А для меня она стала иной лорд Арден предложил использовать редкое заклинание из арсенала эльфийского правящего дома, позволяющее принять половину повреждений и половину боли кровного родича, чтобы дать шанс Аскани выжить. Но при этом честно предупредил, что гарантий нет и погибнуть можем оба. Только выбора тоже не было мыслимо ли оставаться в безопасности, видя, как мучается и умирает друг, и зная, что мог бы его спасти?
И тут о гарантиях уже не вспоминаешь, разные «возможно» и «вероятно» перестают существовать. Всё просто: либо «да», либо «нет».
Решение было принято без колебаний, на надрыве того страшного дня. О цене для себя я не думала разве она важна?
Сгладить страх отчасти помогло злое удовлетворение от того, какую цену виру за предательство и вероломство пришлось заплатить Ульхдаттвару Могучерукому. Призванные Властелином Небес Шангарром драконы выжгли Арнегастхольм дотла. Даже не дотла на месте людного города осталось гладкое мёртвое поле вулканического стекла и оно останется там навсегда. Навечно.
Но невероятный миг, когда в голубых небесах разверзся гигантский рифт и из него, призванные магией Властелина Небес, посыпались драконы десятки, сотни драконов, я тоже буду помнить всегда
Как и боль.
Я думала, что привыкла к боли, что её не боюсь
А оказалось, я просто не знала, что такое боль. Такая, что мир становится чёрным и красным, что сама не слышишь своего крика, что кажется, будто лопнут глаза, а потом, за вспышкой, обрушивается темнота Секунды такой боли стоят месяцев обычной жизни.
Мы выжили.
Во мне, как и в Асе, от пережитого проснулась драконья суть.
Теперь предстояло к этому привыкнуть.
Только ночью казалось иногда, что я опять чую смрадный дым факелов и запах крови, а если открыть глаза нахлынут ужас и тьма, я снова окажусь в той яме и опять передо мной будет чёрный алтарь и распластанный на нём Аскани
Ничего, я справлюсь: вырасту и однажды стану драконом, постараюсь жить долго-долго, буду сильной и смогу защитить тех, кого люблю!
Глава 1
Только для математика слова «перпендикулярно» и «нормально» значат одно и то же.
Если человек задаёт себе вопрос о смысле жизни, значит, что-то у него крепко не ладится, сообщил Шон. Нормальным людям в нормальном состоянии обычно вполне хватает вопроса «как?». То есть важна не цель бытия, а способ, сам процесс, понимаешь?
Вместо ответа я вздохнула.
Мы с Шоном, вдвоём, рядышком, сидели на красной черепичной крыше дома в Галарэне, уставясь на догорающий закат. Солнце уже почти исчезло за западными горами, и на востоке на тёплом синем небе появились искорки первых звёзд. В саду под нами звенели цикады, мимо пролетел с басовитым гудением большой тёмный жук, у кустов кружили яркие зеленоватые огоньки светлячки начали вечерний танец. Пахло хвоей и цветами. Казалось бы, всё снова хорошо, даже черепица под попой уютно-тёплая, нагревшаяся за день от солнца вот только хорошо я себя не чувствовала
Аскани сидеть с нами не захотел, а вместо этого снова куда-то пропал наверное, опять притулился под большой сосной на косогоре, уставился на крыши и огни Галарэна и башни магической Академии вдали. Что-то у нас действительно крепко не ладилось Сначала, когда мы три дня назад поднялись с постели, показалось, что всё почти нормально нам повезло, мы выжили и даже в плюсах зарычали наши драконы. А потом накатила отдача. Нахлынула чёрной волной, стеной беспросветной тьмы, накрыв и меня, и Аса
Шон рядом поднял руку в широком чёрном рукаве, завёл за голову. Потом обернулся ко мне:
Ожидаемый побочный эффект, запустил длинные пальцы в уже и без того лохматую шевелюру. И что делать?
Ты сейчас о чём именно? осторожно откликнулась я.
О вашей хандре. Когда твой выхухоль в последний раз смеялся от души?
После пробуждения драконов Шон поменял наши прозвища, подняв нас по эволюционной лестнице. Я вместо кузнечика членистоногого стала желторотым воробьём, а имя для Аскани ещё не устоялось Шон обзывал его то выдрой, то выхухолем, то даже каким-то цуциком. Я сунулась было в энциклопедический словарь в библиотеке, но зверя по имени цуцик там не обнаружила. И на слух звучало как-то неправильно. Красавец Ас высокий, гибкий, с чёрной гривой до пояса был скорее чёрным соболем или ирбисом. Только Шон вряд ли будет так его звать. Всё же прозвища они в воспитательных целях, а не в хвалительных.
Но Шон был прав: Ас выглядел не просто серьёзным, а грустным. Сумрачным. Словно на него упала густая тень столетней ели, выросшей у чьей-то могилы
Именно упала. Знаешь, когда с человеком случается что-то плохое, всегда найдётся доброхот, который посоветует: «Да иди отдохни, ляг и поспи! Утром проснёшься всё по-другому покажется!» Только это совершенно неправильно.
Почему неправильно?
Потому. Фишка в том, что мозг, когда человек спит, как раз занят осмыслением и закреплением полученного опыта. Пережитое за день переносится из кратковременной памяти в долговременную, где и застревает. А надо тебе, чтобы падение с крыши, предательство друга, уличное ограбление или вот как у вас чудовищная боль фиксировались в памяти навечно? Наоборот, нужно, если позволяют условия, гонять травмированного как сидорову козу, пока не упадёт. И не давать спать, сколько выдержит. Не зря говорят, что работа лечит. Жаль, что в вашем случае такое было невозможно усыпить пришлось. Ничего, расхлебаемся! Как ты смотришь на Шон почесал нос, м-м-м замолчал и задумался.
Ясно. С тех пор как мы очнулись четыре дня назад, чего Шон с нами не делал! В пруду с горячими источниками мы плавали по три-четыре часа ежедневно я чувствовала, что ещё немного, и у меня сами собой отрастут плавники и рыбий хвост. Верхом ездили Шон сказал, что при этом работает поясница и вообще нагрузка на спину как раз такая, какую нам сейчас надо. По городу гуляли. Зверинец Академии посетили, на трофейного мамонта полюбовались. Только я, хоть и старалась показать, что всё хорошо, даже здорово, тоже чувствовала себя странно, словно всё это и не со мной. Словно смотрю со стороны через толстое стекло на кого-то другого. Другая худенькая девушка с грустными карими глазами расчёсывает длинные волосы перед зеркалом аккуратно ест за столом читает в саду под миндалём уже не цветущим, а обвешанным зелёными фигулинами книгу. Прежде б я от радости мы гостим в доме семьи Астер в Галарэне, а Шон заглядывает каждый день в себя прийти бы не могла. А сейчас радость полиняла, как много раз стиранная тряпка, а жизнь потеряла вкус.
И Аскани тоже ходил как в воду опущенный. Сначала очнулся, обрадовался и тому, что жив, и тому, что я рядом, а потом притух. Без конца пропадал в саду, где часами сидел на пригорке, глядя на Галарэн. И ко мне с поцелуями больше не лез. Даже наоборот, будто сторонился. И постоянно держал мысли закрытыми. Я пыталась с ним поговорить, но ничего не добилась.
Похоже, хоть наши спины и стали снова почти такими же гладкими, как раньше, на душах остались раны и шрамы. И что с этим делать, я не знала.
А ещё я очень беспокоилась за свою слишком рано зарычавшую драконицу. Рано, слишком рано та дала о себе знать. Недоносок. Хилый недокормыш, как я сама. Вдруг она не выживет не хватит меня, моей магии, энергии и погибнет? Ведь второй раз драконы не зарождаются Но единственное, чем я могла помочь, это медитировать как можно больше и чаще. Если ей нужна магия пусть берёт!
Хотя и тут было не всё гладко. Обычно во время медитаций я представляла себе заснеженную поляну под полной луной. Синюю, зимнюю Переливался и искрился снег, отражая лунный свет Всё казалось прозрачным, чистым, прохладным. Хрустальным. А сейчас моя луна почти погасла, превратилась в бледно-серый диск в чёрной пустоте. Остался только мерцавший бледный огонь Источника в снегу и подступавшая со всех сторон ледяная непроглядная тьма
Я понимала, почему так случилось. Я было поверила, что всё будет хорошо я в безопасности, у меня есть друзья, семья, Аскани, Шон, место в жизни, цель впереди. Я забыла, почти забыла, что такое беспомощность и боль. И вот мне напомнили. Показали, что в любой момент всё, что у меня есть, могут отнять. Что сама я лишь пешка и никогда не стану ничем иным. Что жизнь всего лишь напрасная попытка избежать страданий. Но, как ни старайся, тебя достанут всё равно.