Глава четвёртая
В маленькой, как шкатулка для драгоценностей, комнатушке, перед большим серебряным зеркалом, стояла женщина. Она любовалась своим отражением уже битый час, но зрелище ей отнюдь не приедалось. Уже давненько она не чувствовала себя так хорошо. Нет, хорошоэто слабо сказано. Восхитительно! Замечательно! Потрясающе! Она произвела настоящий фурор!
Красавицаповорачивалась то левым, то правым боком, гримасничала и посылала сама себе воздушные поцелуи. Она очень, оч-чень, о-о-ч-чеень себя любила. Это ж так естественно! Кого же ещё любить, как не самого себя?! Других, что ли? Тем более, что перед остальными дамами у нее имелось два преимущества. Ослепительно-белая кожа без единого бугорка или вмятинки (натянутая до того туго, что казалосьвот-вот треснет) имела нежный голубоватый отлив и была прямо-таки неестественно хороша. Хороша до жути.
И, конечно же, зад. Он просто поражал воображенье. То естьженское он скорее раздражал, вызывая безотчётную зависть своей величиной и прекрасной формой, а ещёнепреодолимое желание использовать его в качестве подушечки для иголок. А вот мужское будоражил и манил за собойразумеется, не в горние выси и не в Долину Неземной Любви. О точном направлении лучше было бы спросить у самих мужчин.
Вдобавок ко всему, ее зад был ещё и выдающийся. Им легко можно было остановить несущуюся во весь опор лошадь с рыцарем в полном боевом облачении. Да что там говорить!.. Это был не просто зада всем задам зад! Прародительница Ева, Царица Савская и легендарная, к тому же официально избранная, Красавица Семи Королевствкоролева Родамунда, бесспорно, имели такой же. И никакой иной!
«А господинчик-то барончикочень даже ничего», думала черноволосая красавица. Всё, что требовалось, она узнала от слуг: и то, что в это время их господин совершает ежевечерний обход замка и то, что проходит он именно здесь. По этому коридору, мимо этой двери.
Смазливенький, уже вслух произнесла красавица, одну за другой, вынимая жемчужные заколки из волос. Глазки зелё-о-оненькие, ножки кри-и-ивенькие, шеечка то-о-оненькая, попочка ма-а-аленькая Прелесть! Куколка! Ах, так бы его и съела!
Красавица приложила ухо к двери и стала ждать. Слуги не обманули: вскоре послышались быстрые шаги. «Лёгок на помине!»усмехнулась она, распахнула дверь и, как трактирный зазывала, выкрикнула:
Не проходите мимо, господин барон! Не проходите мимо!
Эгберт остановился. Красавица в тот же миг сцапала сиятельного господина барона и, не обращая внимания на его слабые протесты, рывком втянула в комнату. Затем быстро огляделась по сторонам и крепко захлопнула дверь.
Ничего не понимающий Эгберт, удивлённо хлопая глазами, топтался на пороге.
Я Вам зачем-то нужен? осведомился он.
Глупый вопрос! Черноволосая красавица поиграла распущенными кудрями и ухмыльнулась.
Да-а, сладкий мой, гнусаво и, как ей казалось, чувственно и стра-а-астно протянула она. Пришло время выслушать мой второй приказ. А, ну-ка! Смотри на меня!
И стала медленно раздеваться. Сначала сняла левый рукав, потомправый рукав. Расстегнула пуговицы на корсаже и отстегнула ажурный серебряный пояс. Правда, с непривычки, запуталась в юбкево всех многочисленных складках, складочках и защипах, но, в конце концов, ей всё же удалось освободиться от одежды.
В полутьме комнаты голубоватая кожа красавицы блестела ещё сильней, делая её похожей на змею после линьки. Чёрные сетчатые чулки полностью довершали сходство. При этом она стонала, закатывала глаза, щурилась, жмурилась и, кружа вокруг Эгберта, поворачивалась к нему то одним боком, то другим. То задом, то передом. То передом, то задом. При этом она без передышки издавала разные звуки. Предполагалось, что при виде столь бурной страсти сиятельного господина барона охватит не менее (если не более!) бурная страсть.
А-а-а! О-оо! Э-э-э! У-у-у! Ы-ы-ых-х! вовсю старалась красавица.
Глаза её оставались полузакрыты, а ротполуоткрыт, что придавало ей вид лёгкой дебильности.
Несмотря на совершенство форм, красавица была довольно-таки неопытна. Все эти нелепые телодвижения и звукоиспражнения она подсмотрела и подслушала в дешёвом низкопробном борделе, куда её однажды занесло. Не подумайте дурногоразумеется, по ошибке. Она в тот день рассчитывала попасть в королевский дворец, но по рассеянности перепутала целых две буквы в заклинании! абсолютно непростительная оплошность! Ну, и попала куда попало. Правда, люди сведущие и бывалые, знакомые с придворной жизнью не понаслышке, позднее утешали её. Подумаешь, говорили они, в одном местеобстановка побогаче! Зато в другомпублика чуть поприличнее. Поскольку в дворец она так и не попала, пришлось красавице поверить доброхотам на слово. И тем и утешиться.
Сейчас ей, наконец, подвернулся случай воспользоваться некогда приобретёнными знаниями.
Напрасно. Тщетно. Впустую. Без-ре-зуль-тат-но!
Эгберт стоял столбом. Совсем как в детской игре: «Раз-два-три, ну-ка, замри!» Словно его прибили, приколотили, приколошматили к полу гвоздями. Страстные завывания красавицы подействовали на него, вопреки всем её ожиданиям, как-то не так. Сиятельный господин барон почему-то не бросился на неё, рыча и брызгая слюной от вожделенья. Куда-а там! Он даже не сделал ни шага. Стоял, где и стоял. Только глаза его странно выпучились, застыли и стали похожи на два стеклянных шарика.
Озадаченная красотка смолкла.
«Что ж, повтореньемать ученья, хоть и мученье», решила она и, подойдя к Эгберту уже вплотную, примостила свою голубую грудь на его лицо.
У-у-у! А-а-a! О-о-о! завыла она в правое ухо непонятливому господину барону. Это мой второй приказ. Ты хочешь меня, хочешь, болван! А я хочу тебя и твой замок и то, что под ним спрятано. Ну же, давай! А-а-а! Э-э-э! О-о-о! как для умственно отсталого талдычила и талдычила своё упорная красавица.
Она вилась вьюном и лезла вон из кожи, лишь бы получить хоть какую-то, хоть самую мало-мальскую реакцию.
Эгберт, наконец-то, отмер. Зашевелился. В глазах его появилось нечто осмысленное. Но при звуках очередного: «А-а-а-а-а!», которое поторопилась издать обрадованная красотка, он вдруг начал чесаться. Обеими руками. Яростно. Исступлённо. С остервенением. Тихонько повизгивая. Как блохастый пёс перед дождём.
Красавица брезгливо отпрянула, словно невидимые блохи могли перескочить и на неё.
О-о-о Бедняжка удивлённо вздохнула она. Что с Вами, господин барон?
Господин барон продолжал начатое занятие. Точнее, не собирался его прерывать.
Красавица вытерла набежавшую слезу. Размазать краску на густо подведённых глазах сейчас было бы совсем некстати: за смесь из агата, чёрных муравьёв и сваренных вкрутую яичек морской свиньидрали втридорога.
Что-то я опять не то наколдовала.
Красавица подскочила к комоду, рванула на себя верхний ящик, схватила небольшую (inguarto) засаленную книжицу и быстро перелистала страницы. «Он должен был распустить руки распустить руки», приговаривала она.
Ну, конечно же! Она хлопнула себя по лбу и с досадой воскликнула:
Вот я ду-ура! Курица! Опять перепутала! И опятьдве буквы. Нет, это уже чёрт знает что! Злой рок какой-то
Она с тоской взглянула на господина барона. Господин барон ожесточенно чесался, по-прежнему, игнорируя её «дивные, чарующие» прелести.
Черноволосая красавица тяжело вздохнула и забарабанила по дереву.
Это что же получается! размышляла она вслух. Значит, всякий раз, когда я захочу послать ему вспышку эротического магнетизма (ах, как звучит!), он будет стремиться дать волю рукам совсем в другом смысле?! Ай-яй-яа-ай!.. Жалость-то какая-а-а-а Заклинание ведь обратного хода не имеет.
Повздыхала, повздыхала, да и успокоилась. Неторопливо оделась и подошла к окну. Подул ветерок, и аромат жасмина наполнил каморку своим нежным благоуханием. Красавица потянула носом и презрительно скривилась.
«Когда всё закончится, я, наконец-то, смогу купить себе настоящие духи. Последний взвизг столичной моды. М-мм как же это?.. забыла название! Что-то там про любовь и про удушье. Да-да! я непременно, непременно куплю эту прелесть! И буду их нюхать, нюхать, ню-у-ухать! Их, а не этот дурацкий жасмин.»