Бывает, я громко говорю, когда переживаю,вздохнул он.
Как же я его понимала!
Обязательно продолжать этот разговор? Давайте прекратим беседовать и просто разойдемся по домам.
Филипп заметил:
Я не привык к такому тону.
Как и любой авторитетный человек, которым вы, разумеется, являетесь, вы должны обладать гибкостью. Не привыклипривыкайте.
Можно попытаться быть вежливой.
Можно,согласилась я великодушно.Но зачем?
Вам некуда пойти.
Караул как я нервничала. Мой голос срывался, словно я вотвот расплачусь.
Не ваше дело.
Все, что касается вас, теперь мое дело.
Мерзкий вздор. Прекратим эти посиделки. Прекратим этот цирк, идет?
Сталь в голосе рыжеволосого:
Аврора, достаточно. Соберитесь. Все, что я прошуэто понимания, поддержки.
Несколько смертельно длинных секунд я смотрела ему в глаза. И видела в них то, что мне ничуть не нравилось. Серость. Дымная клубящаяся серость. Мои глаза. Я смотрела себе же в глаза. У нас с Филиппом были одинаковые глаза.
Мне захотелось завопить и лететь из этого склепа сломя голову.
Филипп смотрел на меня, а у меня это этого взгляда все волоски на теле начинали роптать.
Неожиданно помещение стало тесным.
Мои родителирастения, куколки без бабочки, они мертвы для окружающего мира. Мой дядячудовище, которое едва не вытрусило из меня мозги. А мой Виктор Да только мой ли он все еще?
Тесным настолько, что, казалось, даже воздух стал давить на плечи, вены, кости.
У нас с Филиппом, о существовании которого еще пару часов назад я не догадывалась, одинаковые глаза. У нас одна боль на двоих.
Я все поняла.
Когда вас прикончит Виктор, умру и я,сказала я.
Это и есть та единственная истина.
Когда Филиппа убьют, умру и я. Потому что мы с рыжеволосым какимто образом связаны, связаны прочнее, чем кровные родственники.
Филиппа перекоробило от моего «когда». Внезапно я ощутила жгучее желание причинить ему боль, сделать так, чтобы с его лица слетела эта безупречная маска.
Виктора не выполнит волю Глафирыего остановит наша связь. Но как у монеты есть две стороны, так и здесь: рано или поздно Глафира узнает о вас и захочет заполучить вас в коллекцию. Если бы она узнала о вас раньше меня, мы бы сейчас с вами не беседовали, Аврора.
Заполучить в коллекцию?
Глафира чертова Тагирова.
Убирая яблоко со своей головы, Филипп опускает его на мою. А вместе с яблокомворох проблем. Яновая мишень.
Вот так просто влезть по самые уши в дерьмо, не пробыв в Пороге и суток.
Слишком много информации.
Скажите, Филипп, вы курите?спросила я.
Он отрицательно качнул головой. Вел себя вежливо, словно я была его гостьей. Но я знала вот что: кем-кем, а гостьей я точно не было. Я не могла развернуться и убраться восвояси. За дверью караулил зверолюд, а это ничуть не гостеприимно.
Виктор, угодивший в сети. Филипп, смотрящий на меня снизу вверх
Со мной что-то не так. Но я не могла просто взять и ввалиться в одну из этих черных лавок и выбрать себе лекарство, противоядие, выход. Я вдруг поняла, что понятия не имею, что делать.
Я поднялась с кресла, отпихнув руки Филиппа, и, прихрамывая, побрела к двери. Что я собиралась делать, когда дойду до нее, я не знала.
А потом возникло это чувство.
Чувство, будто позади меня хлещет вода, проглатывая пушистые ореолы светаодин за другим. В тишине эхом отдались мои шаги. Внезапно эхо захлебнулось, пропало. Я шла, но при этом не нарушала тишины шуршанием своих подошв. Под ложечкой засосало, я остановилась и обернулась.
Филипп стоял, выпрямившись в полный рост. Вокруг Филиппа, казалось, появилось это перламутровое свечение
Вокруг Филиппа плескалась черная густая вода. Тень.
Это еще что за фокусы?выдавила я, вытирая вспотевшие ладони о юбку.Я спрашиваю, что за салонные фокусы?
Именно те фокусы, о которых я вам рассказывал.
Манипуляции с призраками?
Я не такой, как Глафира. Глафира перебрасывается чужими жизнями как игральными костями. А я так не могу. Не хочу. Аврора, у нее в подвале клетки. Клетки с кровотоками. А в клеткахлюди.
Откуда вы знаете? Про подвал. Про клетки.
Я был там. В одной из клеток.
«Глафиру не интересуют ординарные люди» Филипп был там, в клетке, потому что умеет договариваться с призраками. Потому что он не совсем человек. Как и мой брат.
Глафира чертова Тагирова. Я не знала эту женщину лично, но уже ненавидела.
Я отпрянула от Филиппа, когда он неожиданно прорычал:
Я был подстилкой Глафиры. Мальчиком на раздачу. И не только для нее. Для любого, кто захочет. Но мне повезло.Рыжеволосый поднял левую кисть; на кисти не хватало двух пальцевмизинца и безымянного.В добавок ко всему она сделала меня калекой. С тех пор много воды утекло. С тех пор, как я стал тем, кем являюсь сейчас, я дышу ей в затылок. И, хотя она всегда была и будет сильнее меня, я не отступлю. Знаете знаешь, чего я хочу? Чего я хочу на самом деле, Аврора? Чтобы Глафира на собственной шкуре ощутила ту безысходность, когда ты знаешь, что помощи ждать не откуда. Когда ты теряешь чувство времени, но каждым миллиметром тела впитываешь шаги эти шаги на лестнице, когда кто-то спускается и этот скрежет в замкеФилипп прикрыл глаза, словно прислушивался к чему-то.Это до сих пор преследует меня.
Я отвернулась. Меня трясло. Я стала думать о том солнечном дне на пруду, о родителях, о голубых глазах Вика
Филипп довел меня до дивана. Я не возражала.
Я попала в ад,шепнула я.
В Порог,кивнул рыжеволосый.
Я посмотрела на мужчину. Я ожидала, что он захихикает и все такое, но ничего подобного. Он был бледен, черты лица заострились. Он был ослепительной Смертью. Не-совсем-человеком, погоняющим призраками. Совсем-не-человеком. То, что убивало миллионы, делало его сильнее. И в нас отныне одна и та же начинка. Два пирога с одинаковой начинкой. Он привязал меня к себе, а себя ко мне. И все потому, что ему угрожает опасность в лице моего братапризрачного киллера на поводке некой Глафиры Тагировой, крупной шишки и просто злобной стервы и психопатки.
Чудесно.
Глава 7
Я стояла под струями обжигающей воды. Вода пахла водой. В кое-то веки вода пахла водой. Не очистителями, ни ржавчиной, ни трубами, а водой. Идеальный растворитель,вода пахла созиданием. И я созидала вместе с нейрастирала плечи, руки, живот, хотела смыть с себя налипшие ощущения. Досада, страх, злость, недоумение. Эти ощущения.
Я могла быть честной сама с собой. Выстреливающие в голове мысли зазвучали громче, истошней. Я таяла под горячими струями, таяла чернобелая плитка ванной комнаты; в моем маленьком душном мирке не осталось ничего, кроме лениво ворочающегося пара и летних глаз Виктора. Праведная, справедливая злость, злость сестры на брата, ворочалась вместе с этим паром. Вновь и вновь проводя негнущимися пальцами по коже, я с детским негодованием думала: «Этот баран влез непонятно во что, позволил прибрать себя к рукам какой-то амбициозной кошелке. Четыре годаи о нем заговорили люди, заговорила столица. И я вправе оторвать ему тыкву за это. Это мое священное право».
Слезы катились по щекам, смешиваясь с водой.
Гдето ударили в барабан, еще и еще. Я сосредоточила взгляд на стекающей в желоб воде, затем на двери, в которую стучали. Когда провернулась дверная ручка, и дверь стала открываться, я окончательно пришла в себя.
Дядя, сколько его помню, предпринимал попытки вроде как нарочно ввалиться в ванную, когда я принимала душ. Валентин ни разу не преуспел в этом, а все потому, что я закрывала дверь на замок, вдобавок подпирая тумбой с хранящимися внутри полотенцами.
Я была за многие километры от Валентина, от его вонючих маек, татуированных лапищ и ухмылки маньяка. За многие километры от Аскании. Но привычка запирать двери в ванную никуда не делась.
Возвращение к действительности сопроводили два сильных ощущения: выжигающий пар, под завязку наполняющий легкие, вываривая их стенки, и сосущий свежий холодок, принесший генетически совершенный запах цветов и мяты.
Эй!!завопила я, пытаясь дотянуться до одежды.
Но потеряла равновесиепоскользнувшись, шмякнулась в воду. Вода обжигала, лицо запылало как шкурка на цыпленке, пульс забил горло.
Улыбаясь, Нелли неуклюжим рывком поставила меня на ноги.
Как ты вошла?выдохнула я.
Перед тем, как раздеться и залезть под душ, я некоторое время дергала за ручку, чтобы пробудить в себе это чувство уединения, изоляции. Иногда изоляциявовсе не плохо. Если бы душевнобольные во всех этих лечебницах Святого Кого-То пожили лет эдак пять бок о бок с моим дядей, они бы поняли несомненную выигрышность своего положения: что изоляцияэто замечательно. Я понимала это как никто другой, поэтому, прежде чем залезть под душ, четверть часа не отходила от двери, прислушиваясь к звукам за ней. Неврастеник во мне берет верх, и, судя по тому, что сейчас рядом со мноймокрой, недоумевающей, голойстоит тот, кого здесь быть не положено, не зря.
Иссинячерные волосы Нелли обтекали ее второй водой. И, будь все неладно, если это было не впечатляюще. Нелли была выше меня, хотя не ней не было каблуков. На ней вообще не было обуви. Стоя под душем, рядом со мной, вжимающейся спиной в черно-белую плитку, она даже не предприняла попытку закрыть воду, спасти свой макияж. Ее наряд, состоящий из черных узких джинсов, подчеркивающих бесконечность ее ног, и сиреневой атласной кофточки, намок. Под кофтой ничего не было.
Нелли отступила от меня на шаг и задвинула дверцу душевой кабинкикабинки, по размерам не уступающей маленькой квартире. Так девушка и осталась стоять в метре от менямокрая, с облепившими шею, лоб и щеки черными волосами.
Мои знания посредственны,проводя рукой по волосам, заметила она.Одна из форм воздействия, самая простая, кстати. Приложив некоторые усилия, умея сосредотачиваться, скоро ты понимаешь, что можешь проворачивать ключи в замках, не прилагая к этому физических усилий.
Или нарушать безопасность периметра,я покачала головой. Сердцебиение ухало в ушах.
Я принесла тебе полотенца и кое-что из одежды,извиняющимся тоном произнесла Нелли и добавила:Прости, Рори, я не хотела тебя напугать.
Напугала ли она меня? Кажется, да. Кажется, именно поэтому я так отчаянно хотела раствориться в стене.
Я сказала:
Ты нарушила безопасность периметра, и все благодаря метафизическим штучкам гребаным дрючкам. Тем более благодаря метафизике! На данный момент я сыта этим по горло.Вжимаясь в черно-белую стену, я сказала:Пожалуйста, выйди вон.
Рори, нам надо поговорить.
Черноволосая девушка подалась в мою сторону синхронно с моим «выйди вон»; одежда на ней набухла от воды и была темной, почти черной. Шорох падающих, разбивающихся о пол струй воды был аккомпанементом ее словам. Я не давала согласия, но Нелли уже заговорила:
Аврора Востокова, я люблю Филиппа. Люблю больше жизни. Если с ним чтото случится, я этого не переживу. Я уже не могу, понимаешь? Аврора, не отворачивайся, прошу тебя, я хочу знать, что ты об этом думаешь.
Длинноволосый темный ангел положил ладонь мне на скулу и заставил смотреть ему в глаза. Глазабеззвездное полуночное небос расширенными зрачками. Черные волосы текут по плечам, спине.
Я вспомнила наш с Нелли разговор, ее «не верю, Аврора». Тогда, в неоновом изумрудном сердце «Сада Любви», Нелли знала, куда направить русло беседы. Она не поверила, когда я сказала, мол, неужели обязательно жить ради кого-то. Не поверила и правильно сделала. Потому что у меня был Виктор. Потому что Нелли, моя красивая, умненькая, испуганная Нелли,у нее был Филипп. А ради кого живете вы?
Я верю тебе,сказала я.
Ладонь Нелли все еще была на моей скуле. С каждым ударом сердца мне все меньше хотелось находиться на расстоянии от девушки. Я хотела утешения, поддержки, слишком долго держала внутри себя клубок эмоций, не давала лазейку слабости. Нелли могла дать мне все это, я знала.
Но нас останавливали низвергающиеся потоки воды. И слова, недосказанные слова.
Какие же мы обе все-таки мокрые и испуганные. Восемнадцатилетние. Рано повзрослевшие. Играющие во взрослые игры, но в душе остающиеся ранимыми, испуганными детьми.
Спасибо,тушь прочертила черную змейку на правой щеке Нелли.
То, что со мной проделали Это что, какой-то ритуал?спросила я полушепотом.
Да.
Филипп знает, что не сможет удержать меня грубой силой?
Не сможет,согласилась черноволосая девушка.Я скажу больше: даже пытаться не станет. Он не такой, Рори. Но есть люди, которые попытаются. И, вполне возможно, преуспеют в этом.
Эта ладонь. Ладошка Нелли. Ее прикосновение не давало мне забыть, что происходящее реально, а не черно-белый гротеск. Маленький замкнутый мирок с дышащей жаром созидательной водой, являющейся преградой, отгораживающей меня от все, что может навредить, причинить боль, испугать.
Например, ты.
Девушка кивнула, кончики пальцев уперлись в мою щеку. Дышала она часто и неглубоко.
Я не хочу его потерять.
«Рори, дорогуша, понимаешь, ведь человек не может один».
А я не хочу потерять брата,сказала я и сделала шаг навстречу Нелли. Ее рука скользнула мне на шею, на ключицы. Я сбросила ее. В мозгу прояснилось, вода вновь жгла до потери пульса, хотелось приплясывать.Мне нужно время. Пару дней. Я попытаюсь найти Виктора. Поговорить с ним Через пару дней я вернусь. Обещаю, что попытаюсь все переосмыслить, взглянуть на вещи под иными углом.
И вот где ты собираешься его искать? Куда ты пойдешь?
К морю грез, разумеется.
Однако вслух я ничего не сказала, лишь угрюмо посмотрела на девушку:
Неважно. Но сидеть со сложенными руками тоже не собираюсь.
Рори, ты идешь на ОГРОМНЫЙ риск.
Я шла на огромный риск каждый божий день на протяжении пяти лет, возвращаясь после работы домой, к Валентину. Послушай, Нелли, мне нужны эти пару дней. Виктор сделал бы то же самое для меня. Все, что я прошу, это пару дней. Что бы о Викторе не говорили, мне надо услышать правду из его уст. Я должна хотя бы попытаться, черт возьми, иначе какая же я сестра буду?..
Я точно ничего не могу сделать, чтобы переубедить тебя?
Разве что применить грубую силу,я улыбнулась.Точно, Нелли.
Огромный риск,повторила девушка.Заведомо проигрышный ход.