КРУШИТЕ ВСЕ, ЧТО ПОПАДЕТСЯ НА ВАШЕМ ПУТИ!прогремел бородач.
В воздух воспарили десятки руки. И одно-единственное слова, будто заклинание, покатилось по улице:
Зевс! Зевс! Зевс!
Бородач дирижировал этим разношерстным оркестром, как если бы слышал самую прекрасную музыку в мире.
Черт,процедил Георг, ставя меня на ноги.
Его зовут Зевс?спросила я.
Интересный типчик,заметил черноволосый скептически.Перед тобой неуловимый редактор «Зова Парнаса» собственной персоной. Да, себя он зовет Зевсом. Правящие верхушки зовут его Террористом Номер Один. Пират современности. Луддит. Он и его гоп-компания выступают против стихийного распространения машин. Рабочий класс его боготворит. А теперь шевелись, киса, иначе нас затопчут.
Эти хулиганы. Эти луддиты. Я слышала о них.
Общество раскололось на грязный мозолистый рабочий класс и величественных в своем денежном ореоле капиталистов. Ведь не от хорошей жизни становятся луддитами. Люди не уверенны в завтрашнем дне. Люди хотят стабильности, крыши над головой, еды в холодильнике, тепла в батареях, быть способными поставить детей на ноги и обеспечить себе достойную старость, всего-то. Вместо этого предприятия закрываются, производства автоматизируются, людей оставляют ни с чем: без крыши над головой, средств для существования, мечты.
Эта элитабезголосые певички, слепые кутюрье, желчные политики. Они понятия не имеют, каково это: быть не уверенным в завтрашнем дне. Быть без мечты.
Поднявшись с помощью парня, я наблюдала за тем, как заспиртованные гориллы, входя в кураж, начинают забрасывать вынесенными из бара бутылками витрины. Сначалаосторожно, нерешительно; бутылка, прежде чем встретиться с преградой, словно задумавшись, описывает красивую дугу. Затем контингент осмелел. Всякий раз, когда сыпались стекла, люди запрокидывали головы и испускали победные кличи. Кто-то запрыгнул на припаркованную машину и, стянув штаны, стал крутить голым задом. Это было встречено дружным ревом одобрения. Поднялся небывалый гам, случайные прохожие торопились присоединиться к мятежникам. Уже дымил мусор в баках. Владельцы транспорта, у которого было больше трех колес, стремились поскорее умотать из набирающего обороты безобразия. Другие же (меньше трех колес), наоборот, махали бунтарям и, бросая свои средства передвижения, горели энтузиастом внести свою лепту в создание истории.
Люди потянулись к супермаркетук главной достопримечательности улицы.
Этой истории о разгроме супермаркета «Лунный Лес», которая обязательно попадет в утренние сводки. Как пить дать попадет.
Что ж, чудненько!
Куда ты?
Разве не ясно?вопросом на вопрос ответила я, хватая Георга за руку.Второй заплыв. Дармовые харчи и барахло.
Он собирался что-то сказать, когда я коснулась рукой его губ.
Ни! Давай без занудств и чтения морали! Что называется, реализуем продукцию по коммерческим расценкам.
Крышка люка была отодвинута наполовину, из отверстия-полумесяца валили испарения. Еще чуть-чуть, и я бы провалилась. Ругаясь на чем свет стоит, я вцепилась в пальто Георга, глядя в дыру и игнорируя недовольное «что я тебе говорил по поводу пальто, черт возьми». Кому-то повезло меньшестоящие возле люка на коленях мужчины, сложив руки рупором, что-то орали в темень.
Ребята, человек упал с высоты в пять метров. Жив ли он? Возможно. Но в таком случае я не завидую ему. И вам, ведь вам придется тащить его в больницу.
По всей улице со скрежетом стали отодвигаться люки. Из люков полезло нечто чумазое, приземистое, с решительно сверкающими глазами. Какая-то женщина завизжала. По-деловому расталкивая толпу, эти замызганные существа вваливались в супермаркет. Как споры, влекомые ветром. Крепко держась за руки, мы с Георгом протиснулись следом. Людской поток в какой-то миг достиг невероятной плотности, и зажал так, что невозможно было вдохнуть. Пульс колотил в горле, а в ушах глохло от воплей.
Толпа буквально внесла нас с Георгом в супермаркет. Искусственное тепло поцелуем прижалось к щекам. Запах выпечки, а именно хлеба с базиликом. От предвкушения заныло тело.
Словно по команде, чумазые рассредоточились. Видок у этих пришельцев из люков был что называется «прочь с дороги, а не то вобью зубы в глотку». Никто, держу пари, не решился бы встать им на пути, протестуя относительно дележа наиболее лакомых кусочков.
Ну и шум поднялся, скажу я вам! Некогда мирные покупали либо уносили ноги, либо присоединялись к погрому. Люди мотались туда-сюда, опрокидывая стеллажи, нагребая в пакеты, тележки, сумки все подряд. Хотели надышаться, прежде чем перекроют кислород.
Схватив банку с какой-то несъедобной частью коровьей туши («живое мясо», цена заоблачная), я запустила ею в нависающий над кассой 19 стеклянные блок. Стекло брызнуло в разные стороны и упаковки сигарет, мягко шурша, посыпались на черную ленту и зеленый полимитацию травы. Мне это напомнило один из новогодних утренников в начальных классах школы, когда нам всем завязали глаза и дали палки, которыми мы молотили в воздухе, пока не разнесли обернутого в упаковочную цветастую бумагу ослика, и нас не накрыл посыпавшийся из ослика шквал подарков, конфет, жвачек. Пиньята,кажется, так назывался этот праздничный сверток в форме ослика.
Я бросилась сгребать в ранец товар, на котором стояла самая высокая цена. Такой дорогой табак я в жизни не курила.
Георг, не будь злюкой, подбери что-то пожевать,бросила я через плечо.Кстати, всегда хотела попробовать рыбьи яйца. Как думаешь, они здесь есть?
Имеешь в виду икру?спросил Георг, с явным неодобрением зыркая по сторонам.
Нет, черт побери, рыбьи яйца. Ты плохо слышишь?
Он как-то странно посмотрел на меня. А я А что я? Меня в данный конкретный момент занимало совершенно другое.
Разорвав люминесцирующую упаковку «Овна», я сунула в рот тонкую сиреневую сигаретку. Перегнувшись через черную ленту, я схватила с одной из полочек псевдо-пиньяты зажигалку, и закурила.
Классно!ухмыльнулась я.
Наконец, перебрав все, что могла, я застегнула ранец и затрусила мимо стеллажей, в само сердце «Лунного Леса».
Столько еды, что во веки веков не съесть! И куда богатенькие жлобы девают быстро портящиеся продукты, которые не раскупаются? Выбрасывают? Похоже, что так. У нас в ресторанчике все, что оставалось в конце днякотлеты, жареная картошка, булочкисваливалось в контейнеры на заднем дворе. Между бездомными разгорались баталии за право обладания их содержимым. Трупы убитых в таких сражениях частенько находили на следующее утро, полузаваленные объедками. Каждое такое утросущая головная боль, абсолютная чертова боль в заднице: менеджер пускает пену изо рта, наяривает в милицию, персонал потешается.
Я откручивала крышки и делала по глотку, потом швыряла бутылки об пол, с визгами отскакивая от брызг, как кошка от воды. Шампуни я выдавливала на пол. Шелковые халатики с кружевными бретельками скидывала с вешалок. Спагетти хрустели под ногами. Духи с феромонами «Тайны Кассиопеи», обещавшие «потрясающую привлекательность, притягательность и неотразимость» окутали то, что осталось от сиреневой бутылочки, столь едкой вонью, что, зажав нос и рот ладонью, я бросилась прочь, решив больше не прикасаться к парфюмерии. С треском опрокинулся гриль, на котором без проблем можно было бы зажарить молоденького бычкаэто я задела его бедром. Черт, синяк будет. Фарфоровые сервизы, изображавшие жизненный цикл папоротника, по цене, которую я вначале приняла за штрих код, плевались осколками как сумасшедшие. Мимо меня прометелила навьюченная сумками группка людей. Мужчина подхватил с полки несколько банок паштета. Мы обменялись дикими улыбками.
В секции игрушек я притормозила.
Протянув руку, я коснулась маленького монохромного уродца. Брюхо животного было заполнено мелкими шариками и словно бы нагрелось, стоило к нему прикоснуться. От цены на эту игрушку холодела кровь. Но сегодня я могла не платить.
Нацепив на голову кепку с фирменной нашивкой Олимпийских игр, пнув ногой манекен, я запрокинула голову и расхохоталась. Хохоча, я разглядывала потолок. Потолок состоял из сверкающих полусфер, с воспроизведенными на них на молекулярном уровне фресками Микеланджело. Гении умирают, вот в чем вся чертовщина, а после их смерти их творения собачат на потолки супермаркетов.
Витрины-холодильники пестрили таким разнообразием, что мой желудок сделал сальто. Прижимая к животу парнокопытного уродца, я приложила к стеклу ладошку. Желтые, белые, зеленоватые, с черными прожилками, начиненные деликатесами головки сыров таращились на меня оттуда. Не хватало надписи: «Съешь меня!»
Что мелькнуло на периферии. Громкий треск! Трещины потянулись к моей ладони. Я отдернула руку. Стекло лопнуло. Не обращая на меня внимания, пришелец из люка смахнул осколки стекла с превосходного окорока. С жадностью, что был слышен щелчок сомкнувшихся зубов, он впился в окорок и, чавкая, закатывая от удовольствия глаза, стал жевать. Словив на себе взгляд исподлобья, прижимая дурацкую игрушку к животу, я не нашла ничего лучшего, чем спросить:
Кто вы такие, черт возьми?
Перестав жевать, существо с набитым ртом рявкнуло:
Гномы.
Я даже не потрудилась смахнуть вылетевший изо рта господина Копченого Окорока и приземлившийся на моей щеке полупрожеванный кусочек.
Гномы?
Да какие вы к черту гномы?!
Да какая тебе разница, подруга?парировал пришелец; еще один полупрожеванный комок запутался в грязной бороде.
Я вспомнила скрежещущие вдоль всей улицы люки. Эти пришельцы из люковгномы.
Разумеется, теплотрассы густонаселенны, ведь единственного, чего не хватает современному обществупространства. С другой стороны, возникает такой вот детский, наивный вопрос: а как же солнце? Как можно жить без солнца? Полагаю, ответ этих с позволения сказать гномов был бы следующим: ты работаешь двадцать часов в сутки, не поднимая головы; как ты живешь без солнца? Справедливо, но, если хотите знать мое мнение, лучше жить по эту сторону, чем в теплотрассах.
Великолепный пример колониитермитные гнезда. Фактор химии, а не психологии, как у человека. Термиты слепы, что значительно упрощает задачу сосуществования, их единственное правилоподдерживать порядок в колонии. Они ютятся в тесноте, но им плевать на это. У насекомых всегда так: катаются себе как сыр в масле и в ус не дуют.
Иное делоте, кто ютятся под Порогом.
Там, под Порогом, лежит неизвестный мне мир,колонии, кланы, банды. Иногдаслепой мир, чащеочень даже зрячий, но всегда, повторяю, всегда непримиримый, отметающий даже саму идею мирного сосуществования как по ту сторону, так и по эту.
Пока я таращилась на господина Копченый Окорок, подоспела братия ему подобных. Ссутуленные, мышцы словно отлиты из металла, перекатываются под грязной кожей, головы вжаты в плечи, глаза высекают искры.
Сунув окорок обратно в витрину, смачно срыгнув, гном стал помогать сородичам. И знаете в каком деле? Возникла необходимость переместить витринухолодильник ближе к выходу.
Ей-богу, никак не возьму в толкна кой черт кому-то понадобилась разбитая витрина-холодильник?
Чудом успев выхватить головку сыра, я с жалостью смотрела, как гномы откатывают витрину. Нет, клянусь, если там были рыбные яйца Я ругнулась и топнул ногой.
Товарищи гномы!
Прижимая к себе игрушку и сыр, я крутанулась на пятках и вытаращилась на бородача. Того самого заводилу, который швырнул в меня ладно, ладно, в витрину лавки за мной бутылку. На Зевса. Господина Рот Корытом. Редактора «Зова Парнаса», да будет у него все хорошо.
Голос Зевса, этого наполненного под завязку спиртным бочонка на ножках, был уже вполне человеческим. Не как у пароходной сирены. В буквальном смысле прикрутил громкость. Я пробежала по бородачу взглядом. Ношенная-переношенная кожанка, кожаные штаны, заправленные в ботинки на шнуровке, с круглыми носками. Волосы цвета вороньего крыла, борода, карие глаза. От силы лет тридцать-тридцать пять. В рукебутылка виски, во ртусигара. Зевс пошатывался на невидимом ветру опьянения. Танцевал пространный танец под свою собственную музыку.
И этот гнусный алкаш этот человек имеет какое-то отношение к литературному делу?
Хотелось мне сказать, что, несмотря на вид закостенелого бандита, Зевс был любящим отцом и заботливым мужем. Увы, не могу. Бьюсь об заклад, его пассиям нет счету. Следует примеру своего тески-небожителя, конечно же.
Гномыну или кем было это прожорливое проклятиепрекратили толкать витрину-холодильник и с любопытством посмотрели на Зевса.
В знаке искренности бородач прижал руку с бутылкой к груди, и заговорил:
Подземные товарищи! Родичи! Братаны! Мы с вами одной крови: вы и я! Так до коли вы будете ползать под землей аки черви?
После «черви» гномы потеряли к Зевсу всякий интерес. Впрочем, один из низкорослой братиитот, что с необъятным торсомсделал к оратору два широких шага:
Ты, бычий хвост, чеши, куда чесал. А то шею намнем.
И харкнул.
Бородач ловко увернулся от плевкавидимо, не привыкать. И, ухмыльнувшись, сделал большой глоток из бутылки.
Гномы продолжили толкать витрину-холодильник.
Заметив ошарашенную меня, Зевс развел руками и глубокомысленно заметил:
Сволочи. Кстати,он окинул меня неожиданно цепким осмысленным взглядом. Поправив волосы, он нетвердой походочкой, бочком-бочком, подкатил ко мне и щелком сбросил невидимую пылинку с моего плеча. Он был выше меня на пол головы. Из горла бутылки резко потянуло.Я вас в новостях видел, прекрасная незнакомка.
Я грязно выругалась.
Да уж,он улыбнулся,согласен, приятного мало.
И придвинулся ближе, шумно дыша мне в лицо, словно страстный воздыхатель.
Даже меньше,поморщившись, согласилась я.Отойдите от меня, пожалуйста.
Слушай, это у тебя что, духи с феромонами?
Он пыхнул сигарой, выпуская призрака мне в лицо.
Я закусила нижнюю губу, кивнула.
Зевс хмыкнул и струсил пепел себе под ноги:
Черт побери, а я уж подумывал звать тебя замуж. Пошла бы за меня замуж?
М-да, я бы предложила ему один неплохой маршрут. Предложила бы ему, куда пойти. Но, поощряя в себе благовоспитанное начало, промолчала.
Он еще раз окинул меня взглядом, чуть прищурив левый глаз, затем правый. Снова хмыкнул. Разглядел, наверное, что в лифчике у меня пустовато, да попа как у ребенка.
Кажется, некоторые рекламы таки не врут: достаточно вылить на себя «Тайну Кассиопеи», и Террорист Номер Один позовет вас замуж. Чудненько.
Я улыбнулась и просто качнула головой: туда-сюда.