А, он? И, Миша вновь кивнул в сторону бледного мужчины. Он ведь живой.
Он ищет. Не важено, какой путь ты выберешь, важно лишь то, как ты его пройдешь. Понимаешь?
Мишка отрицательно покачал головой.
Меня мама с Глебом потеряют! Зачем-то выпалил он стараясь не расплакаться. Отчего-то, этот, некогда живой, человек, заставлял его грустить и переживать о доме.
Не думай об этом, ты и так дома.
Я же тут, с вами.
Ты и тут, и дома, и, ещё в сотнях разных мест. Не думай об этом, думай о луче. Смотри! Последнее слово он крикнул с такой силой, что эхо ударило по верхушкам гор, прокатилось по чаше и застряло звоном в ушах.
И, Мишка увидел его, луч. Он находился в нём, в восхитительно белом мареве, поглотившем всё вокруг, человека с револьвером, живого мертвеца, Мишку и саму чашу с местом закланья.
Закрыв глаза от резкого испуга, он простоял так несколько секунд, потом, с прищуром, попытался открыть, как будто прячась, в надежде, что его не заметят. И, вдруг, совершенно неожиданно для себя, он почувствовал, что-то родное рядом, безумно близкое и понятное. Толком не разбирая путь под ногами, он бросился куда-то вперёд и вправо, всё ускоряя и ускоряя шаг, а после, так и вовсе бросился бегом, забыв про усталость, израненные руки и страх, не отпускающий его с того первого момента, когда он открыл глаза в кисельном тумане.
Мир под ногами провалился, исчез, словно его и не было никогда. Его подхватила тьма и понесла на своих незримых руках в то место, откуда тянулась нить, маленькая частичка того луча, которую научил видеть мертвец в чёрном балахоне.
Иногда ему мерещился брат, дом и двор с качелями, а иногда он вспоминал о том верующем, в нечто громадное, как сам космос, человеке с револьвером. Впрочем, воспоминания накатывали всё реже и реже, случалось, даже, такое, что он забывал своё имя. В такие моменты он напрягался, стараясь сжаться всем телом и произносил вслух: -
Миша.
Своего голоса он не слышал, и лишь вибрация связок давала ему понять, он ещё тут, жив, просто путь очень долог.
Сначала, он даже не понял, что видит солнечный свет, приученный к полной темноте мозг отрицал саму возможность света, считая увиденное за очередную галлюцинацию. Однако, поморгав несколько раз не своими глазами, он с удивлением понял, что смотрит в голубое небо с редкими, низкими облаками.
Чего встал посередь дороги, а ну проваливай. Крикнул почти в ухо наглый голос и, кто-то с силой пихнул Мишку в плечо. Точнее не его самого, а того, в чьём теле он сейчас находился.
Осознание чужого телА пришло сразу, как только он опустил голову и увидел не свои руки, чужую одежду. Да и сознание испуганного мальчишки, коему пришлось спрятаться куда-то в глубины разума, чувствовалось так, словно незнакомец стоит позади тебя в узкой лифтовой кабинке.
Отчего-то ему стало очень стыдно за это наглое воровство, пусть и не по его причине. Миша попытался успокоить напуганный разум незнакомого пацана, и направил в тот дальний угол мысленное успокоение и сочувствие. Вышло худо, сознание мальчика ещё больше скукожилось и закрылось полностью.
Постепенно появился слух, ворвавшись в голову грохотом и шумом многолюдной улицы. Оглядевшись, Мишка не на шутку удивился, всё, вокруг походило на те картины из папиных книжек про древние времена, повозки с деревянными колёсами, тащимые низкими, коренастыми лошадками, ритмично отбивающими цокот по выложенной камнями мостовой. Люди в старинных одеждах, у некоторых есть оружие в виде мечей и луков, висящих за спиной.
Серость тебе в зад! Вновь заорал незнакомый голос, но уже другой. Уйди, а то зашибу!
Мишка резко обернулся, и чуть не упал, еле-еле устояв на ногах. Чужое тело плохо поддавалось контролю. Прямо за его спиной стоял низкорослый мужичок, в замызганном сажей тулупе, впереди себя он толкал не менее замызганную тачку на кривых колёсах, полностью заваленную чёрными камнями.
Гонор убавь, не видишь, пацану плохо, к гадалке не ходи. Трубой проревел голос сбоку, справа, на обочине. По чужому телу прошла дрожь, реагируя на мысли нового хозяина. Он знал этот голос, также, как знал любимую присказку отца. Повернувшись, он сделал шаг в сторону громадного мужчины. Он был другой, совсем не похож на прежнего, он будто вырос, стал шире в плечах. Да, и лицо изменилось сильно, покрытое шрамами, без одного глаза, но, это был он, папа!
Подойди, не мешай людям. Улыбнулся ему мужчина, и все, даже самые маленькие сомнения, рухнули, словно карточный домик.
Мишка хотел кинуться ему на шею и не отпускать больше никогда, хотел плакать и смеяться одновременно, рассказывая, как его ждут дома, как они жили без него, что делали, как сидели дома месяцами из-за карантина. Но, по какой-то причине, сознание предыдущего хозяина начало восстанавливать свои права над телом. Остановившись в шаге от отца, Мишка почувствовал желание мальчика броситься со всех ног домой, подальше от страшного мужика и странного места, где его тело захватил демон.
С тобой, всё нормально? Спросил отец, склонившись над ним башенным краном.
Мишка из последних сил сдерживал паникующий разум хозяина.
« Стой дурак, дай мне поговорить, пожалуйста!», Кричал он мальчишке внутренним голосом, но, всё было бесполезно, он просто отказывался его слушать. Ещё мгновение и тот бросился бежать, выхватив, наконец, управление ногами, а Мишке оставалось только оборачиваться, внутренне рыдая и ругая трусливого гада последними словами, что он слышал от друзей старшего брата.
Как его выкинуло назад, в пустоту, он уже не помнил. Уйдя глубоко в себя настолько, что даже тот угол, в котором сидело сознание пацана, казался комнатой с настежь открытыми окнами, а когда в глазах снова заиграло солнце, Мишка закрыл веки ладонями и уселся на сырую землю, даже не оглядываясь вокруг себя.
Кругом лязгало железо, слышалось рычание, крики, но ему было всё равно, он уже чувствовал, что он не настоящий, он дух и никто не видит его, а если не видят, то, и сделать ничего плохого не смогут. Он стал старше, гораздо старше чем был в тот день, когда тело взлетело скованное спазмами боли от чудовищно яркого света, прямо в коридоре их квартиры. Он научился чувствовать тьму и тот серый, кисельный туман, и теперь, сидя с закрытыми глазами он прекрасно понимал своё состояние.
За долгими днями, а может и годами, проведёнными в темноте, Мишка разбирал произошедшее в последний день, дома, на Земле и пришёл к выводу, что случилось что-то страшное, и не с ним одним, а со всем миром, ну, а его скитания это всего лишь последствия для него лично. Мысль, терзавшая его разум, а не мёртв ли он, Миша отбросил уже давно. Во-первых, тот мертвец сказал, что он дома, а во-вторых, сама серая тьма, будто была против этого умозаключения.
Но, осознание всего этого не приносило ему успокоения. Он устал, он хотел домой и, наконец, он хотел жить по-настоящему, а не скитаться по чужим телам в непонятных мирах и не блуждать в форме духа по полям битв.
Убрав от лица руки, он безразличным взглядом оглядел небольшой холм с высохшей землёй, уродливых существ вырванных с экрана страшных фильмов и, буквально в пяти шагах, три застывшие человеческие фигуры, одетые в красивую, металлическую броню с замысловатыми узорами. Солнце клонилось к закату, однако все готовились к бою, это было понятно даже Мишке.
Это бойня. Произнёс стоящий слева воин. Они не прорвутся.
Выбор сделали они, не мы. Ровным голосом ответил тот, что стоял в середине.
Но, они все погибнут, навсегда! Эмоционально произнёс стоящий справа.
У нас одна цель, мы просто идём разными путями. Никто их палками суда не гнал.
Ты говоришь одно и тоже, каждый раз.
Тогда заткнись! Рявкнул тот, что стоял в центре. Ты думаешь, я этого хотел? Или мне плевать на них?
В наступившей тишине слышался шум боя, непрерывный грохот, как от работы пушек, дикие, явно нечеловеческие крики.
Лок, пусть стражи готовятся к бою. В отличии от Нирби, я уверен, что наши земляки способны на большее.
Стоящий слева кивнул и быстрым шагом направился за высокий шатёр, установленный в нескольких метрах от сидящего на земле Мишки. К стоящему справа подбежал низкорослый мужичок, полностью закованный в металлическую броню и походивший больше на гнома со своей несоразмерной широкоплечестью. Воин, которого стоящий в центре назвал Нирби, наклонился, выслушал на ухо то, что нашептал ему широкоплечий и резко выпрямился.