Со стороны прапрапра дедушки это было ошибкой. Несмотря на то, что всю последующую неделю он неотступно следовал за супругами, сопровождая каждый их шаг, то и дело интимно склоняясь к уху Эгберта, тихонько выл и периодически швырялся мелкими (и, слава богу, малоценными) предметаминесмотря на все его натужные старания (а, может быть именно благодаря им), только Эгберт до того привык к постоянному присутствию зеленого чудовища, что вскоре и вовсе перестал обращать на него внимание. Мелинда же всякий раз с неудовольствием отмечала: «Какие нервные у тебя родственники!» Или же: «Сегодня он фальшивит». После чего обиженный призрак пару часов следовал за ними молча.
Наконец, он измаялся с «этими тугодумами» и выбрал другую тактику. Как оказалосьбеспроигрышную Он оставил в покое Эгберта и Мелинду. Аж на целых три дня. Все это время он зачем-то пропадал в библиотеке, где часами томно возлежал на полупустых полках и что-то вполголоса бормотал (судя по интонацииНечто Весьма Важное, Значительное и Даже Даже Возвышенное, с наслаждением нюхал пыльные корешки книг и ласково гладил волосатых страшилищ.
И вот, на исходе третьего дня, когда супруги привыкшие к постоянному эскорту, уже начали озираться по сторонам в поисках без вести пропавшего прапрапра дедушки, тот неожиданно объявился. Правда, одному лишь Эгберту. Как-никак, близкий родственник. Во время ежевечернего обхода замка, в глухом и безлюдном месте.
Он появился перед прапрапра внуком так внезапно, что тот (как раз поднимающийся по довольно-таки крутой лестнице) споткнулся и едва не полетел вверх-тормашками.
Какой прелестный сегодня вечер! Вы не находите? светским тоном осведомился призрак.
Эгберт, разумеется, находил.
И ночь обещает быть дивной! Элегической! Самое время для поисков клада, утраченного Наследия Предков, ну, и все такое. Надеюсь, вы меня понимаете.
Эгберт, к сожалению, понимал.
Когда копать начнете, а? вкрадчиво поинтересовался призрак.
Н-не знаю. Мы еще не решили.
Не решили, не решили, ага Ага, ага, ага Ладно, неожиданно покладисто произнес он. Скажи, о мой славный потомок, что ближе твоему сердцу: стихи или проза?
Не ожидавший такого поворота, Эгберт поневоле задумался, присел на верхней ступеньке и стал мучительно соображать. С одной стороныбесконечные перипитии рыцарских романов, терзавших его слух с раннего детства и попортившие много крови любимому деду.
С другой сторонытворения славного Альфреддо. Два его последних шедевра«Кишки на деревьях» и «Девственница-убийца»господин барон перечел раз десять и разве что не выучил наизусть. Но несмотря на его огромную популярность, признаваться в любви к творениям маэстро Струнырвущего считалось дурным тоном. При упоминании его имени все дружно кривились и говориликто «фи!» а кто «фу!» После чего, не менее дружно («и за любые, я сказаллюбыеденьги!») выискивали и выспрашивали новые сочинения Несравненного.
«Придется соврать», с сожалением решил Эгберт.
Вообще-то, я стихи люблю, неуверенно произнес он.
Правда?! встрепенулся призрак. Тогда, по закону родства и гостеприимства, ты просто обязан выслушать меня!
Вы пишите стихи? изумился господин барон.
В свободное время. Исключительно в свободное время!
Порой ночною
сижу, кропаю
помаленьку.
Ну, что? Послушаешь?
С удовольствием, сказал Эгберт.
Старших надо уважать, учила покойная бабушка. Что оставалось сверхтактичному господину барону? Расслабиться и получать удовольствие от высокой поэзии.
В башне из серого камня
Светлая дева томится.
Только лишь ночь наступает
Филин к ней в гости стремится.
Варит волшебное зелье
И помавает крылами.
Хочет он вызволить деву,
Да не владеет ключами.
Ну, и так далее История унылая, конец плачевный. Но самое обидное, что Эгберт так и не понял: за какие такие великие и ужасные прегрешения томилась несчастная дева?
Стихи, без сомнения, были плохие. К тому же, призрак читал их, как читали менестрели в его временанараспев, со вскриками и всхлипами, рыданиями и завываниями. Прибавьте к этому еще и гнусавый голос исполнителя. О-оо Несчастный Эгберт!
Глава 19-продолжение, 20-я
Выпучив глаза, призрак вдруг оскаливалсясловно хотел укусить своего потомка, вдохновенно тряс головой, падал на колени и воздевал очи горе. И все кружил и кружил вокруг господина барона, обплясывая его со всех сторон. Он вошел в такой раж, что чуть было не перестарался.
Эгберт держался мужественно, хотя его уже пошатывало. Еще совсем немного, минут пять, и он, потеряв сознание, скатился бы вниз, на ходу пересчитав своим телом все двадцать пять ступенек. Как раз по числу прожитых им лет.
«Ай-яй-яай! Старая ты плесень! мысленно распекал себя призрак. Тебе ж его уговорить надо, а не убить. Все-таки потомок. Прапра..внук, он с нежностью рассматривал совершенно обалдевшего Эгберта. Вот только мелковат, да и чересчур хорошо воспитан. Его будут убивать, а он еще станет извиняться за доставленные им хлопоты. Хотя возможно, я и ошибаюсь. С недавних пор онсолидный человек, замковладелец. Причем, потомственный, ане из этих, новых. По свету шататься, кочуя из одного крестового похода в другой крестовый походэто уж теперь вряд ли. Жена не пустит. Кр-раса-авица! Умница! А норов-то, норов! Точь-в-точь, моя покойная супруга. За такой женой, как за крепостной стеной.»
Ну, на сегодня все. Благодарю за внимание, и призрак исчез, оставив после себя аромат старинных духов.
С этого дня для Эгберта началась страшная жизнь. На правах близкого (хотя и отдаленного во времени) родственника, призрак, где только могто есть, где угодно и когда получитсяподкарауливал своего потомка и тут же начинал читать стихи. Читал он их помногу и подолгу. И, разумеется, с выражением. Никогда еще за всю свою жизнь Эгберт не слышал такого количества плохих стихов. Ему уже начало казаться (никому такого не пожелаешь! даже наизлейшему врагу своему), что все вокруг него изъясняются (господи, спаси!) стихами. Кто в рифму, кто без рифмы, но исключительно стихами.
По несколько раз на дню призрак терзал несчастного господина барона, как коршун цыпленка, но лишь на десятый день смог зачитать его до обморока. К радости зеленого стихоплета, достаточно глубокого. И продолжал завывать над неподвижным телом еще часа три, пока их обоих, уже в глухую полночь, не обнаружила взволнованная госпожа баронесса.
Ты его замучил! рявкнула она.
Склонившись над мужем, она прижала ухо к его груди и, с облегчением, вздохнула.
Да жив он, жив, успокоил ее призрак. Что яизверг, что ли?
А кто же ты?! Да за такие стихи убивать надо! Битьи плакать не велеть! грозно подбоченясь, произнесла госпожа баронесса. Ни рифмы, ни смысла, все наперекосяк! И это вы называете стихами?! О чем ты думал, изверг, когда пытал его аж десять дней кряду?!
О том, что он устанет их слушать и, в конце концов, согласится добыть сокровище. А насчет качества стихов вы, мадам, ошибаетесь. Я бы даже сказалзаблуждаетесь. Да, мои стихи убийственно хороши. И не каждому дано понять их высокий смысл и неземную красоту слога. Это прекрасные, великолепные, удивительные, по-ра-зи-тельные стихи!
Что поразительные, так это уж точно, перебила его восторги Мелинда, показывая на лежащее у своих ног бесчувственное тело. Поразили своего прапрапра внука аж до глубины души. Знали ведь, какой он деликатный: умрет, а будет слушать вашу галиматью, ваш бред, вашу ахинею! не могла успокоиться госпожа баронесса. И вот, получайте! Замучили собственного потомка. Да еще таким изощренным способом. Какое коварство! возмущалась Мелинда. Как вам не стыдно, дедушка!
Цель оправдывает средства, поучающим тоном заметил призрак. Я при жизни одного своего врага до смерти зачитал, не преминул тут же похвастаться он. Гости к нам как то пожаловали. Да не с добром: как сейчас помню, месяца три замок осаждали. Пока я не предложил их предводителю встретиться тет-а-тет на нейтральной территории. Так, мол, и так. Два умных человека за кувшином старого вина скорей договорятся. Обо всем и полюбовно. А топыль, грохот, равнину перед замком разворотили. Надоели ужасно! Три месяца спать никому не давали. Заснешь разве, когда у тебя под окнамиот заката до рассвета! костры жгут, пляшут, щитами гремят, песни орутбоевой дух укрепляют.