Смеющиеся божки! Они чудесные! Не говорите мне, что вы их коллекционируете, Тэйг Расчет! И это после ваших презрительных комментариев относительно хлама призраков!
Радостно улыбнувшись, Зельда протянула руку, чтобы взять одну из каменных фигурок удивительно
Тонкой работы.
Фигурка размером с ладонь улыбалась ей, приглашая ответить улыбкой. Странно заразительная веселая гримаса, вырезанная на камне, была невообразимо древней. Пока еще никому не удалось сколько бы то ни было точно определить время создания Смеющихся божков. Камень, из которого они были изготовлены, был таким же древним, как планеты Ренессанс и Возлюбленная. Если уж на то пошло, то никто не мог с уверенностью утверждать, что эти существа должны были представлять божества призраков. Некоторые теории говорили, что фигурки являются портретными изображениями самих представителей расы призраков. Если это было действительно так, то призракиудивительно прекрасные создания, хоть и совершенно непохожие на людей.
Зельда медленно поворачивала фигурку, восхищаясь широко распахнутыми раскосыми глазами, кошачьим профилем с изящным и явно очень чутким носом, губами и ушами. Трудно представить себе, какими были их тела: на всех изображениях божки облачены в сложные одеяния, которые, казалось, парили вокруг хрупких фигур.
Но именно улыбка мгновенно сближала людей и инопланетян. Долгая, совершенно очаровательная,
Милая улыбка блестела в их глазах и изгибала полные губы. Она была такой добродушной, что никто из людей не мог сомневаться в том, что эти создания должны были принадлежать к расе, с которой было бы легко установить контакт. Если бы призраки остались живыи если эти фигурки действительно были их изображениями, с ними можно было бы наладить общение и скорее всего достичь понимания
Так, значит, вы все-таки не считаете реликвии призраков хламом, а, Расчет? рассмеялась Зельда, возвращая ему фигурку. Когда вы начали их собирать?
С абсолютно непроницаемым лицом он продолжал стоять на одном колене рядом с коробкой.
Я не начинал. Мой брат начал. После его смерти я ее сохранил. Изредка, когда мне попадается действительно хорошая фигурка, я ее покупаю.
Понятно.
Зельда почувствовала, что снова вторгается в его личную жизнь, но на этот раз не испытала ни смущения, ни вины. Расчет сам вызвал ее на этот разговор. Зельда ощутила в нем некую раздвоенность, словно какая-то часть его существа хотела бы продолжить разговор о брате, тогда как другая не допускала такой откровенности. Зельда пыталась сообразить, как ей следует себя вести в такой странной ситуации. Может, спросить про его брата? Но Расчет вдруг захлопнул коробку. И тут Зельда выпалила свой вопрос:
Когда погиб ваш брат?
Два года назад.
Интуиция подсказала ей следующий вопрос:
НаЧТД?
Поднимаясь, Расчет зло посмотрел на нее:
Откуда ты знаешь? Она закусила губу:
Ваша картина заставила вас вспомнить про Смеющихся божков. А открыв коробку, вы заговорили
О брате.
Да что ты говоришь? Надо полагать, сработала
Голубиная интуиция.
Зельда покраснела, но взгляда не отвела.
Извините, Расчет.
Извиняться не за что. А великолепная голубиная интуиция тебе больше ничего не подсказала? Например, как умер мой брат?
Нет, конечно же. Пожалуйста, Расчет, я не хотела вас обидеть. Она наклонила голову. Я очень сожалею, что так получилось. Больше я об этом упоминать не буду.
Забудь. В последнее время я легко срываюсь.
Я это заметила. Может, вам захочется сыграть после обеда еще одну партию в «Свободный рынок»?
Голуби небесные! Ты все время пытаешься успокоить дикого волка, да? Чего бы я после обеда хотел, так это еще одну бутылку «Розы Ренессанса».
Он подкрепил свои слова делом. Когда Зельда вечером попыталась предложить ему сыграть, он довольно резко отказался.
У меня сегодня нет желания выигрывать у тебя очередную горку никому не нужного сардита. Открыв бутылку эля, он отправился на свой привычный вечерний пост в слабо освещенной кабине у пульта управления. Ложись спать, Зельда.
Она хотела было возразить, что еще слишком рано, но, взглянув на него, промолчала. Она послушно выполнила приказ, обратив внимание, что Фред почему-то не занял своего привычного места на плече у Расчета. Скалоковрик заполз следом за ней в душ, путался у нее под ногами, пока она переодевалась в ночную одежду, а потом жалостно перекатывался волнами, пока она не забрала его с собой на верхнюю койку.
В чем дело? шепотом спросила она. Уж не хочешь ли ты мне сказать, что сегодня его боишься? Он просто немного взвинчен.
Но похоже, ее слова не очень-то успокоили Фреда. Он прижался покрепче к Зельде и затих. Зельда закрыла глаза и с помощью нескольких серий медитаци-онных упражнений попыталась себя усыпить. Она не меньше Фреда ощущала необычную напряженность Расчета, и собственные слова ее мало успокоили.
Она не знала, что именно разбудило ее несколько часов спустя. В безмолвной кабине все оставалось по-прежнему. Теплый скалоковрик все так же неподвижно лежал на ее ногах, свет оставался притушен Открыв глаза, она увидела, что Расчет по-прежнему сидит в своем кресле. Рядом с нимуже третья наполовину пустая бутылка крепкого эля. Посмотрев на своего капитана, Зельда заметила, что он больше не обременяет себя такой мелочью, как кружка. Он пил прямо из горлышка! Она сощурилась, чтобы разглядеть в полутьме часы. Прошло уже больше половины ночного периода, а Расчет так и не ложился.
Зельда почувствовала прилив острой жалости. Она понимала, что ей следует заглушить в себе это чувство. Ей надо было бы снова заснуть и не думать о Тэйге Расчете, сидящем в темноте со своим элем. Но воспоминание о том, каким было сегодня днем его лицо во время разговора о брате, не давало ей покоя. И она поняла, что ей надо делать.
Зельда соскользнула с койки. В течение четырех дней полета Расчет становился все более напряженным. Ей не хотелось даже думать о том, в каком настроении он будет к тому моменту, когда они прилетят на Ренессанс. Ему надо пить поменьше эляи побольше отдыхать. И может быть, ему надо поговорить.
Она босиком пошла к пульту. Ей казалось, что Расчет не заметил ее. Он даже не шевельнулся. Но когда до кресла, в котором он развалился, оставался всего один шаг, ее остановил его охрипший голос:
Отправляйся в постель, Зельда.
Она колебалась. Он еще никогда не говорил с ней таким вот тономполным эля и предостережения. Но потом все же решительно шагнула к нему:
Вам тоже пора лечь, Расчет.
На борту корабля все решения принимаю я, не забыла?
Расчет, ну пожалуйста. Ради вас самого. Ложитесь спать.
Ради тебя самой забирайся обратно на свою койку. Я немало выпил, Зельда. И настроение у меня достаточно гадкое.
Это из-за брата, да? мягко спросила она, кладя руку ему на плечо. Мышцы у Расчета были страшно напряжены. Вы тут сидели и думали о нем. Может, вам станет легче, если вы поговорите?
Он стремительно протянул руку и схватил Зельду за запястье, так что она не успела даже уловить его резкое движение. А когда он поднял голову, то в его глазах она увидела яростную жаждужажду, которую видно было даже в полумраке, жажду, которая казалась даже более сильной благодаря темноте. Зельда откликнулась на нее непроизвольно: по ее телу пробежала дрожь. Секунду они оба оставались абсолютно неподвижными. Зельда не смогла бы пошевелиться, даже если захотела бы. Испещренная шрамами рука Расчета крепко прижала ее запястье к его плечу.
Похоже, этой ночью твоя интуиция тебе изменила, маленькая святоша. Его хрипловатый голос наждаком прошелся по натянутым нервам Зельды. Тебе следовало остаться в постели.
Да?
Казалось, ее разум и тело вдруг стали самостоятельными. Зельда совершенно ясно понимала, что Расчет прав. Однако в голове была какая-то мешанина мыслей и чувств, так что больше всего она сейчас напоминала светорисовальный шар в руках у ребенка.
Расчет не отрывал глаз от ее лица. Потом он вдруг отпустил ее руку.
Последний шанс. Иди, Зельда. Возвращайся на свою койку.
Он отпустил ее пальцы, но ей почему-то по-прежнему казалось, будто он ее держит. Зельда отчаянно пыталась разобраться в противоречивых чувствах, бушевавших в ее душе. Какая-то частичка ее существа страстно рвалась утешить этого человека. Отчасти ей хотелось понять его через простое физическое прикосновениехоть она и не понимала, как это возможно. А еще она замерла от непонятного жара, зародившегося у нее внизу живота и теперь разливавшегося по всему телу.
Она не пошевелилась.
Расчет?
Его пальцы снова сомкнулись на ее запястье, но их сильное прикосновение почему-то одновременно казалось нежным.
Ты упустила свой шанс, моя милая поддельная голубка. Иди сюда, посмотрим, сколько в тебе волчьей крови.
Он притянул ее к себе, заставил сесть ему на колени. Не успела Зельда понять, что происходит, как губы Расчета прижались к ее губам.
Первой мыслью Зельды было высвободиться. Это чисто инстинктивная реакцияона не привыкла к подобному обращению.
Пока Расчет притягивал ее к себе, она изгибалась и упиралась ему в плечи, пыталась оттолкнуть его. Однако Расчет не обратил ни малейшего внимания на ее сопротивление. Он крепко прижал ее к себе, обхватив своими сильными руками ее плечо и бедро. Когда она попыталась вырваться, его руки только сильнее сжались, и пораженная Зельда ощутила ту огромную мощь, которую всегда подозревала в его поджаром теле.
Но окончательно ее слабое сопротивление сломил его долгий, теплый, удивительно чувственный поцелуй. Зельду целовали и преждесреди голубей родственники и друзья обменивались поцелуями в знак приветствия и выражая привязанность, но те поцелуи были мимолетными прикосновениями губ к щеке. Их с трудом можно было бы назвать поцелуями.
Этот поцелуй был непохож, совершенно непохож на все, что когда-либо испытывала Зельда. Она ощутила, как Расчет с агрессивной чувственностью заставляет ее приоткрыть рот, и обнаружила, что не может не ответить. Ей вдруг показалось, что нечто, загнанное глубоко внутрь нее, настойчиво рвется наружу. С ужасом она поняла, что, хотя никогда не испытывала подобного, всегда об этом знала. И это знание не имело ничего общего с тем, что ей всегда рассказывали о сексе.
А Зельде, конечно, рассказывали о сексеи родители, и учителя. Они объяснили ей, что это такое, так же, как объясняли принципы поэтической кинетики или теории программирования. Но о чем никому не пришло в голову рассказать ей, так это о чувстве предвкушения и радостного ожидания. Никто не говорил, что ее тело вдруг станет теплым и ленивым и что внизу живота у нее запылает обжигающее, рвущееся наружу пламя. Она задрожалаи Расчет сразу же это заметил.
Под твоим голубиным одеянием прячется настоящая женщина, правда? Страстная женщина. Слова Расчета, произнесенные у самых ее губ, были хриплыми и шероховатыми. Зельда, мне нужна женщина.
Зельда чувствовала, что напряженность Расчета не уменьшается. Скорее вся она сконцентрировалась на физическом контакте с нею. Его рука скользила по ее бедру, прослеживая под тканью ее формы. Она ощущала, как жар его тела расходится вокруг, словно желая
Обхватить ее со всех сторон. Сильнее стиснув пальцы на ее плече, он принялся исследовать своим языком ее рот. Она попробовала вкус эля, который он только что пил
Зельда пыталась остановить это вторжение: ей нужно было время, чтобы справиться с водоворотом новых ощущений. Расчет глухо застонал. Обхватившая ее за плечи рука метнулась вверх, чтобы поймать ее голову и удержать ее на месте.
Позволь мне сегодня взять то, что мне так нужно. Я просто с ума схожу. Надо было предвидеть. Слишком много мыслей. Дьявольски много мыслей. Съедают человеку всю душу.
Глубокое сострадание, заставившее Зельду спуститься со своей койки и подойти к нему, охватило ее с новой силой. Она нужна Расчету! За всю свою жизнь она еще ни разу не была кому-то так нужна. Голуби нуждались друг в друге, но не таким примитивным, первобытным образом. Человеческие потребности на Клеменции были совсем другими: там это был вопрос глубокого взаимопонимания, дружбы, интеллектуального общения Зельда не могла войти в телепатический контакт, и для нее было недоступно голубиное общение. А сейчас Расчет хотел, чтобы она удовлетворила потребность совсем иного рода. Такая мысль была для нее страннойи безмерно притягательной.
Ладони Зельды по-прежнему упирались в его плечи, но она перестала отталкивать его и расслабилась. Расчет почувствовал наступившую в ней перемену и
Начал целовать ее еще крепче. Ее позолоченные ногти бессознательно впились сначала в ткань его рубашки, а потом скользнули вниз по гладкой коже, скрывавшей под собой тугие мускулы. Когда он со стоном произнес ее имя, она вся задрожала.
Зельда чувствовала, как он пробует ее, смакует, словно онаэль. Его язык двигался внутри ее рта, прикасаясь к ее языку. Немного привыкнув к этой странной ласке, она испытала неодолимое желание ответить ему. Это вдруг стало яростной потребностьюи она подняла руки, обхватив ладонями его лицо. Ее прикосновение заставило Расчета резко втянуть в себя воздух, и Зельда почувствовала, что его тело задрожало от еще более сильного напряжения.
Она прикоснулась к нему языкомосторожно, робко. Эта странная близость была дивнойи в то же время немного пугающей. Его сильная реакция оказалась неожиданно пьянящей, и ею трудно было бы не наслаждаться, даже если бы она и хотела сдерживать себя. Но Зельде хотелось, чтобы этот человек отвечал на каждое ее прикосновение все большей и большей страстью.
Его рука снова шевельнулась, и на этот раз пальцы скользнули вниз. Когда он прикоснулся к ее груди, она на секунду застыла совершенно неподвижно.
Все хорошо, Зельда. Ты такая чудесная. Такая мягкая, сильная и хрупкая. Мне нравится тебя гладить.
Подушечка его большого пальца лениво гладила ее сосок. Тончайший материал ее одеяния был слишком
Ненадежным барьером. Его прикосновение странно дразнило ее, и в ответ все ее тело вдруг странно напряглось. Зельда вздрогнула, внезапно ощутив желание более полно почувствовать его прикосновение. Казалось, Расчет читает ее мысли: его рука целиком легла на ее грудь.
Казалось, он читает ее мысли Но, конечно, на самом деле он не мог этого делать. Так же, как она. Ощущение эмоциональной и интеллектуальной близости было всего лишь иллюзией. Это не было любовьютакой, какая существует между голубями. Это было волчьим сексом.
Эта мелькнувшая случайно мысль стремительно пронеслась в закружившейся голове Зельды, внеся нотку тревоги в то, что до той поры оставалось мощной, властной волной чувственного наслаждения.
Нет
Видимо, Расчет ощутил ее внезапную неуверенность. Он крепче прижал ее к себе, а прикосновение к ее груди из дразнящего превратилось в жадное. Оторвавшись от ее губ, он быстро прошептал, касаясь губами ее шеи: