О, эти разговоры не то с самой собой, не то с вымышленным в моем воображении Каином, заставляли меня попеременно то захлебываться тоской, теряя волю к жизни, то биться в истерике, умоляя не бросать меня на произвол судьбы.
Рыдания. Я с ними просыпалась, проживала еще один, лишенный смысла день, и с ними же засыпала. Мои мечты сводились теперь к одному: забыть, избавиться от боли, перестать чувствовать, никогда не знать, что я, практически, своими собственными действиями убила наших с Каином малышей.
Вот и сейчас опять я чувствую это, явственно, как никогда прежде, ощущаю его ненавидящий взгляд, тону в абсолютной черноте его чувств ко мне. Только и остается, что громко шептать, как мантру, одно единственное предложение:
Прости меня, Кай, я так виновата.
А к вечеру в мою камеру вошел живой человек, это был Ра Правосудия Киллиан Аль-Надир собственной персоной. Равнодушный, нет, скорее даже осуждающий взгляд в мою сторону, брезгливо поджатые губы, сердитое похлопывание перчатками по ноге. Я была ему отвратительна, и я знала это:
Правление Ра, во главе с Великим Архонтом Каином Аттер-Нуаро даровало тебе, Шая, условное помилование. Ты лишаешься всех присущих тебе титулов и отправляешься на свою родную планету Элео без возможности когда-либо покинуть ее. Бракоразводный процесс между тобой и Великим Архонтом будет происходить без твоего участия, соответствующие документы ты получишь постфактум. Отныне, ты заочно будешь носить свою прежнюю фамилию Оазо. Вопросы?
Развод? Но Великие Архонты не могут разводиться, в ужасе прошептала я.
Теперь могут, припечатал и стремительно покинул тюремную камеру.
Вот сейчас это точно конец. Окончательный. Бесповоротный.
Глава 23
Тело задеревенело, от продолжительного стояния на одном месте, налилось свинцовой тяжестью, потеряв чувствительность. Это был шок, удар в самое больное место, убийство на корню всех надежд и робких чаяний. Пусто. Больно. Отчаянно страшно, что все кончено, навсегда.
Какое-то время спустя, в окне для передачи, дрон оставляет мне сменную одежду, оранжевая роба мне больше не нужна. На автомате переодеваюсь, руки трясутся, но делают свою работу, а с ресниц, то и дело, срываются соленые капли.
Обида. Не заслужила и минуты, крошечного шанса на оправдание, прислал посредника, не удостоив даже расстаться по-человечески, сказать все лично, смотря мне в глаза. В последний раз. Святой Космос, это же как удар тупым ржавым ножом в спину! Разрывная пуля в упор прямо в сердце! Смертельная инъекция в вену!
Брось, Шая, хватит себя изводит. Ну, не нужна ты ему! Что не понятного? Не любит он тебя, надоела! Ни капли уважения к прошлому, никаких человеческих ценностей, ничего личного.
По коридору за дронами шла, пытаясь бодриться и не показывать своего безграничного отчаяния. Получалось, откровенно, плохо. То и дело, крутила головой, стараясь высмотреть знакомый статный силуэт, но тщетно. Подсознание рисует иллюзию того, что где-то там, в слепой для меня зоне, он, все-таки, смотрит на меня, безмолвно прощаясь. Но пора признаться самой себе, что все эти глупые мечты давно пора выбросить в мусорное ведро. Кай никогда не боялся действовать порывисто и решительно, не стал бы изменять себе и сейчас. Хотел быбыл бы здесь и точка.
Последний взгляд на просторный зал порталопорта, шаг в марево и вот я на родной Элео. Меня не встречали. Никого, ни родителей, ни тетки, ни братьев. Только проводник молча передал мне конверт и махнул рукой, предлагая следовать за собой. Медлить не стала, повиновалась.
Мы прибыли в Иерихонрезиденцию Верховных Иерархов Стихии Воды. Все так же молча меня сдали на поруки местного управляющего, и уже он сопроводил меня в уготованные мне комнаты, не поднимая на меня глаз, кивнул и покинул помещение, плавно притворив за собой дверь.
Охренеть!
Ошарашенно огляделась по сторонам. Ну и зачем я здесь? Запоздало вспомнила о конверте в моих руках, порывисто его распечатала и открыла, вынимая пачку листов с машинописным текстом.
Дрожащими руками развернула послание. Два первых листа обвинительного текста по моему делу, стенограмма допроса, затем приговор и условия содержания. Вот, оказывается, как. Отказалась от меня моя родня, а, в случае развода, еще и фамилии лишила. По всем законодательным базам скоро я стану Шаей Эльнонпреступница и предательница, лишенная всех званий и привилегий, не может носить имя славного рода Оазо, а только, присущее нарушителям, обидное прозвище.
Святой Космос! Зажимаю рот рукой, пытаясь сдержать рвущееся рыдание. Это выше моих сил! Не могу дышать, грудная клетка заходится в конвульсивных судорогах поглотившего меня отчаяния. Так не бывает! Родители не отказываются от своих детей! Никогда! Ведь никогда же, правда? О, мамочка, за что?
Это была бомба мощностью в сотню килотонн в тротиловом эквиваленте прямо в душу. Все разворотило к чертям, нет больше Шаи, осталась только тусклая тень, мираж, жалкая пародия на ту девочку, что когда-то была нужна и любима своей семьей. Полный крах!
Не разбирая толком написанного, пытаюсь вчитываться дальше в мерзкие бумажки. Два года в стенах Иерихона под четким руководством Верховных. Теперь на их место назначены другие Элементалы, во избежание личного содействия по причине родственных связей, некто Тит и Дея Орозонмои тюремщики и надсмотрщики. В обязанностях только скучная и монотонная работа в здешних архивах, покидать стены Иерихона строжащие запрещено, общение с посетителями разрешено не чаще одного раза в три месяца, длительностью не более тридцать галактических минут.
Супер. Еще одна тюрьма. Спасибо!
Далее в бумагах был прописан стандартный для меня распорядок дня, трудовые повинности, в случае нарушения мною каких-либо правил и предписаний, а также распоряжение об лишении меня моей силы. Ну все, приплыли! И как, интересно мне знать, они собираются лишить меня моих возможностей? Пытать будут? Опыты ставить?
Отложила пачку листов в сторону и еще раз заглянула в конверт. Х-м-м-м, какая-то пластиковая прозрачная полоска. Но стоило моей руке только прикоснуться к ней, как она резко ожила, метнулась вверх по моей кисти и обвилась вокруг запястья, образуя прочный тугой браслет. Ясно, маг-глушилка.
Вот так, мне ровно через месяц исполнится двадцать два года, а у меня уже один развод за плечами, обвинение в государственной измене, отречение от семьи, неразделенная любовь и лишение силы Элементала длинною в жизнь. Я просто победитель по жизни, не иначе.
Горько усмехнулась, покачала головой и, шмыгая носом, двинулась в сторону, как мне показалось, ванной комнаты. Хотелось как можно скорее смыть с себя энергетику предыдущей пластиковой тюремной камеры. Но с дверью я ошиблась, то оказалась гардеробная и то, что я в ней увидела, еще раз долбануло по моим мозгам и сердечной мышце мощным ударом молота.
Все мои вещи с Ильпэ. Ничего не забыл, все здесь: одежда, обувь, украшения, нижнее белье. Ничего не оставил, от всего избавился за полнейшей ненадобностью. Выбросил, как ненужный хлам.
Все, с меня хватит. Решительно двинулась в сторону ванной комнаты, рывками стащила с себя мерзкие тюремные тряпки, максимально быстро приняла душ, смывая с себя запах заключения и горечь разочарования, насухо вытерлась жестким хлопковым полотенцем и двинулась в сторону спального места. Все, нет меня больше, хоть в сновидениях спастись от этой страшной, непроглядной действительности, что навалилась на меня со всех сторон, не отпуская и не имея ни одного просвета.
Но и сны-предатели имели на меня свои извращенные планы.
Руки, такие знакомые, сильные и нежные, хаотично шарят по моему телу, то ласково оглаживая, то страстно сжимая в своих объятиях. Грудь набухает, соски сжимаются камушками ожидания более утонченной ласки, кожа покрывается испариной, мурашки наслаждения пробегают по внутренней поверхности бедер, утопая во влажности сосредоточения моей женственности. Тихий, страстный мужской шепот, его шепот, пронзает все мои нервные окончания, выталкивая из меня ответный протяжный стон удовольствия. Прикосновение губ и горячего языка к моей шей, груди, животу, гладкой коже лобка, и, наконец-то, возбуждённой плоти моей девочки. Сумасшедший разряд тока прошивает мое тело, выгибая его дугой. Это наслаждение не описать. Слезы радости, облегчения и невероятного экстаза брызгают из-под полуприкрытых век, а наглый и умелый рот моего мужчины-наваждения все вытворяет безумный танец там, где я больше всего этого жду. Экстаз накрывает неожиданно мощно, с оттяжкой погружая в предоргазменный зуд, а затем одним махом рьяно выпихивая в пучину сладострастных сокращений.