Ее счастье было непродолжительным. Киприан печально сообщил, что до земли ему далеко, поэтому укорениться он не сможет. А значит, плакало их эпичное освобождение и разгром Джеты по всем фронтам.
Кому ты такой нужен? упрекнула его Юлиана. Но тотчас спохватилась. Прости. Ты мне, мне нужен!
Что касается Кекса и Пирога, то они проявили уважение. Когда Киприана швырнули к ним в затхлость и мрак, они не бросились его облизывать (в то время как на Юлиане, помнится, живого места не оставили) только хвостиками повиляли и произвели контрольное обнюхивание.
Есть хотим.
Хотим есть, нестройным дуэтом напомнили они.
Их желание в кои-то веки было услышано. По приказу Джеты Га всех четверых внезапно перевели в другую, более просторную и светлую камеру. Стали кормить три раза в день и пичкать полдниками, как на убой. Кекс с Пирогом заметно повеселели и растолстели. Чего не скажешь о Юлиане.
Ой, не к добру, вздыхала она, отодвигая миску с мясным салатом. И думала, что завоевать всеобщее признание можно, только если ты такой же нужный, уникальный и неповторимый, как Вековечный Клён.
Она думала о том, что больше не будет ныть и убиваться, пока вместо нее восхваляют кого-то другого. Потому что это энергозатратно. Потому что сохранность ее маленького мира гораздо важнее погони за престижем.
А Клён в образе человека сидел с ней рядом, поглаживал ее по плечу и всем своим нутром чуял: грядёт беда.
***
Пелагея и Ли Тэ Ри лежали друг на друге. В спальне, куда из-за штор не пробивались лунные лучи и где единственным осветительным прибором была неверная мигающая гирлянда, подвешенная на стойках для балдахина. Пелагея время от времени делала попытки вырваться. Но куратор держал крепко.
Скажи честно, ты почему меня боишься? спросил он.
Пелагея издала тяжкий вздох, подползла повыше и пристроила подбородок у эльфа на плече.
Так ведь вас все боятся, пробормотала она в шёлковое покрывало.
Неправда, притворно оскорбился куратор. Меня, вообще-то, все любят. А кто не любит, тот просто еще не осознал обратного.
Ну и самомнение у вас! фыркнула Пелагея.
Ли Тэ Ри под ней сдавленно рассмеялся.
Напряжение понемногу спадало. Больше не хотелось прятаться и убегать. Да и куратор вроде как не был настроен на романтическое продолжение (то самое «романтическое», от которого мурашки по коже).
Она уже почти расслабилась, когда он внезапно обхватил ее за плечи, перекатился с ней по покрывалу и уложил на спину, а сам выжидающе навис, блестя глазами в полумраке.
Ик! сказала Пелагея, от испуга выпучившись на куратора. И снова:Ик! Ик!
Проклятая икота!
Ли Тэ Ри на это интригующе улыбнулсяи встал.
А теперь давай немного поэкспериментируемсказал он, как ни в чем не бывало расправляя полы парчовой мантии. Поднимайся.
Ик! ответила Пелагея. Что еще за эксперименты?
Помнишь, что случилось в колодце, куда тебя принесло против воли? Давай попробуем повторить.
Ли Тэ Ри до сих пор казалось, что он в каком-то сказочном сне. Счастье представлялось эфемерным, слишком нереальным. Вот-вот просочится сквозь пальцы.
В уме копошились гадкие сомнения: «Что если не она? Что если ты, дружок, обознался?»
Но он привык доверять своим чувствам, снам и знакам свыше, поэтому гнал неуверенность прочь: это она, точно она. Впрочем, даже если бы Пелагея просто была собой, без всяких личных трагедий в анамнезе, он бы всё равно ее полюбил.
Лицом и манерой держаться она была похожа на его женщину лишь отдаленно. Больше всего сходство прослеживалось в характере. То же глубокое спокойствие, та же недоверчивость и медлительность, а поройсовсем детская, трогательная наивность.
И почему он сразу ее не разглядел? Нелепая, несуразная, в шуршащих юбках, с иглами и ножницами, рассованными по карманам, со шлейфом времени, застиранного до дыр, она будто умышленно избегала внимания, затаившись в сердцевине леса.
Но Ли Тэ Ри ее нашёл и узнал. И уже ни за что не отпустит.
Представь, сказал он, что я на тебя нападаю. Защищайся!
Куратор надвинулся, скрючив пальцы в устрашающем жесте «наброшусь, покусаю, поцарапаю» и зверски исказив физиономию. Пелагея захихикала. Ей пришлось приложить определенные усилия, чтобы принять серьезный вид и вспомнить день, когда иероглифы вонзились ей в грудь.
Она зажмурилась, выставила руки перед собой. И такой она в этот момент была милой, что эльфу нестерпимо захотелось ее обнять.
Свечение из ее ладоней исходило совсем слабое, куда слабее той ослепительной вспышки света, которая остановила в подземелье Джету Га.
Ли Тэ Ри досадливо цокнул языком, покачал головой и, не сходя с места, превратился в снежного барса. Пелагея вздрогнула, но не убоялась. Где-то в дебрях ее души родилось странное желание почесать у этой мохнатой твари за ухом.
Нет, так не пойдет, пробормотал куратор, возвращая себе прежний облик вместе с парчовым шлафроком. Погоди.
Он убежал и спустя четверть часа вернулся с двумя снежными барсами. Ага, стало быть, сам не справляется, поэтому приятелей привёл.
Фобос, Деймос, взять! скомандовал шеф.
Славные котики, кисло улыбнулась Пелагея и сделала шаг назад.
Гибкие тела, длиннющие хвосты, короткие лапы. И пятна, кольцеобразные пятна на светлом меху. Если «славные котики» решат, что ты еда или враг, можешь прощаться с жизнью.
Глаза у ирбисов были голубые и красивые. Но Пелагея, наученная горьким опытом, прекрасно знала, что это далеко не признак миролюбия.
При воспоминании о Гарди и его подлости у нее возникло непреодолимое желание драться. Набить морду хоть кому-нибудь. Ох, хорошо, что куратор не умеет мысли читать. Очень бы удивился.
Барсы оскалились и зарычали на Пелагею. Пелагея рыкнула на них, не переставая пятиться. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки. На нее надвигалось само воплощение смерти. Большое, пушистое, чрезвычайно раздраженное тем, что его приволокли в кабинет шефа.
Она отступала, пока не наткнулась на стену. Ну всё, дальше некуда. Тупик.
И притвориться мёртвой не вариант.
Шуруйте отсюда! прикрикнула на хищников Пелагея. А не то я вас
Она стиснула зубы, простёрла рукии из них полилось свечение. Хотя, скорее, заструилось. Тоненькой, не впечатляющей струйкой. Барсы издали странный подвывающий звук. Вероятно, им стало щекотно.
Куратор критически хмыкнул и скривил губы. Фея боялась недостаточно.
Это что? Твой максимум? Никогда не поверю.
Элемент внезапностиподлететь, толкнуть, обнять со спинысработал куда эффективней. Стоило эльфу очутиться в непосредственной близости от Пелагеи, как у нее перехватило дух. От того, как сильно сжали ее в обруче рук. От шумного выдоха, что прокатился по затылку. От громкого стука сердца, не ее сердцачужого.
Она вжалась лопатками куратору в грудь. Вернее, это ее, Пелагею, вжали. Яростно и бескомпромиссно. И она кожей ощутила: Ли Тэ Ри верит в нее. Он был уверен, что всё получится.
И, словно по команде, из ладоней тотчас хлынул мощный поток света, полностью затопив помещение всего через пару секунд. Ирбисы от такого поворота событий слегка ошалели и смылись подобру-поздорову.
Не сказать, чтобы у Пелагеи в этот момент прослеживалась ясность мыслей. Она тоже, если можно так выразиться, ошалела. Причем не слегка, а как положено. Только вот, в отличие от голубоглазых зверюг, ее отнюдь не прельщала идея смыться.
По правде, она совершенно не возражала против того, чтобы провести в объятиях Ли Тэ Ри остаток жизни.
Пелагея, ты дрожишь. Кажется, он впервые обратился к ней по имени. Еще бы ей не дрожать, когда обнимают тут всякие. Неужели у тебя ко мне чувства?
Глупости какие, фыркнула та, вырываясь. «Ни за что не признаюсь первой».
Ли Тэ Ри понятливо улыбнулся краем губ. Бросил на нее быстрый взгляд исподлобья, обошел кругом.
Отлично. Мы добились, чего хотели. У тебя действительно необычный дар. Но всё-таки выдвигаться нам лучше вдвоём.
Пелагея осовело похлопала на него ресницами.
Твою подругу спасать будем или нет? осведомился куратор, приблизившись и заглянув ей в глаза. Если он надеялся отыскать в них осмысленность, то напрасно.