ДвоеЛина Аспера
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДВОЕ
Так было в мире всегда
Так будет в мире всегда
Выдуман мир, чтоб двое
Стали одной судьбою
И неразлучно шли сквозь года.
Композиция «Он пришел, этот добрый день» из к/ф «31 июня»
Глава 1
Посторонний за спиной
Юрец, ты это зла не держи, толстый Генка по прозвищу Крокодил неловко переминался с ноги на ногу.
Не открывая глаз, Юрский вяло махнул левой рукойпроехали, мол. Правая была занята: прижимала к темени бутылку холодной минералки, обильно покрытую каплями конденсата.
Может, надо было пива купить? никак не желал уходить Генка. Юрский глубоко вздохнул и заставил себя разлепить веки.
Крокодил, да расслабься ты наконец, сказал он двоившемуся в глазах одногруппнику. Топай лучше на лекцию, если не хочешь стать жертвой показательного линчевания от Карпатыча.
Всеволод Александрович Карпатскийпреподаватель предмета с зубодробительным названием «Физико-химические основы материаловедения»был печально известен своим суровым нравом уже не одному поколению студентов.
Ага, ладно, Генка шмыгнул носом. Ну, я тогда это пойду.
Давай-давай, Юрский опять закрыл глаза.
Крокодил Генка принадлежал к той породе людей, про которую сложена поговорка «косая сажень в плечах». Силушки у него было немерено, контролировать её не всегда выходило, вот и случались порой всякого рода казусы. Как, к примеру, сегодня на перерыве, когда он затеял с приятелем шутливую борьбу на опасно близком расстоянии от лестницы. То ли Генка слишком сильно толкнул «задохлика», то ли тот сам оступился, но по ступенькам Юрский скатился почти кувырком. К счастью, обошлось без потери сознания и сломанных костей, однако затылком неудачливый спарринг-партнёр приложился знатно. Опять же к счастью, мимо проходил упомянутый выше профессор Карпатский, сумевший оперативно организовать своему студенту то, что на школьных уроках ОБЖ именовали «доврачебной помощью». То есть распорядился вывести пострадавшего на свежий воздух и даже милостиво разрешил ему пропустить сегодняшнюю лекцию. Мучимый совестью Крокодил по собственной инициативе сбегал в ларёк, откуда притащил ледяную бутылку водыединственное лекарство от сотрясения, пришедшее ему в голову. Так что теперь Юрский смирно сидел на тенистой лавочке перед входом в корпус института и старательно охлаждал пострадавший затылок. Думать было больно, да он и не думалобрывочные воспоминания сами собой возникали перед внутренним взором.
Вот молоденькая, только-только закончившая пединститут учительница доброжелательно спрашивает у насупленного чернявого первоклашки: «Как тебя зовут?». «Юрский», сердито буркает тот, потому что категорически не желает быть пятым по счёту Сашей в классе.
Он ещё не раз представится таким образом, и к последнему звонку останется «Санечкой» только для мамыединственного родного человека на всём белом свете.
Снова первое сентября, и тот же вопрос басом задаёт высокий массивный одногруппник. С языка слетает привычное: «Юрский», но собеседнику слышится немного иначе. «Как-как? Юрка? Ну, будем знакомы. Гена, можно просто Крокодил», Узкая кисть Юрского полностью исчезает в широкой ладони, и он не решается поправить нового знакомца.
Тупая боль в затылке медленно, но верно сходила на нет. В глазах больше не двоилось, значит, наконец-то можно было пробовать вставать на ноги. В первую секунду колени предательски подкосились, отчего Юрскому пришлось ухватиться за спинку лавочки, однако потом вняли чёткому приказу хозяина и дрожать перестали. Юрский бросил беглый взгляд на наручные часыпара началась всего десять минут назад. Сходить в столовую, пока там очереди нет, или перехватить пирожков в буфете? Тошнотный комок, подкативший к горлу при одной мысли о еде, вежливо намекнул, что сегодня лучше обойтись вообще без обеда. Помрачневший Юрский отвинтил крышку на бутылке-компрессе и сделал пару глотков. Ох, и дрянь! В какой только подворотне её разливали? Впрочем, стоило быть благодарным и за этоКрокодил вполне мог обойтись одними словесными извинениями. Юрский заставил себя допить минералку и утрамбовал пол-литровку в переполненную урну рядом со скамейкой. Что ж, если обед отменился, то дальнейший план действий состоит всего из одного пункта: добраться до комнаты в общаге и завалиться спать. Что поделаешь, хронический недосыпверный товарищ любого настоящего студента. Юрский сунул под мышку потёртый на сгибах клеёнчатый пакет, в котором носил ручку с тетрадкой (одной для всех предметов), и заковылял прочь от корпуса.
* * *
Вот так, собственно, всё и началось.
С самого нежного возраста Юрский шестым или двадцать шестым чувством мог улавливать присутствие поблизости другого человека. Необычная способность помогала играть в прятки, нервировала в плотно набитом автобусе, но в общем и целом проблем никогда не доставляла. По крайне мере, до неудачного спарринга с Генкой-Крокодилом.
Больше всего это было похоже на неприятное ощущение, будто кто-то постоянно смотрит тебе через плечо. Порой чувство постороннего усиливалось, порой слабело, однако насовсем не пропадало никогда. Юрский нервничал, потерял аппетит и стал плохо спать. «Здравствуй, шизофрения», хмуро подумал он после очередной бессонной ночи, умываясь в секции ранним, а потому особенно противным, майским утром. Чужой взгляд буквально прожигал дыру в затылке, и Юрский не выдержалбросив чистить зубы, резко поднял голову и злобно посмотрел себе за спину в забрызганное зеркало над умывальником. Мутная амальгама предсказуемо отразила исключительно его собственную, перемазанную зубной пастой физиономию.
Юрскому не хотелось признавать себя психом. Ему и без того с лихвой хватало временами накатывающего дурацкого ощущения, будто он живёт фальшивой, совершенно не своей жизнью. Однако если от этой проблемы уже удавалось отмахиваться почти рефлекторно, то с посторонним за спиной фокус не прокатывал.
Хуже всего, что окружающим тоже доставалось.
Ох, Юрец, и поганый же характер у тебя стал, обиженно заметил Генка-Крокодил, получив ядовитую отповедь в ответ на какую-то совершенно невинную реплику.
Какой есть, Юрский прекрасно видел, что теряет берега, но перебороть приступ мизантропии было выше его сил. Между прочим, я никого с собой общаться не заставляю.
Генка набычился и отошёл в сторону. Несколько минут Юрский бездумно рассматривал затёртый паркет аудитории, а потом решительно сгрёб в охапку свои вещи и вышел в коридор. Пропади оно всё пропадом, на лекциях он сегодня больше сидеть не будет.
* * *
Протолкавшись на улицу сквозь толпу в дверях, Юрский не оглядываясь зашагал прочь от корпуса. Ноги сами несли его по разбитой в хлам асфальтовой дороге мимо обшарпанного здания столовой, стадиона, родной общагивсё дальше и дальше, к общежитиям мединститута, к только-только застраивающемуся коттеджному посёлку, к темнеющему сосновому лесу.
Отпусти немедленно! громкий девичий взвизг вывел Юрского из мрачной задумчивости. Он вскинул голову и почти сразу увидел ихкомпанию глумливо усмехающихся парней, окруживших очкастую блондинистую толстушку. Девица была одета в нескромно обтягивающий все выпуклости топик и джинсы-клёш с заниженной талией. Наверняка она хотела выглядеть этакой секс-бомбой, а на ловца, как известно, и зверь бежит. «Ну и вкус у вас, ребята», мысленно поморщился Юрский, однако со своего пути свернул.
Прожив почти два десятка лет, он так и не научился проходить мимо.
Здорово, пацаны! гаркнул Юрский, приблизившись. Стих слыхали?
Пацаны несколько опешили от неожиданности, изумлённо воззрившись на странного типа. А тот принял горделивую наполеоновскую позу и с выражением прочёл:
Совесть, Благородство и Достоинство
вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь,
за него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен.
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем,
но зато умрешь, как человек.