Музыка напоминает привычную мне, но, кажется, она из разных эпох.
Так и есть. Любезный хозяин стремится угодить гостям: прóклятые порой живут очень долго, их радует всё, связанное с жизнью до проклятия. А танцы вам близки?
Нет, но благодаря вашей брошке мои ноги лучше знают партию, чем моя голова.
Оставьте голову в покое. Пусть она отдохнёт сегодня. Один день поживите сердцем и ногами. Отдайтесь музыке, улыбнулся он, целуя мне руку.
Мой скромный волк ни за что бы так не выразился.
Боже, какие эмоции будили во мне взгляды Вольфрама! Я никогда не встречала глаз такого цвета. Никогда не видела такого лица. Я успокаивала себя: красивая внешность немолодого господинаслучайность, она не важнее его кафтана и туфель, не истиннее кружев его шейного платка. Но то ли вино тут было особенно пьянящее, то ли хитрые мастера свечного ремесла что-то подмешивали в воск, или странноватая хозяйка, склонная чудить и капризничать, велела незаметно распылять через тайные слуховые отверстия волшебный порошок с непонятной, но злонамеренной целью Казалось, его пальцы давно должны были прожечь дырки в моих перчатках. А когда он незаметно дотрагивался до моей спины, я едва не лишалась чувств. И он наверняка об этом знал.
Я не была голодна, но поданные им с тонкой улыбкой ломтик фрукта на длинной вилочке и пирожное, украшенное синими ягодами, проглотила, как под гипнозом. И не исключено, что даже приблизилась к пониманию греха или черты характера, ставших причинами его превращения в чудовище.
Здесь душно, вы не находите? Он смотрел мне в глаза своим искрящимся пеплом. Не желаете выйти на воздух, сударыня?
Я желала. На воздух, в огонь, в воду. Мне уже было всё равно. Лишь бы с ним.
Спустилась ночь, чёрная, как бездна, и таинственная, как молчание Творца. Настоящая, непроницаемаякакой никогда не бывает в городе с его огнями и шумом. Здесь к тишине примешивалось только пение неизвестных мне птиц и стрёкот неведомых насекомых.
Мы отправились на прогулку по аллеям с редкими фонарями. Было тепло, пахло розамикругом они росли в изобилии. Мои юбки с романтическим шорохом подметали дорожки, ночной ветерок ласкал открытую грудь и заигрывал с локонами, а в сердце трепетало хрупкое счастье: влюблённости на грани обладания.
Из-за деревьев доносились шаги, смех, кто-то запел и попытался взять верхнее си, но сфальшивил, а ещёсмесь яростных задыхающихся звуков, от которых я покраснела и прикрылась веером.
Простите их, сударыня, бросил мой невозмутимый спутник. Единственный день в году они могут надеяться на взаимность.
А на что надеетесь вы? спросила я неожиданно даже для себя, терзаясь любопытством, была ли у него взаимность с царевной-лягушкой или царевной-лебедем. Или с кем-то ещё.
Он повернулся ко мне.
На один поцелуй. В ответ на все ваши. Вы бессовестно целуете волка, когда вам вздумается. Похоже, онваш фаворит. Я ревную. Всего один поцелуй. Ведь этосправедливо? Большего я не прошу.
Бывают такие поцелуи, которыми потом можно жить неделями. Или годами. В зависимости от того, когда будет следующий. А если не будет, можно стать поэтессой, как принцесса Тадзима, и написать, как писала она возлюбленному принцу Ходзуми, сосланному императором Тэмму в горный храм Сига провинции Оми:
«Чем здесь остаться мне
И жить одной в тоске,
О, лучше я пойду вслед за тобой.
На каждом повороте на пути
Оставь мне знак свой, друг любимый мой!»
Или сочинить «Вечернюю серенаду». Интересно, кто же его поцеловал? Шуберта, я имею в виду.
* * *
Вольфрам ничего не сказал после поцелуя, но посмотрел так, что я будто растворилась в ночном воздухе этого мира. И все бабочки, птицы, цветы на клумбах и листья на деревьях парили, пели, цвели, благоухали и ластились к ветру не вокруг, а во мне. Каждая мраморная статуя дарила бесконечную нежность, и каждая беседка протягивала объятия клематисов и глициний, приглашая отдохнуть в её тиши. Они любили меня, а яих.
Нам пора, взгляд Вольфрама подёрнулся грустью. Я всегда буду помнить этот вечер, Симона.
Я не смогла вымолвить ни слова. Тогда он снял перчатку с моей руки и прикоснулся губами к дрожащим пальцам. Я чуть не рухнула на гравий обсаженной розами дорожки. И он стал волком.
Вот и всё, сударыня. Мы оказались в лесу, где частенько встречались с ним. Вам понравилось?
Мой дорогой Вольфрам! Никогда в жизни я не была так счастлива!
Правда?
Конечно!
Он зажмурился, на его морде отразилась улыбка.
Невыразимо жаль прощаться с вами, сударыня.
И мне. Но мы же скоро увидимся?
Надеюсь. Для следующего раза я приготовлю вам новый сюрприз.
Я буду ждать.
Глава 2
И он пропал.
Он, конечно, пропадал каждую ночь, когда уходил. Под утро. Иногда его не было по два-три дня. Я скучала и ждала. Вольфрам всегда извинялся, объясняя своё отсутствие: дела, заботы. Понятно. Но после бала его не было слишком долго. Через неделю я открыла «Книгу перемен». Монеты целую вечность плясали на столе, потом звонко падали на пол и закатывались в самые дальние и недостижимые уголки кухни. Сложилась гексаграмма номер двадцать девять.
Похолодевшими пальцами я нашла её описание.
«Одна из четырёх наихудших комбинаций. В настоящее время для вашей жизни характерны потери и поражения».
Да бог с ней, с моей жизнью! Что с его жизнью?
«Вы можете только сократить число ударов судьбы».
Отлично. Сократить бы число ударов сердца после вашего предсказания! До судьбы ли мне?
«Времени у вас много. Займитесь научными изысканиями».
Это как понять?
«Через два, самое большеепять месяцев положение начнёт меняться к лучшему».
Два месяца?! Через два месяца взамен ударов сердца у меня будут тарелки из Marche funèbre Шопена. А через пять
Я мучилась ещё два дня. Перестала спать. От этого мучилась сильнее: вдруг он придёт, а я не сплю? Потопчется в пустом сне и исчезнет. И я не узнаю о сюрпризе, который он обещал. Шла на кухню и капала сорок капель чего-нибудь. Меньше не помогало. И боялась: «Он придёт, а я буду спать, как пьяная, после сорока капель»
Ещё два дня мук. Я забыла внести изменения цвета плитки в санузел стоматологов (пришлось звонить в Италию, наслушалась всякого) и перепутала шторы: отправила заказ вдовы генерала гламурной барышне с хорьком. Барышня орала так, будто я ей вместо ботокса уколола хлористый кальций. Или придушила хорька.
Повнимательнее, сказала Аполинэр. У неё спонсордепутат.
Вот на что народные денежки идут, буркнула я. Мне не было никакого дела до хорьков и депутатов.
Лиза, ничего не случилось? отвлёкся от компьютера Саша.
Пустяки Сплю плохо.
Тебе бы отдохнуть. Когда ты в отпуск собираешься?
Осенью.
У друзей дом в Испании стоит пустой. Если хочешь, съезди. Одна или с кем-нибудь. Платить не нужно.
Как не нужно?
Да так. Скажу, что тымоя подруга. Этого будет достаточно.
Спасибо
Ты на себя не похожа, заметила Света. Похудела, бледная.
Бессонница.
Смотри, не болей, а то у меня дачная неделя накроется медным тазом. Аполинэр обещала отпустить, только если ты никуда не денешься. У нас грядки урожаем завалены. И яблоктьма!
А куда я денусь?
С такими синяками под глазами? Хм Не знаю.
Призрак Шопена улыбнулся.
* * *
Дома я перечитала предсказание. «Займитесь научными изысканиями». Алгебру за десятый класс почитать? Или физику за девятый?
И тут меня накрыло! Надо к профессионалу обратиться. К профессиональному прорицателю. Интернету в таких делах доверять нельзя.
Я обзвонила знакомых. Народ на удивление тесно общался с оккультными служителями. Из всех предложенных кандидатов я выбрала Марию. У неё был самый вменяемый вид: без чёрных балахонов, перстней на каждом пальце, стрелок а-ля Клеопатра Птолемейи самый гуманный ценник. Но её телефон почему-то не отзывался.
На следующий день я ушла с работы пораньше и отправилась к гадалке. У входа в салон стояли две полицейские машины, скорая и суетились люди, далёкие от оккультизма.