Охотно верю, согласилась Таша, захлопнув энциклопедию задрожавшими руками. Только не с грязеопасными
Она осеклась. Рывком обернулась, но винтовая лестница, пронизывавшая всю башню, была пуста. И далёкий отзвук мужского смеха уже стих смеха, который она не слышала с лета и хотела бы не слышать больше никогда.
Может, он и не звучал вовсе. Может, то была лишь игра воображения.
Или нет.
предметами, пробормотала Таша.
Что такое? спросил Джеми недоумённо.
Ничего. Померещилось. Ощущая, как колотится сердце и подрагивают вмиг похолодевшие пальцы, она шагнула к открытой двери. Заканчивай скорее. Ужин скоро будет готов.
Опять, подумала Таша, сбегая по каменным ступенькам обратно на кухню, скользя пальцами по шершавой тёмной стене. В который раз за эти полгода ей приходится гадать, кто теперь играет с ней: её собственный разум или враг, выжидающий нужный момент?
ладно. Об этом можно подумать потом.
Точно не нужно ничем помочь, госпожа Лиден? нырнув в низкую каменную арку, в третий раз спросила Таша у старушки, суетившейся у очага.
Ты лучше пиши, ответила та, помешивая ароматное варево в котелке. Дневники это очень полезно. Вот захочешь когда-нибудь сложить песню о славных деяниях своей молодости, а у тебя всё записано! И вспоминать не надо.
Что ещё может сказать летописица и бывший менестрель
Таша заползла в кресло-качалку, ждавшее в углу под пучками ароматных трав и связками сушёных яблок, которые висели на белёной стене. Устроившись под пушистым пледом, раскрыла тетрадь в твёрдой кожаной обложке с плотными жёлтыми страницами.
Она любила сидеть здесь и летом (в каменной башне звездочёта было прохладно даже в полуденный зной). Но кутаться в плед у очага, пока снаружи шелестит вьюга, а на кухне витают вкусные ароматы стряпни, вот истинное наслаждение.
«Сегодня в основном читала поэмы Артан, если не считать того часа, когда мы играли в снежки, записала Таша зачарованным пером, не нуждавшимся в чернилах, оставлявшим на бумаге чёрные, будто угольные строчки. Джеми сейчас прибирается в библиотеке, то есть в бывшем кабинете господина Гирена. Вообще это должна была делать я, но он проиграл мне в карты целых три уборки и расплачивается.
К слову, сегодня же я сообразила, что уже немало написала сюда про людей, которых считаю семьёй, но ни разу не пояснила, кто они. А вдруг эту тетрадь однажды будут читать мои потомки и ничегошеньки не поймут? Наверное, стоит расписать, кто сейчас меня окружает. Нас приютили в своём доме госпожа Лиден и господин Гирен: супруги Лормари, друзья Арона. Он звездочёт, а она летописица. И живём мы в самой настоящей звездочётной башне: семь этажей, на каждом по комнате, а на чердаке обсерватория»
Услышав резкий звяк металла, Таша дёрнулась и вскинула голову, но хозяйка кухни и дома просто поправляла сковородки в шкафчике.
Госпожа Лиден Лормари с первого дня знакомства казалась Таше воплощением добрых бабушек из сказок: сухонькая, невысокая, чуть сгорбленная старушка с морщинистым лицом, источающим феноменальную доброжелательность. Из-под домашнего чепца выглядывали седые кудряшки, из-под потрёпанного платья закрученные кверху мыски остроконечных туфель.
«Арон Кармайкл наш с Лив, Джеми и Алексасом приёмный отец, продолжила писать Таша, успокаивая вновь задрожавшие пальцы и сбившееся дыхание. Супруги Лормари когда-то приютили его у себя, а потом он привёз сюда и нас. Арон дэй, пастырь в деревне Фар-Лойл, где мы и живём. А ещё он Зрящий, амадэй тот самый, Возлюбленный Богиней, ему примерно одиннадцать веков, и он лучший чтец сознаний и целитель во всём Аллигране. Добр, мудр, справедлив, бесчисленное количество раз спасал меня от верной смерти. И я ни капельки не соврала.
Лив моя сестрёнка и единственная кровная родня в нашем семействе. Ей девять, и она становится жуткой врединой: кроме Арона, с ней никто сладить не может. Сейчас она уже спит устала расстреливать нас снежками.
Джеми и Алексас братья, мои рыцари. Их настоящая фамилия Сэмпер, и они состояли в «Тёмном венце», обществе заговорщиков против нынешнего короля. Мы с Ароном спасли их, когда Его Величество со своими рыцарями напал на штаб-квартиру Венца. Джеми младший, ему семнадцать, и дай ему волю, он поселился бы в библиотеке. Если верить Арону (а я ему верю), из него вырастет очень сильный колдун. Алексас старший, ему в первоцветнике будет двадцать два. Превосходный фехтовальщик, прекрасно играет на корде. А ещё полтора года назад он умер и теперь делит одно тело с Джеми.
Разномастная у нас сложилась семейка. Если учесть, что я оборотень, то нормальные люди, то есть Лив и супруги Лормари, в ней скорее ненормальны»
Поймав странную мысль, в который раз пришедшую в голову, Таша уставилась в тёмное окно, за которым кружился в ветреном танце снег.
порой она почти забывала, что всего полгода назад у неё была другая жизнь. Другая семья. Забывала, что Арон ей не родной отец; что супруги Лормари только считают его «детишек» внуками, которых у них никогда не было. Что она королева, законная наследница трона, на котором сидит узурпатор Шейлиреар Дарфулл, и последняя из свергнутого рода Бьорков.
Наверное, её сознанию куда удобнее оказалось привыкнуть к этому дому и этой жизни, чем постоянно возвращаться мыслями к могиле матери, заколдованной Лив, сражениям с оборотнями, виспами, эйрдалями, кеарами и амадэями.
Кошмары мучали её первый месяц. Только первый. Теперь остались лишь такие моменты, как сегодня. Испуг от резких звуков, вызывающий готовность вскакивать и бежать. Редкие ощущения, что кто-то следит за ней. Вечное ожидание чего-то страшного, поселившееся на задворках сознания и заставлявшее бояться самого обычного звяканья кастрюль, в котором ей слышался звон сталкивающихся клинков.
Но сейчас она не в первый раз поймала себя на мысли, что в целом счастлива. Что игра всё, через что её заставили пройти, игра живыми людьми ради извращённого удовольствия древнего существа вполне могла быть только страшным сном. Что эта жизнь тихая, размеренная, сказочная будет длиться вечно.
только вот игра не окончена. Нет. И когда порог этого дома перешагнёт Лиар амадэй, Возлюбленный Богиней, кукловод, Палач, Воин, лишь вопрос времени.
Я закончил с уборкой и жутко устал, уведомил их Джеми, влетая в кухню. Я ухожу.
Куда, сынок? обстучав ложку о край котелка, уточнила госпожа Лиден.
В себя, буркнул Джеми, опускаясь на ближайший стул с толстыми дубовыми ножками и прикрывая глаза.
Наконец-то, сказал открывший их Алексас.
Таша подняла взгляд. Даже сотню раз видев, как братья перехватывают друг у друга власть над общим телом, она всё ещё не привыкла к тому, как внутреннее меняло внешнее.
Джеми казался тощим, длинным и нескладным. Алексас поджарым, высоким и изящным. Шевелюра Джеми была взъерошенной, как воронье гнездо; Алексаса живописно растрёпанной. Джеми двигался так, будто каждую секунду договаривался с собственным телом; Алексас с грацией большого кота. Лицо Джеми было детским, с приросшим к нему потерянно-рассеянным выражением, и симпатичным, не более. Лицо Алексаса навеки врезалось в девичью память аристократичной красотой и чарующей улыбкой.
Единственным, что действительно менялось внешне, были глаза. Бледно-голубые с желтоватым ободком вокруг зрачка у Джеми, синеватые с золотым у Алексаса. Впрочем, у Арона глаза меняли цвет по настроению, так что и это можно было считать внутренним.
Летопишешь? спросил у неё Алексас, вскинув бровь.
помнится, насмотревшись на него, Таша даже пыталась этому научиться вскидывать одну бровь. Пригодилось бы, дабы выказывать лёгкое удивление, выражать насмешку или окрашивать слова едва заметным презрением.
Попытки остались безрезультатными.
Пытаюсь.
Почитать, конечно же, не дашь.
Конечно же, легко подтвердила Таша, захлопнув тетрадь.
Так и думал. Вальяжно вытянув ноги, Алексас закинул руки за голову. Помощь не нужна, госпожа Лиден?
Съесть поможешь. Старушка зачерпнула на пробу немного мясной похлёбки. Кажется, переперчила