Не прекращая выть, Георг побежал. Шаги мягкие, пружинящие, голова втянута в плечи, спина колесом. В полном недоумении я сорвалась с места, за ним. Заливаясь в истерике, он грубо расталкивал зевак. Круг света метнулся за нами, взвыли лопасти. Мы выскочили из давки. Георг схватил меня за руку и припустил так быстро, что я еле поспевала за ним. Капот иномарки замер в нескольких сантиметрах от моего бедра. Мы перебежали через дорогу.
На другой стороне Проспекта Ветров занимавшие до пяти этажей бутики вспыхивали сапфировыми, сиреневыми, золотыми огнями. В окне-витрине книжного магазина розовым пульсировала надпись: «Идеальные ухаживания, роскошные бракосочетания, скандальные разводы».
Мы проскочили арку и оказались в тесном дворике. Кирпичная кладка беспросветно заляпана светодиодами. Объемная панорама,мы оказались в африканском вельде. Выцветшее от застывшего в зените солнца небо, в котором кружат черные точки стервятников, сухая желтая трава, корявые деревья. Панорама была настолько достоверной, что, казалось, будто отовсюду подымается жар.
Метров через двести ситуация кардинально изменилась. От мусорных баков тянуло чем-то тухлым, стены заросли сырым мхом. Санитарные нормы попраны. Эхо шагов билось о стены и возвращалось обратно, чтобы дать сдачи. Просвет неба над головой сужался с каждым шагом. Механическое рычание вертолета стало заметно тише, но еще долго ползло где-то сбоку, пока не исчезло вовсе.
Георг остановился, и я налетела на него. Мы повалились на сырой асфальт и несколько минут лежали, слушая тишину и наши дыхания. Где-то далеко, словно в другой жизни, грохотал пульс мегаполисазвуки кочующих толп, машин, реклам остались позади.. Мы лежали на асфальте и смотрели туда, где должно быть небо, но его не видно из-за нагромождения подвесных ночлежек, кабелей, балконов. Звук падающих капель. Над нами медленно раскачивались рыболовные сети. Заколоченные окна. Та же старая кладка, тот же крошащийся камень, годами впитывающий запахи города и теперь воняющий как больной жмурик.
Ну и дела, я не отстала,прохрипела я, делая вдох за вдохом. Мой голос вряд ли мог внушить самоубийце надежду.А ты, блин, умеешь здорово вживаться в роль.
В сумраке я увидела жемчужную улыбку, однако куда ярче горели глаза черноволосого.
И я сказала:
Никто прежде не делал ничего подобного для меня.
То бишь, не выставлял себя форменным психом, идиотом и уродом на глазах всего Порога?
Я подумала и была вынуждена признать:
Угу. А такжене спасал мою жизнь дважды за одно утро. Помолчала, тихо произнесла:Спасибо.
Да пожалуйста, какие проблемы. Расскажи, в какую историю ты вляпалась, не пробыв в Пороге и суток. Чего от тебя хотел Филипп?
Не поверите, но я взяла и рассказала.
Как?
Да вот так просто! Взяла и рассказала незнакомцу, уже дважды спасавшему мою жизнь, о своих злоключениях.
Георг слушал, не перебивал, затем, когда я замолчала, вытряхнул из пачки сигарету и протянул мне.
То есть твой браттот самый призрачный наемник? Тот самый, что на поводке Тагировой?
Закинув руки за голову, черноволосый жевал кончик сигареты. Расслабился, будто мы лежали на лугу и смотрели в звездное небо, а не на сыром асфальте посреди черт-знает-где.
Что значит «тот самый»?
Это значит: просвещенные люди Порога боятся его как огня.
Кажется, да,вздохнула я.Виктор Востоков. Мой брат.
Георг смахнул соринку с рукава пальто.
Моя очередь: почему ты угрожал Филиппу?
Угрожал?Георг хохотнул.Меня как всегда неправильно поняли. Я просто вежливо предупредил братана, что за его скромность ему однажды вырвут ноги. Вообще-то я заглянул к Филиппу, чтобы предложить свою защиту. Но поскольку он уже спрятался за юбкой одной весьма юной барышни
Филипп отказался от твоей защиты,сказала я.Извини, конечно, но ты не выглядишь как качок.
Ты тоже. Понимаешь, о чем я?
Я нахмурилась. Понимала, кажется.
Георг, кто ты?
Не понимаю, о чем ты.
Все ты понимаешь! Ты такой же человек, как и я. У меня есть одна особенность: я чувствую не совсем людей. И вот что: ты не человек. Вернее, не совсем человек. Кто ты?требовала я, протягивая к Георг руки, словно ребенок к медному солнцу во всех этих детских книжках.Скажи мне.
Я сорвала. Да, я чувствую не совсем людей: механизированных, зверолюдов, проглотивших зерно. Но Георг от него не шло ощущение искусственности. Здесь что-то другое.
Это провокация,улыбнулся черноволосый, ставя меня на ноги.К тому же, совсем не интересно. Лучше спроси то, что тебя по-настоящему интересует.
Не ответишь на мой вопрос?
Нет.
Я открыла рот рявкнуть: «Не ломай передо мной комедию, черт тебя дери! Я знаю, что ты зверолюд, вернее, твои движения и глаза свидетельствуют об этом, но ощущение» Я захлопнула рот и продавила сквозь зубы:
Ладно, отложим разговор до лучших времен. Кто такие фараоны?
Что же получается, белокурая девочка? Ты не знаешь?
Оперативники?
Георг потянулся, разминая спину, и ухмыльнулся, зыркнув на меня одним глазом:
Хуже. Фараоны гораздо хуже оперативников. Последнее нововведение Министра внутренних дел. Морг на прогулке. Что называется: туши светкидай гранату.
Я струсила с куртки капельки грязи. Министр внутренних делтакой подонок, что его не трогают. Куда ему надо, туда он и поворачивает. Все вытирают об него ноги, но на более не решаются. Было время, он вопил: «Найдем консенсус с призраками!» Но, поняв, что поддержки неоткуда ждать, плюнул на все и занялся алкогольным бизнесом. Не удивительно, учитывая такой разворот событий, что ему в голову приходят идеи подобные «моргу на прогулке».
Фараоны. Тот факт, что я была на волос от того, чтобы познакомиться со славными ребятами-фараонами, свидетельствовало в пользу того, что у меня, официантки из Аскании, КОЛОССАЛЬНЫЕ неприятности.
Проклятие!
Мать так-растак!!
Так, ладно, Востокова, тактика мелких шажков. У тебя на повестке дня: добраться до моря грез.
Я достала из кармана проецирующую перчатку.
Георг увидел перчатку, брезгливо фыркнул:
Господи, дешевка какая!Он фамильярно сгреб мою руку в свою:Смотри,он указал на жирного червя, выползающего к реке,это Проспект Ветров. Вот то место, где по идее сейчас находимся мы,он клюнул подушечкой пальца ткань, ставя синий флажок.А вот куда нам надо попасть. Крабовидная туманность. На север. Придется идти на своих двоих, поскольку мы уже засветились. Ты готова к пешему переходу?
Я посмотрела на Георга. Он поднял глаза, почувствовав мой взгляд.
Ты подставляешь себя, Георг. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
Далекий отблеск вспыхнул на его зрачках, на один удар сердца превратив их в светлые полированные кружки. Две монетки.
Сияй же, сумасшедший ты алмаз,ухмыльнулся он.
Он выпустил мою руку и кивком головы указал на сумрачный переулок.
Над головой шуршали сети, огрызки тканей.
Над головой не было неба.
Глава 13
Где-то жарили печень; вонь, совсем как ленты революции в ядерную зиму, тянулась по улице. Солнце завалилось за горизонт. Надстройки над головой, напоминающие вороньи гнезда, так тесно переплетались друг с другом, что можно было смело обвинить их в заговоре. Дворики, прилегающий к центру столицы, по сравнению с этими подворотнями казались вместилищами святого духа.
Здесь, на севере Порога, на подходу к Крабовидной туманности, стены были исписаны фанатиками, уверовавшими в механического Иисуса.
«СОВЕРШЕНСТВОПРОДУКТ ЗНАНИЯ», «МУХИ ВСЕГДА БУДУТ ОТКЛАДЫВАТЬ ЯЙЦА», «СПАСИТЕ СЕБЯ ОТ ВЕТХОСТИ» и тому подобное ублюдство про гребаные яйца и совершенство.
От мороси, пропитавшей одежду, чесалось тело. Я провела рукой по щеке, и на ладони осталась красноватая влага, болезненно выделяющаяся на белой коже ладони. Ржавчина с предприятий. Не зря, очевидно, район, который мы пересекали, именовался Красными Дождями.
Грязное место,сказал Георг, оттаскивая меня от колес несущегося монстра. Какой-то панк, по видумазохист в кубе, проходя мимо, громко подавился смешком.Здесь можно купить абсолютно все. Человека, например. Пятнадцать километров от Центра и создается впечатление, будто попал в другую эпоху. В эпоху варварства, пиратства и рабовладельческого строя.
Мы заглянули в первый попавшийся по дороге через Красные Дожди бар, чтобы купить что-то пожевать. В маленьком темном помещении, пропитавшемся парами дешевого спиртного и сигаретным дымом, не было никого, кроме подозрительного на вид существа, сплошь замотанного в бинты. В очень грязные, растрепанные, источающие сильный запах уксуса и мочи бинты. Запах больницы. Сгорбившись, существо сидело за стойкой, возвышаясь над ней на добрых полтора метра, сжимая в замотанной руке стакан, кажущийся по сравнению с обхватившей его лапищей наперстком; чашечкой с кукольного чаепития. Вокруг существа, будто шаровая молния, мотался карлик, требуя, чтобы господин Бинты проваливал к чертям собачьим. Не прекращая вопить, карлик вцепился в гору бинтов своими короткими ручонками. Неверный ход. Существо отреагировало мгновенно: зарычав то ли от боли, то ли от досады, сгребло карлика за шкирку, и перебросило через стойкуаккуратно подняло, переставило с места на места, как игрушку. По-видимому, процедура повторялась уже не в первый раз, поскольку взмыленный карлик, выскочив из-за барной стойки, продолжил визжать в успевшей набить оскомину даже мне манере.
Вероятно, этот печальный выпивоха, господин Бинты, распугал всех посетителей, вот малыш и бесновался. Он сидел, уставившись в стакан, а карлик скакал вокруг него.
Не такая уж я и голодная,заметила я.
Мы тихо притворили дверь.
Район, в целом, был неплохим, хотя и с излишне бравирующей архитектурой. Здесь сохранились старые постройки; одни приведены в упадок, другие так часто достраивались и укреплялись, что потеряли свое лицо. Если вы возьмете старую ветхую тумбу, сердцевину которой проели насекомые, и изменится ее фасад, начинка ведь не измениться.
Светодиоды присосались к стенам, с которых теперь кривили лица в улыбках рекламные проститутки. Я имею в виду, с по-настоящему старых стен, стенветеранов. Словно идешь из столетия в столетие. В Аскании преобладали подобные формы архитектуры. Вернее, формы полного отсутствия таковой.
Стиснутое с обеих сторон башнями, в сумерках сияло величественное здание с колоннами. Кажется, когда-то это был театр. Теперьсупермаркет «Лунный лес». Кажется, сеть супермаркетов, накрывшая страну, принадлежала какой-то певичке. Ремонт превратил здание в технологического уродца. По колоннам, представленным как деревья, лазили кажущиеся до нелепости реальными лохматые существа с пушистыми черными мордочками и розовыми попками. Стеныбуйная растительность. Сквозь высокие двери-арки сочился флуоресцентный свет, в котором во всем своем великолепии возвышались полки, набитые едой.
Георг купил «Ам-Незию», япростую воду.
Спрессованное куриное мясо в желтой панировке из сухарей было в форме детских ботиков и вместе с сырной начинкой всякий раз, когда погружаешь в него зубы, вывалило звуки восхищения. Словно глотаешь россыпь маленьких динамиков. Поешь такое дерьмо с месяц и всепривет рак, закупоренные холестерином сосуды, ожирение, смерть.
Отвратительно,призналась я, уплетая пассированную трещащую дрянь за обе щеки.
Георг хмыкнул, дескать, оно и видно.
Элитабезголосые певички, слепые кутюрье, желчные политики,контролирующая крупные производственные системы, по-видимому, решила истребить малоимущих; истребить, на прощание запечатлев на их губах смачный холестериновый поцелуй. Мы употребляем синтетику, разрушаем себя усилителями вкуса, канцерогенными веществами. Когда-нибудь мы помрем, и добренькие либералы захлопают в ладоши, ведь это именно то, чего они добивались; ведь именно усовершенствованная техника (заметьте, не человеческий труд, не сам человек, который, бьюсь об заклад, уже очень скоро превратится в бесполезную единицу, бремя для безжалостной системы) должна вывести элиту на новый уровень, а не вечно жалующиеся бедняки.
Да уж, не хотелось бы дожить до этого момента. Впрочем, если я буду в том же духе продолжать лопать всякое распевающее у меня во рту оптимистичные куплеты дерьмо, я не доживу и до своего двадцатилетия.
Персиковые фонари зажигались один за другим, протащив по улице томительное ожиданиепереход от сумерек к свету. Открывались ночные заведения. Я подумала, что сейчас, должно быть, приветствует первых посетителей «Сад Любви».
Район Красных Дождей: вонь пережаренной печени, ржавая морось с неба, ветер гонит мусор, ветер шипит за мусорными баками.
Где-то громко хлопнула дверь. Люди, идущие впереди, стали останавливаться, чтобы посмотреть, что происходит.
Пытаясь прожевать хихикающие ботики, которыми я от жадности набила полный рот, я смотрела, как из притона с закрашенными черной краской окнами, как дым из жернова, валит толпа. Говорю вам, толпа! Впереди бежал коренастый крепко сбитый бородатый мужик, невменяемо жестикулируя и громогласно вопя. Я решила, что в глотку встроен какой-то усилитель.
Товарищи, мы становимся невостребованными как вид! Наше промедление, и нас заменят машинами! Не дадим буржуазии втоптать нас в грязь! Во имя Святого Неда Лудда!
Мужчина замахнулся. Первой мыслью было: «А, блин!» Я както отстранено поняла, что бутылка летит в нашу сторону. И так всегдастоит расслабиться, как в тебя уже что-то швыряют.
Вторая мысль: «Сейчас мне проломит голову».
Георг дернул меня вниз. В следующее мгновение за нашими спинами раздался треск и осколки витрины скобяной лавки посыпались на нас. Я подавилась холестериновыми ботиками.
У нас в Аскании пару раз митинговали какие-то партийцы; люди болтались под окнами Райисполкома и распевали пространные куплеты о взяточнистве, корысти и воровстве. Ну а потом чье-то терпение лопнуло, иаллилуйя!цены на проезд были снижены. Партия распалась на следующий день, все остались довольны. Но дело никогда, я повторяю, никогда не доходило до Я вытрусила из волос осколки. До массовых заварушек. До вандализма. То, что мы с ребятами по пьянее после выпускного в знак протеста перебили все стекла в школе не в счетя ни черта не помню. Вы спросила: какого еще протеста? Я отвечу: не помню.
Ты не порезалась?
Не-а,ответила я, сглатывая ком пересоленной еды.
Все разворачивалось демонически быстро: словно имея четкий план, толпа деловито рассредоточивается, глаза рыскают, рыскают, рыскают