Вероника Мелан - Он Форс стр 9.

Кажется, мне не нужен второй коктейльна душе легко и здорово. Исповедь? Скорее табак со вкусом амаретто.

Крей тем временем аккуратно затушил окурок в пепельнице и приблизился ко мне. Наклонился, уперся обеими руками в поручни качалки, и мое кресло забавным образом отклонилось назад, как постель. Оказался к моему лицу близко-близко, и подумалось, что мы слишком давно не занимались с ним любовью.

Он смотрел легко и серьезно, он смотрел непонятно.

 Эй, только не надо меня жалеть,  предупредила я на тот случай, если вдруг начнутся успокаивающие слова. Люди почему-то думают, что после «грустных» историй подобные обязательно должны звучать.

 Я не собирался тебя жалеть.  Он приблизился еще, вдохнул мой запах медленно, как гурман.  Ты не сломанная кукла.

Верно.

Какие же у него все-таки губы, греховные черты лица, вкусная мужская аура. А эта хитрая улыбка

 Итак, что мы с ним сделаем?

 С кем? С Итаном?  Мне нравилось, когда Форс так близко, практически на мне.

 С Генри

Я опешила. Замерла. После рассмеялась.

 С Генри? Мы?

 Да. Как бы ты хотела ему отомстить?

 Никак. Потому что это меня не починит.  Ничего не изменит.

 Ошибаешься.  Запах Крейдена всегда отключал во мне способность думать. Сейчас этот запах проникал через ноздри мне сразу в мозг.  Некоторые раны заживают, только если удалить из них кислоту.

Взгляд простой, почти ничего не выражающий.

 Думаешь, это мой случай?

 Уверен.

Та сигарета играла с моим разумом в игры, делая тяжелое легким.

 Итак?

Он ждал мой ответ. Действительно ждал.

 Убьем его?  теперь шутила я.

 А ты этого хочешь?

 Шутишь?

Тишина. Я прыснула со смеху, мне хотелось его обнять, притянуть к себе, хотелось еще одного поцелуя.

 Ты социопат? Психопат?

Господи, с кем я связалась. Но эта ночь была для меня, она разрешала мне все.

Ох эта улыбка, эти клычки

 Может, процентов на пять.

Ну, если быть честной, я сама процентов на десять. Не всех людей хочется любить и не всегда.

 А ты хотела бы его убить?

 Девенторы

Меньше всего мне хотелось тем же утром быть взятой Девенторами. Генри точно не стоил того, чтобы портить себе жизнь.

 Забудь про Девенторов,  Крей говорил легко,  представь, что их не существует. Тогда что?

И я вдруг всерьез задумаласьчто?

Наглядно представила: кровь, кишки, проломленный череп, стеклянные глаза.

 Не-е-е, убивать бы не стала.  Смерти я не желала никому, даже ублюдку Генри. Смертьэто необратимо, радикально.  Но, если забыть про Девенторов, если все можно, я взорвала бы этому мудаку машину. Любимую оранжевую Бергетту. Коллекционную модель, которой он очень гордится Сволочь. И которую купил на деньги моего отца, на деньги нашей семьи. В каком-то смысле.

Сейчас, разговаривая об этом, я вдруг поняла, что не врумне стало бы легче. Что злость, обида, ярость, оставшиеся с тех времен, оказывается, жили во мне, тлели углями, причиняли боль.

 Тогда поехали?

 Куда?

Легкое касание губ, поцелуй почти вскользькрыша моя сползла набок.

 Взрывать его машину.

Я хохотала честно, от души.

 Ты? И я? Прямо сейчас?

 Прямо.

Даже если представить, что это правда

 Не понимаю. Мне это, может, и надо. А тебе зачем?

 Ты этого стоишь.

Тепло, приятно. Еще одно касание губя едва не взвыла, когда Крей вновь не углубил его. И все же диалог не давал покоя, веселил. Наверное, мы обкурились с ним оба.

 То есть ты прямо сейчас,  решила прояснить я,  готов сорваться посреди ночи на другой конец города, нестись по трассе. Доехать до чужого дома, достать из багажника чемодан с оружием, закинуть за забор пару гранат?

 Мне хватит одной.

Он, кажется, не шутил. Или я не разбираюсь в его взглядах.

 Ты этого не сделаешь

 Проверишь?

Мне, если честно, было все равноврет он или говорит правду. Иногда правильные слова даже важнее правильных действий. Они и есть правильные действия, если сказаны вовремя.

Я же уже изнемогала от запаха его парфюма. Сидела в кофте на голое тело, в штанах на голый зад, потому что трусики мои в этом доме затерялись, и думала о том, что одежда на мне лишняя.

 Что со мной происходит когда ты рядом?

Мир становился другим, смещался. Он становился нашим, на двоих. Хотелось касаний, объятий, хотелось смеяться вместе, приговаривать вместе. Вот, оказывается, как ощущается, когда тебя понимают.

«Чувства? Химия? Притяжение?»

 Так мы едем?

Улыбка на его губах действовала, как афродизиак.

 Не сегодня.

Новый поцелуй. Чуть глубже. Но все еще «отпускающий».

 А сегодня? Сейчас?

 Сейчас я снова тебя хочу.

 Я хотел тебя шесть дней. Без перерыва.

Он будет это делать со мной. Как хочет. И я буду хотеть того же.

 Так люби меня.

И он любил. Уже в спальне. Совершенно иначе, чем в первый раз, глубже. Неторопливо, нежно и не очень, распластывал под собой, укрывая, топил в дурмане наслаждения.

Дальнейшая ночь из-за странной сигареты помнилась мне обрывками. Помнилось, что хотелось, чтобы она никогда не заканчивалась, как и Крейден в моей жизни. Чтобы длились бесконечно его ласки, чтобы притягивал еще ближе, как канат, его взгляд.

Теперь он был во мне глубоко. Во всех смыслах.

Хорошо, что это не тяготило. Пусть завтра

После его пальцы скользили по моей спине, делали массаж; поцелуи в шею, плечи. А чуть позже широкую мужскую спину, сидя сверху на выпуклых ягодицах, массировала я.

И уснула там же. Прижимаясь щекой к странной татуировке.

Глава 4

Утро всегда бескомпромиссно. У него нет жалости. И любую, даже самую лучшую вечеринку, произошедшую накануне, утро всегда превратит в комканные салфетки на столе, сигаретный пепел на колонках, сморщенный сыр в тарелках. Оно снимет с тебя розовые очки и спросит: кто ты сегодня? Где ты? Зачем ты?

Стылый воздух шел изо рта паром. Холодно. Поразительно теплый вечер обернулся противоположным рассветомпрактически морозным. Пустынная улица; блеклая заря над домами. Я шагала к метро.

Это утро могло стать другим, если бы не звонок на телефон Крею, ни слова после: «Я должен идти. Работа». Работа. У всех работа, и неважно, что выходной. Я попросила его высадить меня на пересечении аллеи Вязов и улицы Гербера, сказала, что оттуда мне недалеко до магазина. Форс наверняка догадался, что спорттовары закрыты в половине восьмого утра, тем более половине восьмого утра в воскресенье. Но ничего не сказал. Не обмолвился даже, увидимся ли мы еще, не спросил мой номер, не оставил свой.

Его касания еще горели на моей коже, мое сердце все еще таяло от тягучих взглядов, перекочевавших в память.

Он был? Он есть?

Если все закончится сейчаснаверное, так было бы правильно,  я не сломаюсь. Переступлю, пойду дальше, помечу эту ночь в голове, как лучшую, буду все остальные с ней сравнивать. Мы не переживем ни ссор, ни обид, ничто не запятнает мимолетное свиданиеидеальное по всем параметрам. Только часть меня навсегда уедет с тем, кого зовут Крейден Форстон, в машине, в неизвестном направлении. Даже если водитель не будет об этом знать.

Мы умеем не помнить. Мы умеем притворяться, что не помним.

В восемь утра выходного люди спят, и оттого улицы пустынны.

Не спят только Девенторы.

Именно они сейчас и направлялись мне навстречу.

Они всегда ходили по двое. Иногда по трое, но очень редко. И внешне напоминали людей. Обычные мужчины, разве что всегда в черном, всегда крепко скроенные. Их еще издалека выдавали плащи, которые они носили в любую погодудождь, снег, морось, туман. Только летом их одеяния менялись на более легкие, но мрачные тона тканей сохранялись. Они никогда ничем не пахли, не повышали голос; от них, как рассказывали, невозможно было сбежать. Собственно, я и не пыталась. За всю жизнь меня останавливали двадцать один разпросвечивали, просматривали, пугали до колик, отпускали. Каждый из этих разов я помнила очень отчетливо.

«Только не теперь, только не сейчас»