Бершад невольно напрягся:
Эшлин?
Нет, поморщился Гертцог. Принцессу Каиру.
Каира была младшей сестрой Эшлин.
Похитил?
Ну не сама же она с ним уехала! Ей всего пятнадцать. Эти мерзавцы, поклоняющиеся шестеренкам, не смогли завоевать мои владения и в отместку умыкнули мою дочь. Я этого не потерплю! Стукнув кулаком по столу, Гертцог уставился на свою испещренную шрамами руку и чуть спокойнее произнес: Мужчина обязан защищать своих родных, иначе он и не мужчина вовсе.
Бершад оглядел гвардейцев в зале, пытаясь сообразить, как они отнеслись к такому проявлению слабости. Лица воинов не дрогнули. Король явно с пристрастием отбирал свою свитупростой солдат недолго хранил бы такое в тайне.
Да, это ты здорово облажался.
Гертцог выпрямился на кресле и помрачнел.
Верни Каиру домой, грозно прорычал он. И убей императора Мерсера Домициана.
Бершад качнул меч, заново привыкая к его тяжести. Как только клинок покинет ножны, придется действовать стремительно. И все же предложение короля было весьма соблазнительным. Бершад решил подыграть Гертцогу, чтобы понять, к чему именно он клонит.
Если помнишь, однажды ты меня уже посылал на убийство, сказал драконьер. И все закончилось кровавой резней и синими татуировками у меня на щеках. Почему я должен тебе верить?
Верь или не верьмне все равно. Мое дело предложить. Не хочешьотказывайся.
А что ты будешь делать, если я откажусь? Дальше изгонять вроде бы некуда.
Гертцог сжал зубы и процедил:
Вот только не притворяйся, что тебе больше нечего терять. У тебя есть твой треклятый щит, Роуэн. И осел, о котором ты так печешься. Стоит мне пальцем шевельнуть, и кто-нибудь из моих гвардейцев отволочет Роуэна в ослиное стойло и сожжет его вместе с ослом. И тебя туда отведут посмотреть.
Бершад не вытерпел:
Знаешь, Гертцог, я почти купился на нежданный подарок и на отцовскую скорбь, но все-таки ты остался тем же мошенником, что и прежде. Гниешь заживо, но все так же полон лжи и дерьма.
Гертцог побагровел от ярости. Бершад оценил расстояние до короляшесть, может быть, семь шагов. Далековато. Стражники могут помешать ему прикончить Гертцога.
Знаешь, почему я еще жив? Бершад шагнул вперед; гвардеец за спиной тоже сделал шаг, держась так близко, что драконьер мог бы перерезать ему горло взмахом клинка, высвобождаемого из ножен. Потому что знал: ты все эти годы сидишь сиднем в своем замке и дряхлеешь. Ждешь вестей, что я наконец-то прикусил ракушку. Слушаешь, как слуги перешептываются об очередном убитом мной драконе, и сомневаешься, что меня переживешь. А мне только этого и надочтобы ты уплыл к морю, зная, что я жив. Что ты проиграл. Бершад взглянул на меч. Но ты предоставил мне лучшую возможность. Он повернулся спиной к королю. Мне плевать, что император Баларии похитил твою дочь. Я четырнадцать лет мечтал тебя убить. Так что я отказываюсь от твоего хренового предложения и готов покончить со всем прямо сейчас. В этом самом зале.
Бершад сжал рукоять меча, готовясь высвободить клинок. Гертцог облизнул губы. На лбу короля выступила испарина.
Принцесса Эшлин меня предупреждала, что ты откажешься, сказал Гертцог.
Услышав имя Эшлин, Бершад замер.
Интересно, что ты скажешь, когда она тебя сама попросит о том же, продолжил король. Вряд ли ты захочешь пронзить ей сердце.
Бершад недоуменно наморщил лоб. Женский голос за спиной произнес:
Привет, Сайлас.
У каменной колонны стояла Эшлин Мальграв. В руках, скрещенных на груди, виднелся пергаментный свиток.
Эшлин, сказал Бершад, разжав пальцы на рукояти меча. Ярость, полыхавшая в его взгляде, ухнула в живот.
Бершад уставился на свою возлюбленную.
За четырнадцать лет у ее губ возникли тонкие морщинки, но в остальном она ничуть не изменилась. Черные кудри волной ниспадали до бедер. Большие глаза и длинный нос резко выделялись рядом с округлым подбородком. Суровый нрав Мальгравов сквозил в ее чертах, поэтому мало кто называл Эшлин красавицей. Какой-то поэт однажды сказал, что ее обличьекак буря над морем, и восхищает, и внушает тревогу. Бершад не мог этого понять. Встреча с ней была для него чем-то вроде возвращения в родной дом.
Четырнадцать летэто очень долго, только и смог пробормотать он.
Эшлин улыбнулась, а потом кивнула на меч в руке Бершада.
Судя по всему, отец уже изложил тебе наше предложение.
Бершад скрипнул зубами. Он был готов на многое ради убийства Гертцога. Даже на то, чтобы уплыть к морю вслед за ним. Но сделать это на глазах у Эшлин он не мог.
Ты тоже хочешь, чтобы я убил императора? спросил он ее. Почему?
Потому что лучше тебя с этим никто не справится, ответила она.
Подойдя к столу, она положила пергаментный свиток на столешницу, села рядом с отцом и разгладила на коленях складки черного шелкового платья.
Хайден, телохранительница Эшлин, вошла в зал вместе с ней. Сиру, мать Эшлин, была принцессой Папирииостровного государства к северу от Альмиры. Военно-морской флот Папирии был самым могучим во всей Терре. Король Гертцог женился на Сиру из политических соображений, и принцесса не только обеспечила доступ к папирийским флотилиям, но и принесла с собой множество папирийских обычаев. В Папирии у каждой женщины королевской крови была хорошо обученная телохранительница, именуемая вдовой. Хайден, в традиционном черном доспехе из акульей кожи, тенью следовала за Эшлин.
Лучше меня с этим никто не справится? переспросил Бершад. С чего ты взяла?
Я все объясню, но, по-моему, здесь слишком много обнаженной стали. Эшлин обвела взглядом зал. Давайте-ка все успокоимся. Сайлас, садись за стол, выпей с нами.
Мне и здесь хорошо, сказал Бершад.
И моим гвардейцам тоже, добавил Гертцог, не сводя глаз с Бершада.
Как хочешь. Эшлин налила себе вина и выпила.
Никто из гвардейцев не шелохнулся и не вложил клинок в ножны, однако настроение в зале переменилось. Стало немного спокойнее.
Попасть в Баларию по-прежнему невозможно, сказала Эшлин, опустив кубок на стол. Но ты все же перебрался через границу, верно?
Да, ответил Бершад. Десять лет назад.
Поэтому лучше тебя с этим никто и не справится. Как тебе это удалось?
Мое копье застряло в шее галамарского громохвоста. Дракон перенес меня через горный хребет и издох на баларской стороне, в сотне лиг от границы.
Как это он тебя перенес? вмешался Гертцог.
Мой доспех зацепился за шипы драконьего хвоста. Я очнулся, только когда дракон уже поднялся в небо на три лиги. Пришлось выбирать, что лучшепрокатиться с ветерком или упасть и разбиться до смерти.
Гертцог хмыкнул:
Ни один человек, от барона до шлюхи, не верил своим ушам, когда в замок явился галамарский бард и спел балладу про это.
Бершад снова повернулся к королю:
Зато в долине Горгоны каждый крестьянин считает меня богом демонов. Тамошние обитатели швыряют соль мне под ноги, чтобы я не сожрал их души. А в одной деревне даже хотели принести в жертву первенца, лишь бы я пощадил остальных.
Король хрипло вздохнул:
Вот из-за таких горгонских крестьян все в Терре думают, что мы дикари, которые поклоняются глиняным божкам.
Вообще-то, это описание подходит почти ко всем альмирцам.
По-моему, мы отвлеклись, сказала Эшлин. Значит, в Баларию тебя перенес громохвост. А дальше что?
Я три дня провалялся рядом с тушей дракона и выжил лишь потому, что пил драконью кровь. А потом меня подобрал торговый караван. Торговцы отвезли меня в какую-то крепость, затерянную среди пустыни. Там меня арестовали за незаконное проникновение в страну и бросили в каземат. Спустя неделю приехал военачальник, и меня выпустили. Он знал, кто я такой, и не собирался казнить Безупречного Бершада, который не по своей воле попал в Баларию.
И что же сделал военачальник?
Отрядил три дюжины солдат, а те провели меня в Галамар через перевал на Вепревом хребте, доставили в какой-то портовый город и предупредили, что если дракон еще раз занесет меня в Баларию, то мне отрубят голову, упакуют в сосновый ящик и отправят в Альмиру.