Последние слова Яга как-то раз сказала Немиле в один из прежних беззаботных дней, а Немила, хоть слова и запомнила, но не особо их поняла, а потом переспрашивала: «Так это-де получается, что любому человеку дозволено пойти в дремучий лес?»
Яга степенно кивала: «Дозволено любому, в любое время и в любом состоянии души»
«И бесцельно можно?»
«Можно»
«И вернуться можно целым да невредимым?»
«Можно вернуться, а можно и не вернуться»
«Но многие же не вернулись?» всплёскивала руками Немила.
В ответ на последний вопрос Яга только пожимала плечами, и оставалось мучаться в неведении насчёт множества судеб тех людей, кто ушёл и не вернулся. Мучалась она и насчёт собственной судьбы, но хотя бы в одном у неё была уверенность: Ивана-царевича обязательно разыщут, и глянет она ему в очи, и плюнет в них от всего сердца.
После рождения детей Немила начала остро тосковать по своей собственной, кровной матушке, что чуть-чуть не дожила до немилиного восьмилетия. Прыгнула ли та по своей воле в холодную ноябрьскую воду, упала ли, спасалась ли от кого, али не желала спасения? Сие неизвестно до сих пор, а что Немила помнила точно, так это то, что нашли тело матушки вмёрзнувшее в лёд аккурат перед бобриной плотиной. А позади плотины находилась заводь, что противоположным берегом в лес дремучий упиралась.
Немила, конечно, рассказала эту историю Ягеона просто не могла обойти стороной столь важное событие своеё жизни, тем более, что Яга спросила о матушке первая, а затем разговорилась сама, и поведала очень много интересного.
Когда я была совсем юной девицей, почти такой же, как ты, может, помладше, то тоже часто бегала гулять в леса, вспоминала Яга. Леса были не такие, как сейчас, более светлые, широкие, прорезанные исхоженными тропами. Мы редко садили семена в землю, больше охотились, выбирали дары лесаягоды, орехи, благо, их тогда было много, а часть даров всегда оставляли для Матери и Отца.
Жила я тогда примерно на том же месте, где и сейчас, и прямо тут проходила граница нашего леса. Как видишь, нынче от селения ничего не осталось, потому как люди за реку предпочли переселиться, а эти земли постепенно пришли в упадок, и их захватил лес.
Но рассказ мой будет не о лесе, а о том, как вышла я замуж за доброго молодца из соседнего селения.
Мой суженый был чем-то похож на медведясильный, смелый, немного медлительный, но основательный в делах, и очень добрый, а меня он называл своей медведицей, потому как я тоже сбитенькая была, крепенькая, да и рука у меня была тяжёлая.
Яга хихикнула, но снова посерьёзнела.
Поженились мы и стали жить то тут, то там, а скоро народили первенца нашего. Родился он на исходе весны, когда жаркое солнышко вовсю пригревало землю. Златоглавом его назвали, потому что волосы у него были такого же цвета, как и у меня когда-то, и как у тебя, Немила.
Немила пригладила свою золотую косу. Потускнела та в последнее время, не блистала тем прежним золотом, но, слава богам, и не серебрилась пока.
У Яги пряди быличто червонное серебро, у Мокшиобычное, светлое серебро. И то, и то красиво, но золото сияет богаче, золото благородней, царственней, всяк знает, млад и старзолото стоит выше серебра, выше всех других металлов. Ибо железо крепко и твердо, оно разит наповал и оберегает тело, серебро защищает душу, а в самую тёмную ночь напоминает о луне, золото же создано, чтобы подтвердить власть солнца над всем миром, ведь не было с сотворения мира ни одного дня, чтобы солнце не выкатилось на небосклон.
А Яга тем временем продолжала:
Златоглав был мальчиком здоровеньким, но с самого рождения обнаружил свой нрав буйный. Всё должно было быть по его, а коли нет, так он бросался оземь и рыдал, кулаками бил, а как подрос, так и на окружающих стал кидаться, даром что козявканикого не боялся.
Перед Немилой нарисовался небольшой мальчишеский лик, черты которого напоминали одного из смеяниных отпрысков, того, кого та везде таскала с собой. Немила не испытывала к мальчику особо тёплых чувств, тот рос капризным и изнеженным, из-за чего получал от сверстников насмешкино оземь не бросался, кулаками не молотил, да и плакал вполне по-мужски: не навзрыд, а тихо, не привлекая к себе внимания.
Немила ощутила первый укол жалости к Яге.
Я старалась быть хорошей матерью, где надо, хвалила, гдепоколачивалаЯга вздохнула, сжала клюку. И муж мой поколачивал. Но этого было мало. Наш Златоглав рос зверёнышем, диким и неуправляемым, казалось, он просто не знал, куда себя деть. С малых лет он мечтал о том, что вырастет и станет воином А времена тогда были спокойные, светлые, мало кто с кем враждовал, и то в основном на юге, в горах, а тут, на равнине, никаких границ, никаких царств-государств в помине не было, даже не думали люди между собой враждовать из-за куска земли, иди куда хочешь, делай что хочешь. Да и не жили мы тут постоянно, только с осени по весну, а летом на север уходили, к морю, потому как там самые лучшие берега были, и еды водилось навалом.
(Диковинную историю рассказывала Ягакак можно жить одними дарами леса, и зачем уходить куда-то, если и так сыт? Батюшка восхищался морем, с восторгом упоминал о вкуснючей морской рыбе, ракушках, у которых внутри питательная ароматная мякоть, не идущая ни в какое сравнение с содержимым речных ракушек, но Немиле было страшно даже подумать о таком невообразимом количестве воды, что не перейти, не переплыть. Да к тому же солёной и холодной! Но истории Яги она внимала с особым благоговением. Её очаровывало давно минувшее прошлое, свидетелей которого ныне раз и обчёлся).
В то лето, Яга сделала паузу, в то лето сынку шёл пятый год. Мы сильно хотели родить второго сына, или доченьку, а потому часто отсылали Златоглава играть с детьми. В то лето он наконец-то полюбил детские игры, нашёл себе друзей, и не одного, не двух, а много больше! Мы, конечно, были рады, хоть тревога никогда не покидала наших сердец и умов.
Великое счастьежить у моря и поедать его дары. Всяк от млада до велика любил поплескаться в прохладной водице, а мальцыте и не вылезали на берег до самого вечера.
Наш Златоглавушка вечером приходил шёлковый, ласковый, казалось, он выплёскивал в море всю черноту, что скапливалась за ночь в его душе.
К превеликому нашему горю, в один из дней произошло нечто непоправимое. Недоглядели, оплошали, расслабилиськак ни крути, а в том только наша вина была. Утопил сыночек наш другого мальчишку.
Яга говаривала спокойно и безмятежно, словно речь шла не об убийстве, а о чём-то вполне невинном, вроде сбора урожая.
Утопил почти такого же по возрасту, чуть старше, но более хилого. Нашло на него что-то, прямо посреди игры у всех на глазах набросился. Пригляд, как назло, отвлёкся, задремал, а дети-то что, дети пока сообразили, пока оттащили, уже и поздно стало.
Потом Потом суд был. Отец и мать погибшего мальчика потребовали суровой расплаты. Порешили, что нашего мальчика нужно утопить точно так же, как и того, другого.
(Немила посчитала приговор справедливымоко за око, зуб за зубно Ягу ей теперь стало ещё жальче).
Топить нашего Златоглавушку поначалу вознамерился отец погибшего мальчишки. Муж мой взмолился, чтобы позволили ему самому исполнить приговор, и я поддержала его: лучше принять смерть от родной руки, нежели от чужой. Поспорили они недолго и в итоге согласились, чтобы по-нашему было.
Бурными были воды в тот день, пенными, волны вздымались такие, каких ни в один другой день того лета не было. Выполнил мой суженый свой долг, потопил мальчонку нашего, взял за плечики и опустил в воды солёные, а потом вышел на берег, неся в руках тельце безжизненное. Похоронили мы Златоглава недалеко от летней стоянки, погоревали и спать легли, а наутро, когда я проснулась, не обнаружила рядом с собой суженого.
Тело его вынесло на берег через несколько дней, и пришлось мне одной хоронить своего медведушку. Рядышком они легли с сынком-то, оставили свою земную юдоль, устремились в дали дальние, неизведанные.
А мне тоже никакого выбора не былолибо вслед за ними, либо продолжать своё пустое существование.
Вернулась я на зимовку с остальными людьмивместе да не вместе. Сама не своя была, вроде как делала привычные дела, а не осознавала ничего. Только дошла до родных месттак ноги сами привели меня на знакомую завалинку в лесу, где я раньше имела смелость гулять в одиночестве.