В Студеном Водопаде за бобровую шкурку дают серебряник, с гордой ухмылкой заявил один.
Да ну, там всегда за бобра переплачивают, отмахнулся другой, пьяно пошатываясь в седле мула. Для них бобровая шапка будто королевская корона.
А дороги там как?
Туда добрался споро, а вот возвращаться было хренововсе тропы размыло, пришлось плестись в обход.
Альмирские дороги всегда были ненадежны, поэтому Гаррет на всякий случай добавил лишние дни к срокам своего путешествия.
Он вслушивался в голоса трапперов, запоминал звуки и ритм произношения. В последний раз он прикидывался альмирцем лет пять назад и многое подзабыл.
Сразу за мостом располагалась фактория. Вдоль раскисшей слякотной тропы стояли лавки с припасами, из дверей выходили покупатели с мешками солонины и овощей. Гаррет зашел в первый попавшийся трактир, где было всего два посетителя. Один пьяно обмяк на стуле, а другой слепил фигурку божества прямо на барной стойке и, высунув язык от усердия, осторожно напяливал на голову болванчика корону из сосновых игл.
Альмирцы славились не только отвратительными дорогами, но и безудержной любовью к лепке глиняных истуканов, якобы изображавших их неведомых богов.
Гаррет сел за стойку и подозвал трактирщика.
Чего тебе? промямлил трактирщик, будто набрал полный рот глины.
Медовухи, и послаще, ответил Гаррет по-альмирски, выговаривая слова не совсем так, как трапперы, но здесь, в захолустье, к произношению особо не прислушивались.
Трактирщик наполнил замызганную кружку золотистой медовухой и подтолкнул к Гаррету. На поверхности жидкости плавали черничные шкурки и кусочек сот размером с желудь. Гаррет пригубил напиток. Медовуха была сладкой, но вкусной назвать ее было сложно. Сам Гаррет предпочитал горький баларский эль, но сейчас удовлетворенно кивнул, потому что альмирцы обожали свою медовуху.
Я месяц провел на востоке, сказал он. Хочу двинуть в Глиновал. Там как дела?
Что, пушнину добывал?
Гаррет кивнул:
Ага. Привез бобровые шкурки в Студеный Водопад. Мне за них денег отвалили, как за золотые. А теперь надо бы запастись провиантом и пойти подальше на запад.
В Глиновале совсем худо, вздохнул трактирщик, навалившись грудью на стойку. Там вроде пока заправляет Тибольт, но его власть висит на волоске. На него какой-то Хрилиан войной пошел.
Да ты что? притворно удивился Гаррет.
Альмирские бароны приносили клятву верности королю Мальграву, но постоянно вели междоусобные войны, пытаясь захватить земли соперников. Гаррет догадывался, что король поощряет междоусобицу, поскольку из-за нее баронам некогда зариться на королевский престол.
Говорят, Хрилиан приволок к городу катапульту, продолжал трактирщик. Фиг его знает, где он ее раздобыл, но такую бучу устроил! Осадил город, а Тибольт чудом отбился, хотя созвал на помощь всех своих воинов. В общем, теперь отряды Хрилиана рыщут по лесам, Тибольтово войско стоит под крепостной стеной, к городу никого не подпускают. Так что вряд ли тебе удастся пополнить там припасы.
Гаррет одним глотком допил медовуху и спросил:
А как дорога на Глиновал?
Трактирщик поморщился, недовольный тем, что посетитель не прислушивается к доброму совету, забарабанил толстыми пальцами по стойке, а потом пожал плечами:
После недавних ливней тракт раскис, как дерьмо в выгребной яме. Если хочешь добраться до Глиновала к середине лета, придется топать в обход. Ступай на юго-запад, вдоль гряды Демоновы Горбы, глядишь, через неделю и доберешься до Карторнского перевала, там на северном берегу ручья растут желтые цветы. В общем, моли всех богов, чтобы тропу не завалило, оттуда на север прямая дорога к Глиновалу.
Гаррет оставил на стойке две медные монетки и ушел. Время поджимало, не опоздать бы.
3Бершад
Альмира, Незатопимая Гавань
Рассвело всего час назад, но дорога к Незатопимой Гавани на целую лигу была запружена толпами крестьян, устремившихся на столичный рынок продавать свои товары. Каждому хотелось занять местечко поудобнее. Мычала скотина, квохтали куры, а их хозяева прикрикивали на живность и переругивались между собой. Роуэн глядел на толпу с вершины холма, где они с Бершадом остановились на ночлег. Драконьер со стоном поднялся с подстилки.
Как нога? спросил Роуэн.
Вроде на месте, ответил Бершад.
Изувеченная нога заживала медленнее из-за двухнедельного путешествия по берегам Атласа в столицу, но усилия ученика целителя не прошли даром.
А рана закрылась быстрее обычного, сказал Роуэн, протирая заспанные глаза. Видно, малец смазал ее чем-то особенным.
После встречи с королевским гонцом Роуэн немедленно увез Бершада из Выдрина Утеса, но драконьер очнулся лишь через день пути. Бершад рассказал оруженосцу о чудодейственной мази и описал мохтемно-зеленый, как мокрые водоросли, испещренный крохотными голубыми цветами. Такого мха они никогда прежде не видели, а возвращаться и расспрашивать мальца было уже поздно.
Ага, вздохнул Бершад и потыкал ногу пальцем, чуть морщась от боли.
И второе копье ты хитро швырнул.
Хитроне то слово, сказал Бершад.
Мох, добавленный мальцом в целительную мазь, придал драконьеру необычайную силу. Тяжелое копье в руке стало легким, как речная галька.
Что ж, на этот раз рассказ о твоих подвигах будет весьма похож на правду.
Только если малец проболтается. Все остальные прятались в лесу и ничего не видели.
И что бы все это значило?
Бершад поглядел на дорогу:
Понятия не имею. Я расспросил две дюжины алхимиков, но они ничего толком не объяснили, так что ответ вряд ли существует.
Слушай, мы же однажды на западе забрели в какую-то глушь, и тамошний шаман вроде бы что-то такое говорил Помнишь его? Он еще волосы себе мазал птичьим пометом. Как его там? Хоракс, Хорлин
А, тот придурок, который объявил меня богом демонов в человечьей шкуре? Фигня все это.
Конечно фигня, согласился Роуэн. У демонов бога не бывает.
Бершад хмыкнул. В богов и в демонов он верил не больше, чем в говорящие мечи или в честных королей, но с ним явно что-то происходило. Кости его наливались странным, зловещим жаром, будто костный мозг выжигала лава. Бершада это пугало.
Что бы там ни было, нам сегодня надо попасть в город, сказал он, кивая на толпу у главных городских ворот.
Как только тебя увидят, поднимется переполох, напомнил Роуэн.
А до боковых ворот полдня пути, возразил Бершад. Уж лучше переполох, чем какой-нибудь прыткий стражник, который не станет читать никаких посланий, а одним махом снесет мне голову. Вдобавок в толпе перепуганных крестьян стражники не полезут на рожон.
Тоже верно. А ты волнуешься? спросил Роуэн. Ну, с королем Гертцогом встречаться и все такое?
Волнуюсьне то слово.
«Злюсь» или «свирепею» подошло бы больше.
Роуэн озабоченно посмотрел на Бершада:
Ты не замышляешь никаких глупостей, а, Сайлас?
Ни в коем случае. Глупости я обычно совершаю не задумываясь.
По узенькой козьей тропке они спустились с холма к дороге, ведущей к городским стенам. Незатопимую Гавань назвали так потому, что, хотя город и раскинулся между двумя могучими реками, его, в отличие от большинства альмирских городов, не затапливали ни весенние дожди, ни осенние ливни.
Крестьяне, толпившиеся на дороге, с ворчанием расступались перед Роуэном, который вел осла в поводу. Бершад, на голову выше окружающих, следовал за оруженосцем. Им удалось пройти пару сотен ярдов, как вдруг какая-то девчушка сообразила, кто именно протискивается мимо.
Увидев широкие синие прямоугольники на щеках Бершада, малышка задрожала от страха, дернула отца за рукав и прошептала:
Драконьер!
Отец не обратил на нее внимания, и тогда она завизжала во весь голос.
Испуганные люди порскнули в разные стороны, с безопасного расстояния глазея на отверженных. На городских стенах Незатопимой Гавани голова изгнанника не красовалась с тех самых пор, как Гралор Камнеухий, задремавший на пароме, проснулся на пристани, где палач уже точил свою секиру.