Если бы не Серый, их охранник, хотя, Глеб, не стесняясь никого, считал его самым старшим братом в их семье, то он бы, наверняка, тоже стал рыдать по ночам в подушку. Однако, с ним было легко, он всегда понимал и старался помочь Глебу, не нравоучением, как отец и не нудными разговорами, как мама, а простой болтовнёй, или общими делами, которыми отец отказывался заниматься, или банально ссылался на отсутствие времени. Даже игра в приставку всегда превращалась в соревнование, с дикими криками, которые безуспешно пыталась прервать мама, с бегающим вокруг Мишкой, неизменно болеющим в любом ПвП за старшего брата.
Вспомнив их посиделки, Глеб сжал больно зубы и глубоко задышал, дабы не расплакаться. Сейчас нельзя плакать, и раньше было нельзя, но, теперь особенно нельзя!
Выжав мокрое полотенце в пластиковом тазике, где мама обычно хранила разные семена для дачных грядок, он продолжил протирать бледное тело еле дышащего брата.
В то утро Мишка носился по всей квартире с деревянным самолётиком в руках, изображая шум винтов противным, писклявым голосом. Квартира у них была большая, но он, как назло, пробегал прямо под дверью комнаты Глеба, а делая крутое пике старался кричать как можно громче, что бы было понятно, это не простой поворот, этоуйя-я-я-яу-у-у-у!
«Я с толстым писался, он говорит учёбы ещё две недели не будет!». Прочитал Глеб сообщение в «дискорде», от одноклассника Димки Андреева.
«Врёт». Коротко ответил Глеб.
«Не, у него батя в мэрии работает, он ему сказал, КАРАНТИН!».
«Всё равно врёт».
«Ты чё такой злой?»
«Прыщ достал, орёт, как придурок». Написал Глеб и откинул телефон на подушку. Перевернувшись на спину, взял планшет и включил первое попавшееся видео в рекомендациях на ютубе. Тут же на экран вылез молодой парень с идиотской причёской, с приветствием«Всем привет, с вами снова Антон Картон».
Глеб не вслушивался дальше, уйдя глубоко в себя, думая о маме. Она опять просидела всю ночь на кухне, кому-то звонила, плакала, потом опять звонила, ругалась и опять плакала. Глеб подслушивал пару раз, когда ходил в туалет. Она искала папу. Встретив её утром на кухне, готовящей завтрак, Глеб так и не понял, спала она, или нет. Выпив чашку кофе, мама уехала в больницу, к деду, его должны были сегодня выписать. Теперь он будет жить с ними. «Ну и хорошо», подумалось ему, «Наконец, этот мелкий идиот от меня отстанет».
Именно в этот момент, всё и случилось.
Неведомая сила подняла его вверх и сжала до жуткой боли, а потом начались кошмарные вспышки света. Хотелось кричать, но он не мог даже открыть рот, всё тело сковало, вывернуло наизнанку и, будто пропустило через электрическую мясорубку. Как маленького котёнка, его откинуло к стене с дикой силой, до потери сознание. Он очнулся от диких приступов рвоты, каждый порыв сопровождался чудовищными спазмами головной боли. Глеб не понимал происходящего и не помнил сколько мучалось его тело в агонии, но, когда ему стало немного легче, первая мысль, посетившая еле целую голову, «Мишка!».
Открыв глаза, он с удивлением обнаружил, что весь мир вокруг него стал синим, словно включили цветокоррекцию на телефоне. Оглядев, плывущую в глазах, комнату, Глеб попытался встать на ноги, но тут же упал, не сумев даже выставить вперёд руки. Отжавшись на руках от пола и сев на корточки, разглядел странное синее пятно на белом ковре. Как-то, само по себе, пришло понимание, это его кровь, просто она синяя. Прижав руки к лицу, почувствовал влагу под пальцами. Быстро отдёрнув, испугался до нового приступа тошноты, руки были полностью покрыты такой же жидкостью, а значит, его, собственной, кровью.
Окончательно опустошив и без того пустой желудок, прямо на собственные колени, Глеб рывком встал и шатающейся походкой направился к двери, за который больше не слышалось, столь раздражающего крика пикирующего самолётика.
Потянув за медную ручку дрожащей рукой, он резким движение открыл на распашку дверь и чуть было снова не упал без сознания, толи от страха, толи от резкого переживания, но уже не за себя. В коридоре, почти у самого входа в комнату, лежал на спине, раскинув руки в стороны, Мишка. Его футболка была почти полностью покрыта тёмно-синей жидкостью. На какую-то долю секунды, ему даже показалось, что тот умер. Упав рядом с ним на колени, Глеб сначала услышал хрип с примесью бульканья, а уже после, заметил неровно ходящую груд. «Его тоже рвало, он не может дышать!» взорвалась в голове паникующая мысль, придав ему сил и решимости.
Схватив брата за правое плечо, он быстро перевернул его набок и стал стучать сзади по спине. Изо рта потекла жижа вперемешку с маленьким, почти переваренными кусочками завтрака. Не сомневаясь, и мгновенья, Глеб засунул палец в рот брату и стал выковыривать всё, что мешало ему дышать. После чего, снова, с силой начал лупить его по спине. Ещё пара секунд и брат зашёлся в страшном приступе кашля, так и не открывая глаза и не приходя в себя.
Глеб начал смеяться, громко, радостно, совсем позабыв о недавно пережитом кошмаре, прижав безвольное тело Мишки к своей груди, стал шептать ему на ухо, как он его любит, и, чтоб он, мелкий, глупый прыщ, даже не вздумал умирать тут, иначе он устроит ему такую головомойку, что он ещё долго её не забудет.
Мама и Серый не пришли в первый час, не пришли и на второй. Глеб уже успел вымыть брата, почистить ему зубы, как всегда, делала мама, после того как кому ни будь из них было плохо, «рвота недолжна оставаться во рту и на зубах», так она говорила. На улице постоянно кричали, слышались выстрелы через открытое окно на втором этаже, он пробовал подглядывать, но быстро оставил эту затею. Там происходило, что-то ужасное и дико страшное. Настоящие монстры носились за людьми во дворе и в парке, и, когда догоняли, а они обязательно всех догоняли, то просто рвали на куски и сжирали, заживо. Пусть он и находился на двенадцатом этаже, и видно было не очень хорошо, но, он всё прекрасно понимал. Это конец света, или зомби-апокалипсис, это ничего не меняет. Важно, чтоконец.
А когда он увидел, как по стене соседнего жилого комплекса ползут те самые монстры, к людям, которые видимо по глупости вышли на балкон, то моментально пробежался по всей квартире и закрыл шторами окна, а в комнате брата, куда он его и отнёс после помывки в ванне, прикрутил к оконной раме плотное одеяло на саморезы, не забывая, при этом, прикрываться шторой. Где лежат отцовские инструменты, Глеб знал и, мало того, умел ими пользоваться. Всё, что не делал отец в доме или на даче, или в очередном походе, он делал вместе с ним и Мишкой, иногда даже заставляя смотреть и пробовать.
В глубине души, Глеб верил, что мама с Серым обязательно придут домой, но если это конец света, то надо думать так, как будто они с Мишкой остались вдвоём. «Думай о хорошем, жди худшего», постоянно повторял отец.
Первым делом он составил список всех продуктов, что остались в квартире. Нашёл и дико обрадовался отцовской походной заначке, с пятью банками тушёнки, двумя банками фасоли, и большой, полулитровой банкой сгущенки. На всякий случай собрал в два рюкзака вещи, свои и брата, так, на всякий случай, вдруг он очнётся и придётся куда-то уходить. В свою поклажу он собрал, и все необходимые штуки, нож, фонарики, соль, несколько упаковок непромокаемых спичек, таблетки из маминой аптечки. Сначала он пробовал выбирать, что знает, а что нет, но потом просто ссыпал всё в один пакетик и аккуратно положил на дно рюкзака, пригодится.
Давать, что-то брату, Глеб побоялся, что с ним он не знает, а совать ему активированный уголь или «мезим» без толку, без сознания он лежит явно не от отравления.
Он мучил телефон весь день, до самого вечера, постоянно пытаясь позвонить маме, отправлял смс сообщение, писал в разные чаты. Всё было напрасно, сети не было нигде, ни на телефоне, ни на компьютере, ни на планшете. Когда из коридора донеслись крики, несмотря на звукоизоляционную дверь, он как раз пытался, в очередной раз, дозвониться маме.
Тихо подкравшись по прихожей, он приложил ухо к замочной скважине и попытался прислушаться. Разобрать что-то отчётливо не получалось, доносились лишь одни крики, жуткие, чудовищные крики людей, а потом, разом, всё стихло и наступила страшная тишина. Видеофон не работал, смотреть в глазок было бесполезно, там никого не было.