Но вернуть священное стадоэто еще не всё. Этого никогда нет поймет Араун. Надеюсь, что это поймешь ты.
Марх, Жеребенок, задумайся: что стало с могуществом Аннуина, если Гвидион легко, одним несложным обманом увел у Придери то, что Араун считает воплощением всей силы Мира Чародейства?
Где была эта сила, когда Гвидион морочил Придери?!
Аннуин ослаб до злой шутки Гвидиона!
Задумайся над этим, Жеребенок. Не о священных свиньях думай, не о мести Гвидионуно об Аннуине и мире людей.
Миры расходятся, Марх.
Араун почувствовал этои сделал Пуйла первым человеческим королем Аннуина. Вторым был Придери. Ты станешь третьим почему-то мне хочется сказать «и четвертому не быть».
Миры расходятся не из-за злой прихоти Гвидиона.
Марх внимательно слушал его.
Кого?
Череп? Ворона?
Откуда шел тот голос, которому король Корнуолла внимал с жадностью?
Ему мерещилось лицо немолодого мужчины с проседью в гриве рыжеватых волос и густой бороде. Мудрый и властный взгляд. Зеленоватые с коричневыми крапинками глаза. Стрелки морщин, разбегающиеся от глаз.
Мертвый Вран живой?
Кромка мира: Бендигейд Вран
Не отвлекайся. Неважно, каким я был при жизни. Сейчас я мертв.
Да, мертвпотому что я избрал путь людей и был убит обычным копьем. Рана в бедро не слишком тяжелая, но человека такая может сразить.
Вот меня и сразили.
Ты избрал путь людейкак я когда-то. Похвально, но помни: тебя теперь очень легко убить. Не просто легко. О-очень легко.
Но мы отвлеклись. Итак.
Миры расходятся, Жеребенок. Дело здесь не в насне во мне, не в Арауне.
Дело в людях.
Посмотри на небо, Марх. Видишь тучу? Убери ее.
Прекрасно.
А теперь объясни, как ты это сделал.
Не можешь.
Да, для тебя владение Силой так же естественно, как дыхание. И так же необъяснимопотому что нельзя объяснить привычное.
А людиобычные люди, не такие, как мы, они пытаются ответить на вопрос «почему?» У них есть и еще более скверные вопросы: «как?», «зачем?»
Там, где мы просто знаем, онимыслят.
И этим отрезают себе путь к знанию.
Постой, я не понимаю тебя. Почему мыслитьэто плохо? И какая связь между расхождением миров и мыслями людей?
Ворон хитро скосил глаз, и Вран продолжал.
Кромка мира: Бендигейд Вран
Вот зверь: он не мыслит, но отлично знает, какая трава ему нужна, если он ранен, какаяот той хвори, какаяот этой.
Мы, Древние, знаем то жетолько обо всех стихиях, и о том, что вне любой из них.
А человек желанием понять убивает в себе знание.
Способность мыслить убивает в нем всеведение.
И он уходит от наспереставая ощущать наш мир, шаг за шагом теряя способности к магии Тот, кто может вот так легко, как ты, убрать тучу, тот у них считается великим магом, вот ведь как
И они по своей воле отгораживаются от Аннуина, да?
Кромка мира: Бендигейд Вран
Это не воля, Жеребенок. Это иноеи я не знаю ему названия.
Ноони уходят от нас. Рвут единство Аннуина и Прайдена. Вернеепока еще не рвут. Только ослабляют.
Но скоро и разорвут.
Араун понял опасность. Он поспешил обменяться властью с Пуйлом; твоя мать была готова терпеть насмешки хуже рабыни, лишь бы Придери стал вторым человеческим королем Аннуина
Теперьты.
Помни, Жеребенок: дело не в священном стаде. Даже если то есть когда вы отвоюете его у Гвидиона, миры всё равно будут расходиться. Нужно что-то иное, Марх. Что-то, что оставит людям всеведенье.
Поверх такого обольстительного и неотвратимо губящего их разума.
* * *
Марх очнулся в Корнуолле.
Он лежал на камнях рядом с башней. Тинтагел.
Король (теперьдействительно король? кажетсяда, но впрочем, неважно) помнил весь свой разговор с Враном, но судьбы миров сейчас ничего не значили перед первым долгом хозяина.
Хозяина хоть простой усадьбы, хоть замка, хоть страны.
Обвести свои границы.
Опахать владения на быках.
А чтобы оберечь Корнуолл от гнева Манавидана, его надо опахать совсем не на тех быках, которых крестьяне понукают в поле.
Совсем не на тех.
Кромка мира: Марх
Изначальные.
Бушующее моревотчина Манавидана, пучины Рианедд, бездны Воррудавсё это было лишь каплей меж рогов подземного Пейбиау.
Безмятежное сияние полудня, тучи, грозы, ураганыэто лишь один вздох небесного Нинниау.
Мир людей да пожалуй что и Аннуинлишь прах под копытами двух Быков.
Они суть предел мироздания. Граница границ.
Тот, кто сумеет запрячь их и провести борозду, создаст несокрушимую грань.
Впрячь в одно ярмо преисподнюю и высь.
Марх стоял возле Тинтагела. Стоял в Аннуинерядом со своим замком, что высится в двух мирах. В мире людей он именно высится, устремляется к небесам, а вот в Аннуинеуходит вниз до самых чертогов Нудда, до таких бездн, куда лишний раз лучше не спускаться. Никому. Говорят, из всех сидхи только Сархад Коварный осмеливался нисходить туда но так где теперь Сархад?..
Вглубь до чертогов Нудда нет, отнюдь не сидхи начали строить этот замок. Кто были первые строители? Кто вгрызался в каменные недра, кто устремлялся до самого дна мироздания?
Нет ответа.
Но именно здесь соединено подземное и небесное. И не Тинтагелу ли стать тем ярмом, в которое можно запрячь Нинниау и Пейбиау?
Марх прикрыл глаза. Сосредоточился.
Иперестал быть собой.
Сейчас он был всей своей землейседыми прибрежными утесами, изъеденными морем, вересковыми пустошами, пашнями и болотами, лесами и деревнями он был сейчас этой башней, проходящей сквозь мир людей и Аннуин, соединяющей воедино время и вечность.
Под ним мычал Пейбиау, и море ревело, вторя голосу подземного Быка; над ним ярился Нинниау, выдыхая грозы и ливни, но он, Марх, уже не Жеребенок, уже Корольон сейчас ощущал, как его сила проходит сквозь небеса, мир людей и преисподнюю
И эта сила надежнее любого ярма соединяет подземного и небесного быков, подчиняя их.
Пахота началась.
Кромка судьбы: Марх
Я недвижим. Я стою в Тинтагеле, и мое тело не шевелится.
Движется только мысль.
Я вижу все прибрежные скалы, все бухты, заливы, отмели и мели, все подводные утесы, грозящие гибелью морякам всё это, шаг за шагом, разворачивается передо мной.
И в каждом моем шаге сходятся небеса и преисподняя. Нинниау и Пейбиау, послушные моей воле.
Вспучивается мироздание, сыплются в сторону судьбы, которые не сбудутся, события, которым не случиться, неначавшиеся концы, несбудущиеся проклятиявсё отваливается, словно земля из-под лемеха пахаря.
Глубоко прорыта священная борозда.
Быки движутся, я вырываю эту борозду дальше.
Вырываю.
Я вырываю ярд за ярдом.
Вырываю берега из-под власти Манавидана.
Вырываю мою страну из-под ненависти отчима.
Врага.
Потом мудрые люди впрочем, и сидхи тожебудут рассказывать, что они видели, как король Корнуолла шел по ярящимся морским водам, словно те были всхолмленной землей.
Марх шел, погоняя запряженных в ярмо двух синих быковиссиня-черного подземного и светло-голубого небесного. Каждый бык был ростом со скалу, они били копытами по волнам, высекая из воды искры, они выдыхали ветер и огонь, но Король твердо держал их, подчиняя своей воле и силе ярма.
Они обошли весь Корнуоллвдоль всего западного и южного берега, от устья Северна до границ Девона.
Впереди них гневно дыбились бури, но позади незримой борозды море было тихим.
Прибрежное море.
Океан бушевал в бессильной злости.
Кромка моря: Дахут
Прислушайся к песни пены. Близко белые брызги, манит морок морской.
Глупец, ты думаешь, что ты оградил свое королевство? Свой жалкий клочок земли и голые ребра скал? Ты, сын Рианнон и пасынок Манавидана, ты, взращенный в беспредельном море, ты, знавший истинную мощь, ты этим валом отгородился не от моря. От самого себя. Ты отрезал часть своей души.
Зачем?