Луковый рыцарь попятился:
Не надо мне полкоролевства.
Так хоть давай тебе в награду за усердие покажу лодыжки, предложил менестрель, ещё выше приподнимая край платья. Показывать лодыжки было верхом неприличиядля принцесс, разумеется, но также и способом выказать поклоннику благосклонность.
Не надо, взмолился луковый рыцарь, по-прежнему пятясь, и пятился, пока не упёрся спиной в изгородь, не удержался и перевалился за неё; доспехи загрохотали.
Через минуту рыцарь уже сверкал пятками по дороге, лошадёнка тащилась за ним с обречённым видом, а менестрель крикнул вслед:
А если передумаешь, так непременно покажу!
Скоро рыцаря и след простыл, остался лишь луковый дух, от которого избавиться было не так-то просто. Дракон чихнул.
Уж больше не вернётся, уверенно сказал менестрель, поворачиваясь к мужчине.
Бедняга
И тут юноша заметил, что Дракон избегает на него смотреть. Теперь, когда они опять остались вдвоём, сразу же вспомнилось то неловкое происшествие.
Пойду переоденусь, смущённо сказал менестрель, поспешно стянув с головы колпак, теперь-то маскарад без надобности.
Дракон только кивнул.
«Что же я творю?»бесцветно подумал он, возвращаясь к себе и тяжело опускаясь на трон. Взял и обнял. По лицу Дракона разлилась краска, и он накрыл глаза ладонью.
Менестрель же поднялся к себе, переоделся и завалился на кровать, размышляя о произошедшем. Почему Дракон так сделалон не понимал (и думать об этом не хотел, но не думать про это не мог отчего-то: всё вспоминалось то странное пульсирующее биение в груди Дракона), а ещё больше не понимал, отчего никак не успокоится и всё продолжает стучать его собственное сердцетак часто, так мягко, так неведомо
Принцесса с портрета и безымянный дракон
Кыш! ругнулся менестрель, выходя во двор.
Куры с кудахтаньем разлетелись в разные стороны, но тут же забыли об этой обиде и снова принялись квохтать, выхаживая по дворику, подбирая зерна и нещадно выклёвывая друг другу загривкировным счётом ни за что.
Голова пустая, продолжал бормотать с досадой менестрель, ни о чём не думают
Куры, разумеется, были совершенно ни при чём. «При чём» был Дракон, «при чём» был он сам, а менестрель невольно вымещал досаду на чём придётся.
С того дня, как они выпроводили лукового рыцаря, всё пошло наперекосяк.
Так-то, как ни посмотри, ничего не изменилось: Дракон насчёт происшествия ни словом не обмолвился, менестрель, понятное дело, тоже помалкивал, разговаривали они подолгу, трапезничали вместе Но вот только юноша всё чаще подмечал, что Дракон на него поглядывает, не уверен только был: смотрел ли на него Дракон, припоминая глупую выходку с переодеванием, или смотрел сквозь него, думая о чём-то своём. Стоило Дракону заметить взгляд менестреляон тут же делал вид, что и не смотрел вовсе.
И всё бы ничего, но в эти моменты сердце менестреля начинало дурить: подпрыгивало, заходилось частой дробью, гнало краску на лицо, заставляло задыхаться и вспоминать о крепких драконовых объятьях. Поневоле досада возьмёт!
Тогда юноша рассудил так: виделись бы они пореже, скорее бы забылось что бы оно там ни было, и несколько дней безвылазно сидел на чердаке, притворившись, что сочиняет новую песню, а когда всё-таки спустился, решив, что отпустило наконец-то, то сердце так взбрыкнуло при виде трапезничающего Дракона, что менестрель едва устоял на ногах и вынужден был ухватиться за стену, а это вызвало вполне искреннюю тревогу мужчины: тот подбежал, прихватил за плечи, начал расспрашивать А что в этот момент с менестрелем творилосьи говорить не стоит! Нет, пришлось признать, что план провалился: уж лучше каждый день понемногу краснеть, чем вот так разом в обморок грохаться.
И вот тут-то уже бы надо догадаться о причинах если бы не четвёртый пролёт.
Комната на четвёртом пролёте всегда была заперта и сквозь замочную скважину выглядела пустой. Но была ли она таковой на самом деле? Для чего в таком случае запирать совершенно пустую комнату? Вот это занимало мысли юноши больше, чем странности, с его собственным сердцем происходящие. Было во всём этом что-то страшное. Да, страшное.
Любопытство, как известно, могло сгубить и кота, и вообще всякую живую тварь, но от него никуда не деться. Менестрель, воспользовавшись отлучкой хозяина башни, ещё пару раз пытался разглядеть что-нибудь в замочную скважину и даже в щель под порогом, но безуспешно. Ключи пробовал подобрать, но те, что ему попадались, не подходили; наверное, ключ от этой двери Дракон всегда носил при себе. Был бы менестрель посильнее, он бы просто вышиб дверь, а потом бы уже придумал что-нибудь в оправдание, но с его силами не стоило и пытаться.
Оставалось только мучиться догадками пока однажды, спускаясь с чердака вниз, менестрель не заметил, что дверь в комнату на четвёртом пролёте приоткрыта. Он поступил умно: замедлил шаг, едва ли не на цыпочках подошёл к двери и осторожно, краем глаза всего лишь, заглянул в комнату. Ничего не приметил: ни интересного, ни ужасающего, вообще ничего, но в комнате был Дракон. Менестреля он не заметил: стоял и смотрел куда-то на стену, но с каким лицом смотрел! Юноша даже вздрогнул, настолько тоскливое выражение лица у мужчины было. Как будто смотрел и умирал самыми страшными муками, какие только можно себе представить.
Менестрель отпрянул, сердце почему-то опять всколыхнулось, но на этот раз не расходилось, а сжалось в маленький комок, и всем своим существом юноша понял: Дракон ни за что не должен узнать, что он его видел, иначе случится что-то ужасное, непременно ужасное! Он прокрался обратно на чердак, помедлил, потом нарочито громко закашлял, затопал, а когда дошёл до четвёртого пролёта, то увидел, что дверь уже закрыта, Дракон был где-то внизу.
Юноша выдохнул и привалился спиной к злополучной двери, а та распахнулась вдруг, и он свалился навзничь, чудом не разбив голову о каменный порог. Должно быть, Дракон, заторопившись, забыл запереть дверь. Менестрель тут же подскочил: если так, то у него есть совсем немного времени, чтобы всё тут рассмотреть, пока Дракон не вспомнит и не вернётся, чтобы запереть дверь на ключ. Нечего тут было рассматривать: голые стены, совсем маленькое окошечко, меньше смотрового Тогда менестрель поворотился и встал как стоял Дракон, лицом к стене, и застыл, ещё не осознавая, что в этот самый момент им завладела та же страшная тоска, что он видел на лице Дракона, а быть может, ещё страшнее.
На стене висел портрет принцессы в солнечном платье (то самое!), старинной работы портрет, чуть выцветший от солнца, чуть потемневший от сырости, чуть растрескавшийся от времени портрет прекрасной принцессы с лицом менестреля. Юноша осознал это и крепко зажал рот руками, чтобы не вскрикнуть. Как же он был похож на принцессу с портрета! Те же золотом вьющиеся волосы, те же сапфировые глаза, те же полукруги в углу нарисованных губ (принцесса на портрете улыбалась).
Что же это прошептал менестрель, попятившись.
Внизу заскрипела лестница (возвращался Дракон), юноша вылетел из комнаты, перепрыгивая через несколько ступеней, взобрался на чердак и притаился у собственной двери, припав к ней ухом, но едва слыша от поднявшегося в виски сердцебиения. Дверь на четвёртом пролёте заскрипела, тихо крякнула, послышался лязг ключа, потомснова скрип шагов по ступеням. Менестрель выдохнул и сполз по двери на пол.
Дальше было только хуже.
Уж слишком часто Дракон заглядывал в ту комнату. Дверь скрипела иначе, чем остальные, и менестрель выучился безошибочно определять, когда мужчина уходил любоваться (томиться ли?) портретом. А юноша всё чаще ловил себя на мысли, что чувствует досаду и даже раздражение. Эти новые эмоции были неясны, нечётки, и он не сразу понял, отчего досадует и злится, а когда понялпохолодел, потому что досадовал он не из-за того, что Дракон уходил и смотрел на портрет, а из-за того, что не на него смотрел Дракон, что не его видел, поглядывая на него во время трапезы, а всего лишь отражённую в менестреле ту неизвестную принцессу.
Что же это я со страхом пробормотал менестрель, влюбился в него?!
Неровный, испуганный стук сердца вторил его мыслям, так что сомневаться не приходилось: влюбился.