Недалече от столицы, всего ничего лету. Вон, горы были, там дом мой,узнал места аспид.
А дорога та зачарованная с Первоградом рядом,подхватил Баюн.Были времена, я на том пути к царству Кощея многих спать уложил, грудь потрепал,кот сощурил глаза от приятных воспоминаний.
Нет у нас больше времени,сняв яблоко с блюдца, я накрыла его ладонью.
Не торопи, цаца, надобно все обдумать хорошенько...
Мудрых речей Потапа уже не слышала. В голове вертелись страшные картинызалитая кровью богатырей земля Кощеева, осиротевшие терема города, которым и полюбоваться не успела. Разрушит Яр все, что любимый бережно сохранить пытался. Пронесется голодной стаей самозванец по просторам, и ничего, что прежде было, не останется. Ему ведь на людей плевать. Знай, нос в закрома сунуть: златом, серебром потешиться, колдовскую силу черпнуть, разорить чудеса тысячелетние. Жутко сделалось.
Нечего тут обдумывать.дрогнула от холода собственного голоса.Как стемнеет, Баюн, усыпишь меня тут на поляне...
Умаялась?с укором покосился Потап.
Ты, Потап, перенесешь Баюна к шатру Яра,не замечая уколов друга, я продолжила.Получится незаметно подобраться?
В темноте летать плохо.расстроено поглядел на меня аспид.
Пойми ты, упрямый,я постучала пальцем по лбу,не выйдет у нас этого бугая спящего умыкнуть. Там молодцев бравых и колдунов знатных столько, что и пискнуть не успеемна куски порубят и в пыль обернут.
Да уж,задумчиво промурлыкал кот,на всех моих чар не хватит.
Надо, чтобы царь новоявленный тихо в шатре своем опочивал, тогда и шуму не поднимется.
Ладно.с интересом уставился на меня Потап,а дальше-то что?
Дальше я его в свой сон утащу. Коли сложится все. что задумала, прямо во сне его в Навь уведу.
Мутная какая-то история выходит, ненадежная,засомневался аспид.
Не один Потап сомневался в правильности принятого решенияя и сама не знала, как дело сложится. Но медлить нельзя. Под таким напором рухнут скоро чары Кощея, и полетят головы буйные с плеч.
***
Сумерки встретила, лежа под еловыми ветками. Аспид заботливо соорудил гнездо, чтобы во время сна меня холодом не уморило, да случайные глаза не приметили. Нащупав за пазухой башмачки, я крепко сжала мягкую кожу в ладони: «Скоро, Кощеюшка, скоро. Потерпи».
Готова?хруст веток рядом и мягкий голос кота словно холодным снегом обдали разгоревшееся сердце.
Готова.
Было это, иль не былодавно это было... В славном царстве тридевятом... в государстве волшебном... жила-поживала царевна...
Голову окутал дурман, по телу покатилась тревожная дрожь. Мне захотелось не просто окунуться в сонумереть.
...Глаза чернее ночи... косы толще дубов вековых... во лбу месяц... подол звездами усыпан...
Мурлыканье Баюна становилось все тише, дальше. Дрожь сменялась глухим покоем в груди, глаза наливались усталостью.
...И не было ее прекраснее в целом свете...
Наверное, я и впрямь умерла. Больше не было меня прежней. Та Василиса Дивляновна, чье сердце сначала рыдало по Яру, чья душа теперь так хотела быть рядом с Кощеем, навсегда сгинула.
Вон же Косиселье, тетка Фекла пироги печет, сейчас пойдет меня с речки кричать к ужину. Ярка в кузнице молотом машет, пот со лба утирает. Может, свидимся вечеромтанцы сегодня.
А вон Глухомань бравыми домишками красуется. Досада уже выглядывает в окошкождет меня на вечерние посиделки. Малуша в избе хлопочетснова запасы ведовские пополняла. Теперь и ночи не хватит все по местам рассовать.
Хоромы Кощея в свете зимнего солнца яркими красками переливаются, и царь-батюшка по двору расхаживает. Скоро отправится к обедустолы уже накрыли, как государь любит, чтобы под блюдами доски скрипели. Теперь это чьи-то воспоминанияне мои, чужие. Да и нет у меня больше памяти. Едва ощутимо резанула острая больто любовь, видно. Откликнулось сердце на образ жениха, да поздно. Нет прежнего Кощея, нет и Василисы. Исправить, что натворилабольшего и не надо.
Открыв глаза, вдохнула душный воздух. Простоволосая, босая, в льняной рубахе, я стояла посреди горницы. Совершенно пустая комната с печкой в углу: ни лавок, ни стола. За окнами кромешная темнота. Может, ночь? Так и звезд не видать, и шороха не слыхать. Из приоткрытой двери веяло неживым холодом. Горница из моего сна словно болталась в пустотетем лучше. Отсюда я смогу дотянуться до чего угодно, хоть до черта лысого, если захочу.
Приоткрыв заслон топки, я глянула внутрьна первый взгляд ничего особенного, но, если прислушаться, можно услыхать, как тысячи снов перешептываются между собой, решаявстретиться или разойтись. Крепко зажмурившись, сунула руки в печь, прижавшись к беленой стенке щекой. Пальцы перебирали тугие тела извивающихся сновидений, но нужного не находили. Не было среди них того, что обожжет ладони. Что же это, не сдюжили Потап с Баюном? Страшно сделалось. Волнуясь, торопилась хватать сны за хвосты и снова ошибалась.
Руки затекли до самых плеч, душу начинало грызть отчаянье. Уперлась лбом в печную стенку и, зарычав от бессилия, вновь схватила сон почти окаменевшими пальцами. На этот раз показалось, что сунулась в настоящий огонь. Заорав от неимоверной боли, резко рванула добычу на себя. Воля Яра оказалась куда сильнее, чем рассчитывалатак просто затащить его в свой сон не вышло.
Сжав зубы, терпела жар в руках. Из глаз катились слезы, я выла, но не отпускала. Казалось, вместо рук обугленные головешки. Муки прекратились с очередным рывкомвместе с горячим сновидением рухнула на пол горницы, ударившись затылком.
В голове хорошо загудело, но жар в ладонях ослабевал, и я почти не ощущала боли от удара. Сон колдуна бился рядом, словно рыба, вытащенная на берег. Собравшись с силами, я встала на четвереньки и отползла подальше от сновидения. Красная лента сна выжгла в полу причудливые узоры, а затем, растворившись туманом, обернулась бывшим другом.
Стоя на обожженных досках, Яр тяжело дышал. Раздувая ноздри, он беспокойно вертел головой в поисках виновника его появления здесь:
Ты?!глаза колдуна сузились в злобном прищуре.
Вот и свиделись,я поднялась на ноги.
Нет у тебя такой силы... не могла ты...
Еще как могла,оборвала я,еще как! Думал, обрел вечную жизньможно чего хочешь творить? Как бы ни так, друг любезный! Может, нет у меня великой силы, зато есть желание сжить тебя со свету!
Повеселила, Василиса Дивляновна,вдруг заулыбался Яр.Считай, что оценил твои старания. Ежели покажешь мне путь в царство Кощеево, жизнь тебе сохраню. Дорожку-то мы нашли, да только чары снять не выходит, а ведь знаю, что оставил жених для тебя тропинку. Выдай секрет, не упрямься.
А соли под хвост не отсыпать, черт мохнатый?
Охальничать вздумала? Ну, будь по-твоемувсе одно рано или поздно сниму чары с пути.
Ничего ты уже не снимешь, Яр. В мой сон попал и будь уверенне отпущу.
Ты чего удумала?бывший друг заметно напрягся и шагнул назад.
Вести беседу дальше не было ни сил, ни желаниячей сон, тот и хозяин. По жилам растекалось теплое удовольствие. Словно рысь, учуявшая добычу, я мягко ступала босыми ногами по гладким доскамближе, ближе к колдуну. На лице Яра мелькнул страхего слабость, его последняя слабость, может быть, единственная. Там, в Яви, он могучий и безжалостный чародей, забывший со смертью Кощея, что значит достойный соперник. Но не здесь. Остановившись в паре шагов от него, крепко ухватила хвост своего сна и завертела, превращая горницу в путь к Нави. Сруб задрожал, скрипнул и затих. Моя рука беспомощно разжалась, и сон вырвался, растворившись между пальцами.
Ну нет, Вася,во взгляде бывшего друга не было больше страха или злобы, только ровное холодное спокойствие,не будет этого. Просыпайся!
Меня потянуло к стене, дальше от Яра. Прислонившись к бревнам, чуяла, как сновидение переходит в дремоту, грозя раствориться навсегда. Мотая головой, я отбивалась от колдовства. Можно... можно сдюжить! Надо только постараться. Это мой сон, не его!