно засунул руки в карманы.
Значит, ты знал, что тебе достанется?
Он вновь пожал плечами.
Что такого особенного в этом эпизоде, что ты готов был пожертвовать тремя следующими ради него?
Я не думал, что мне дадут еще три дежурства! Я рассчитывал на что-нибудь вроде строгого выговора.
Но, кажется, господин Дольвейн знал, что это будет слишком незначительным наказанием для тебя, и решил проучить
Да. Он у нас очень проницательный, клопов ему под подушку.
В таверне Май посоветовал Омарейл заказать «Шуструю Креветку». Завернутые в лепешку креветки с густым соусом пришлись ей по вкусукоролевские повара никогда не готовили ничего подобного. Когда обед уже подходил к концу, как и разговор о самых сложных темах в математике, к их столу подошла высокая девушка.
Сперва Омарейл заметила только длинные волосы цвета кофе и зеленое платье. Затем она обратила внимание на лицо с красивыми округлыми чертами и большими оливковыми глазами. Прежде чем она успела осознать, что уже видела эту девушку раньше, Май надменно поинтересовался:
Шторм, тебе чего?
И Омарейл поняла, что это была Шторм Эдельвейс, актриса из эпизодов. Та надменно подняла бровь.
Ну и манеры произнесла она чуть хриплым голосом.
Мы, крестьяне, народ простой
Шторм закатила глаза, а затем все же, тяжело вздохнув, томно произнесла:
Ты, кажется, сказал, что не появишься больше ни на одном моем спектакле. Зачем сегодня пришел? Я не хочу тебя там видеть.
Я подумал, что не смогу критиковать твою посредственную игру, если не буду посещать выступления, иронично ответил Май.
Омарейл неприятно удивилась тому, как грубонесмотря на дружелюбный тонразговаривал Май с этой девушкой.
И не сможешь раздражать меня, что более важно, отозвалась Шторм. Ведь в этом цель твоего жалкого существования.
Ну, по-твоему, в этом цель всех, кто тебя окружает.
Шторм просто недовольно фыркнула, а затем перевела взгляд на Омарейл.
А это кто? спросила она, и грубость Мая вдруг перестала казаться такой уж вызывающей.
Омарейл изобразила на лице легкое недоумение, и Май рассмеялся.
Кто ты? обратилась Шторм к ней напрямую, игнорируя реакцию обоих собеседников.
Снисходительно улыбнувшись, Омарейл ответила:
Мы с вами незнакомы, и едва ли будем, так что мое имя совершенно не имеет значения.
Почему-то она была уверена, что ее предельно вежливый ответнесмотря на явную грубость Штормвызвал раздражение. Может быть, она поняла это по тому, как недобро сузились глаза собеседницы, может быть, по тому, как она сжала пухлые губы.
Омарейл не могла перестать восхищаться тем, какую палитру эмоций могло выразить лицо, как много говорили глаза. Раньше ей это было недоступнохотя она видела себя в зеркале, смотрела тайком пронесенные Севастьяной журналы, где нет-нет, да можно было встретить сердитые или счастливые лица. Но лишь теперь, поговорив с живыми людьми, она поняла, насколько больше дает беседа с глазу на глаз.
Впрочем, голос и интонации тоже обладают большой силой, по ним Омарейл научилась хорошо чувствовать эмоции людей. Вот, например, присутствуя при разговоре двух, казалось бы, противников, она слышала, как чуть дрожали их голоса, выдавая волнение и стремление сдержать истинные чувства. Оба пытались выглядеть спокойнее, чем были на самом деле. Омарейл могла ошибаться, но ей показалось, что Май и Шторм не просто недолюбливали друг другаих отношения были куда сложнее.
Ладно, без разницы. Шторм небрежно махнула рукой, а затем снова повернулась к Маю: Хочешьприходи на спектакли, хоть посмотришь, как это выглядит, когда у людей есть талант.
Она уже развернулась, чтобы уйти, хлестнув волосами тарелку Омарейл, но Май вдогонку ей бросил:
Нет, спасибо, меня и сегодня чуть не вытошнило от ваших
Май, прервала его Омарейл, и Шторм отправилась к своему столику, сделав вид, что не услышала последней эскапады. Май, это уже лишнее. Если хочешь победить в словесной баталии, всегда держи лицо. Даже если противник пытается окунуть тебя в грязь, оставайся выше этого. Только так можно победить.
Май несколько мгновений внимательно смотрел на Омарейл, а потом скривился:
Чушь собачья. Побеждает тот, за кем осталось последнее слово. А это может быть только тот, кого не призывают заткнуться посреди предложения.
Омарейл усмехнулась и решила не продолжать разговор на эту тему. Вдруг, опомнившись, она взглянула на часы.
Луна и солнце! Мне нужно срочно идти.
Она выскочила из-за стола и замерла в нерешительности. Затем, порывисто обняв Мая, бросилась прочь.
Так и не скажешь, как тебя зовут? крикнул ей вслед чуть растерянный Май.
Она оглянулась через плечо, загадочно улыбнулась и выбежала из таверны.
IIIУтесы Минли
Омарейл стала видеть совсем другие сны. Она и вообразить не могла, как ее жизнь изменится после побега из Орделиона. Думая только о гражданской войне и пророчестве, она совершенно не принимала во внимание свою человеческую природу. Однажды вкусив свободы, невозможно было и дальше оставаться в клетке.
Двадцать два года Омарейл могла лишь догадываться, чего лишена. Теперь она знала, и это знание не давало ей покоя.
Целый месяц она запрещала себе думать о жизни за пределами замка. Она сосредоточилась на учебе, много времени проводила в беседах с Севастьяной, читала книгу за книгой. Все что угодно, только бы не думать о манящих, залитых солнцем улицах Астрара.
А ведь они были так невыносимо близко. Омарейл знала, как без труда покинуть замок и как вернуться в него незамеченной. Никто бы ничего не узнал
На тридцать третий день Омарейл позволила себе мысль о повторной прогулке.
Каково этобыть обычным человеком? спросила она однажды у Бериота, который, единственный из ее постоянного окружения, вел жизнь простого, хоть и знатного, гражданина.
Довольно обычно, отозвался Бериот.
Ничего, что я назвала вас обычным? уточнила Омарейл после паузы. Вас это не обидело?
Уверен, у вас не было намерения оскорбить меня, Ваше Высочество.
Во имя неба! воскликнула она, удивляясь его невозмутимости.
Позже Омарейл решила, что Бериот не знал ничего о жизни простого народа, так как всегда был отстраненным, замкнутым человеком.
Вы в университете посещали вечеринки? спросила она.
Я учился, у меня не было времени
Я так и поняла, перебила его Омарейл, еще прочнее убеждаясь в своих подозрениях.
Нет, Бериот ничего не знал о нормальности.
На тридцать пятый день Омарейл убедила себя, что в повторном побеге не было ничего страшного. Она уже сделала это один раз, и хуже быть не могло. Гражданской войны, если пророчество говорило правду, было попросту не миновать. На сорок второй ей в голову пришла мысль о том, как чудесно было бы не просто погулять по Астрару, но еще и поучиться в школе. Побывать на месте самого обыкновенного подростка. От этих фантазий ей сначала стало смешно, а потом страшно.
На пятьдесят четвертый день она перестала врать самой себе. Она всерьез решила выдать себя за школьницу. «Школьные годы», радиоспектакль, который она слушала каждый день, вкупе с воспоминаниями о ее визите в Астардар рисовали в воображении невероятный опыт, полный ярких впечатлений, новых знаний и удивительных знакомств.
Программа обучения принцессы Ордора составлялась самыми блестящими умами страны. Помимо основных наук в нее входило «Военное дело», «Управление государством», «Политика», «Морская навигация», «Быт и нравы граждан Ордора» и другие предметы, необходимые будущему монарху.
Теперь ей предстояло подать документы в Астардар и, возможно, пройти экзамены. Омарейл надеялась, что полученных на уроках знаний будет достаточно. Но для поступления в школу требовалось гораздо больше, чем просто умение решать задачи по геометрии и грамотная письменная речь.
Во время одного из чаепитий с Бериотом Омарейл спросила: