И ещё какой-то запах. Отчего-то знакомый и безумно приятный. Николай открыл глаза и снова прикрыл.
Он под одеяломмягким, лёгким и тёплым. Едва ощутимый аромат лавандыэто одеяло. От подушки под головой пахнет, похоже, розой. Едва ощутимо, но несомненно. А рядом, под тем же одеялом, Саша. Волосы распущены, за её спинойлежит, закрыв глаза, и улыбается. Спит. Счастливая
Очень мило. Теперь уже можно не гадать, было или не было. И можно не заглядывать под одеяло, чтобы понятьон, Николай, спит без одежды. В чём мать родила.
Ладно, решаем проблемы по мере поступления. Ужасно хотелось погладить Сашу по щекееле нашёл силу воли сдержаться. Так приятно смотреть на неё спящую
Знакомый топот. Николай осторожно обернулся, опираясь на локотьточно, Роза. Серьёзно и внимательно смотрит в лицо гостю. Только бы не мяукала!
Хорошо, что Саша спит у стенкине придётся перелезать. Николай осторожно и бесшумно выбрался из-под одеяла и, подобрав свою стопку одеждыпохоже, снимали её не слишком медлительновышел в гостиную, прикрыв за спиной дверь в спальню. Только щёлочку оставил. Роза бежала следомнаблюдала. Николай оделся, ощущая вчерашнюю, вечернюю звонкую бодрость, и первым делом глянул на экран мобильника.
Нет новостей. То есть нет сообщений. И это страннодолжна была прийти сводка по всем мониторам, а сводки нет. Что-то сломалось? Да и пёс с ним, там есть дежурный системщик, что случисьуже искали бы Николая с собаками. Можно гордитьсясобрал персонал, способный справиться практически со всеми мыслимыми цифровыми бедами.
Николай вошёл в ванную. Стоп. Вчера в этом стаканетри отверстия, для трёх зубных щётокстояла одна щётка. Зелёная. А сейчас две, справа стоит красная. Николай усмехнулся. Вот оно как. Взял красную щётку в руку да, вроде бы и рука припоминает. Очень уж быстро всё происходит.
Он осторожно прошёл на кухню. Саша ещё вчера всё прибрала, от помощи отказалась наотрез. Стоп-стоп память возвращается? Очень хорошо. Так что было вчера? Ну то есть со вчера на сегодня?
Были снежки. На улице теплыньоколо нуля, снегопад, самая погода для снежков. И они выбежали, и играли в снежкидруг с другом и другими выбежавшими праздновать. Было жутко весело, Николай давно так не веселился, а в снежки не играл класса с пятого школы.
Были фейерверки. Много. Двухтысячный год, преддверие нового тысячелетия, не баран чихнул! Они смотрели на загорающиеся в небесах картины, причудливые узоры и фантастические фигуры и восторгу не было предела. Тот самый, детский, ничем не запятнанный восторг.
Что было потом? Как всё случилось? Николай стоял у кухонного окна, глядя наружу, на убранный в снежную пушистую перину спящий мир, и вспоминал. Всё-всё, каждую мелочь.
Океан её глаз. То серые, то зелёныеони манили, и погружаться в них было невероятно приятно. Там было всё светлоеулыбка, и радость, и восторг, и наслаждение. И не было ничего тёмного.
Мёд её губ. От них было не оторваться, и он не отрывался, искал их вновь и вновьне мог насытиться, не мог устоять, не мог прекратить.
Шёлк её кожи. Она была гибкой и прочной, податливой и несгибаемой, услужливой и непреклонной. Все мыслимые противоположностии не было сил отнять ладони, отвести губы, закрыть глаза
Аромат её волос. В них погружался, точно падал в траву, в россыпь полевых цветов, и от цветочных благовоний возгорался огонь, и не сжигал, но приносил радость им обоими больше хотелось дарить радость ей, нежели забирать её самому.
Хрусталь её голоса
Огонь её объятий
Чары её слов
Всё это было. И неведомо, сколько длилось, и сколько раз случалось. Много раз. Она ничего не требовалатолько предлагала. Ничего не забирала взаментолько делилась. Николай очнулся от сладострастных воспоминаний и добыл из того самого кармана заветную стопку средств индивидуальной защиты.
Вся на месте. Все на месте. О боже правый Николаю захотелось дать себе по лбу, и он врезал ладонью от душитак, что Роза, всё это время бродившая по полу за спиной, в два прыжка взлетела на подоконник и уставилась на человекаты что творишь?
Николай скрипнул зубами. Не хочется, нет сил думать о Саше хоть чуточку плохо, но почему? Он не мог не попытаться. Вон, виден даже надрыв на одной из оболочек. Почему она не позволила?
Невозможно думать плохо, но мысли не прикажешь. Ведь и такое бывало, будь проклят этот богатый опыт интимных связей! Простой расчётвынудить остаться, привязать к себе ребёнком, даже если он мнимый. Простой и паскудный расчёт.
Николаю показалось, что на правую руку плеснули кипящего свинца. Адская, жуткая боль, словно стальным прутом вдобавок пронзили. Едва хватило сил не завопить. Николай чуть не отпрыгнули хорошо, что не отпрыгнул: снёс бы холодильник ко всем чертям.
Посмотрел, отдышавшись, на ладонь. Ту ещё пекло и саднило, но уже проще было терпеть.
Четыре длинных, глубоких борозды, сочащихся кровью. Можно не гадать, откуда: на расстоянии вытянутой руки на подоконнике сидела Роза и, прижав уши и не отводя взгляда от глаз человека, рычала. Негромко, но свирепо.
17. Сейчас и потом
Стоило больших усилий не побежать прочь. Не было сомнений, что воспоследуетпрыгнет, впиваясь в добычу всеми двадцатью когтями.
Николаю удалось не отводить взгляда. Вот уж точно, страшнее кошки зверя нет.
Ты чего дерёшься? поинтересовался он, едва сумев выдержать голос спокойным. Что я такого сделал?
Роза перестала рычать, но не отводила взгляда и держала уши прижатыми.
Что я сделал не так? повторил Николай, выдерживая её взгляд. И на ум пришли те, последние мысли. Воспоминания, как его обманом чуть не заставили жениться по залёту. Так
Ты думаешь, что я плохо подумал о твоей хозяйке? спросил Николай и готов был поклясться, что кошка едва заметно кивнула. Это не она была. Я о ней не думал плохо, не могу думать плохо. Просто пришло на ум, понимаешь?
Роза приподняла уши, но всё ещё смотрела с недоверием. Вот ведь умная!
И вообще, зачем сразу драться? поинтересовался Николай. Можно как-то помягче предупредить? Ну что, мир?
Роза изящно выгнула спинку, подняла хвост трубой и замурлыкала. Прошлась по подоконникувначале потёрлась о подбородок человека лбом, затем продемонстрировала человеку все свои прелестите, что под хвостом. И снова потёрлась. Ну просто милое, добрейшее существо! Вот только рука теперь жутко болит.
Шорох позади. Ну вот, ещё и Сашу разбудили, не было печали. По раненой руке прошлись рашпилем, и Николай снова еле сдержался, чтобы как минимум не выругаться. Роза села перед ним и сосредоточенно проводила языком по ранкам. Ну вот, приехали. Теперь нужно побыстрее найти что-нибудь спиртовое. Может, конечно, в её слюне есть обезболивающееранки отчего-то досаждали всё меньшено вот антисептика там точно не водится. Ладно, главноечто
Секретничаете? послышалось из-за спины. Николай оглянулся. Саша, уже в домашнем платье и с заплетённой косой! Когда успела?! Саша подошла ближе к столу и посмотрела на Розута перестала вылизывать Николаю руку, и просто смотрела ему в лицо. Вы что, поссорились?!
Было недоразумение, признал Николай. Но мы уже разобрались. Верно, Роза? он посмотрел в глаза кошки, и та замурлыкала громче. Саша улыбнулась.
Слушай, а нет ли у тебя Николай прикусил язык, посмотрев на пострадавшую ладонь. Чистая кожа. Никаких царапин. Никаких следов от них. Если честно, захотелось проснуться. Но так, чтобы всё остальное осталось.
И нагнала другая мысльа мы давно ли на ты, почему так легко и просто вырвалось?
Саша подошла поближе и взяла его за руку, продолжая улыбаться. Взяла и прижала ладонь Николая к своей щеке.
Ты это хотел сделать, да? шепнула она, и Николаю стоило огромных усилий не попытаться схватить её, поднять и бегом унести назад, в спальню. Такое вот простое, дикое и примитивное желание.
Нет, услышал он голос Саши, и та самая дикая, первобытная волна схлынула, освободила, укатилась прочь. Саша смотрела в его глаза, улыбаясь. Нет, повторила она, и остатки желания развеялись. Не сейчас, добавила она другим тоном. Я очень есть хочу, и тебе силы тоже пригодятся. Лицо её оставалось серьёзным, но в глазах читался смех. Завтрак?