В отличие от других, стол для новобрачных покрывал не бархат, а золотая парча, своей красотой и жуткой дороговизной вызывающая завистливые взгляды даже у богатых гостей. Лучи света падали на её поверхность и отражались от причудливо изломанных складок. Сотни крошечных солнечных зайчиков резвились и танцевали на каменных стенах, гирляндах цветов и восхищённых лицах гостей.
После первой здравницы молодым пошло настоящее веселье. Застучали кубки, забегали слуги, громче заиграла музыка, и во двор, кривляясь, выскочили шуты. Они скакали по-козлиному, высоко подпрыгивали, тряся дурацкими колпаками, пёстрыми, аж до ряби в глазах! Корчили то страшные, то смешные рожи, хихикали и выкрикивали всякую ерунду. А двоеизгибались так, словно родились змеями и лишь по какой-то причине, едва ли понятной им самим, исхитрились притворяться людьми. Бубенцы на их яркой, шитой золотом и серебром, одежде звякали и брякали абсолютно не в такт музыке.
Один из гостей, граф Какой-То-Там, с трудом отодрал зад от крытой дорогим ковром дубовой скамьи и нетвёрдыми шагами приблизился к столу, за которым восседали новобрачные. Очевидно, красное винодовольно-таки крепкоене просто ударило ему в голову, но и основательно перемешало мозги. Расфуфыренный сеньор, бия себя в грудь кулачищем, начал долгий и нудный рассказ о своём якобы несметном богатстве. Костюм на его костлявой долговязой фигуре и впрямь поражал великолепием: лимонно-жёлтый бархат, золотые нити, модные витые шнуры и щедрая россыпь жемчуга.
Видно, собственная речь требовала от него огромных усилий, так что вскоре господин граф уже обеими руками опирался на стол, тяжело нависая над Эгбертом и говорил и говорил, говорил и говорил, говорил и говорил
Ох, ты, господи-и!..
По отдельным словам, случайно сорвавшимся с его языка, Эгберт понял, что перед нимпервостатейный, законченный враль, решивший произвести впечатление на хозяина замка и его красавицу жену. Мол, и мы не лыком шиты! На злате спим, со злата едим. Даже горшок для дерьмаи тот золотой, чтоб и поутру душа радовалась. Жена перед каждым выездом в драгоценностях роется, как в сору. Никак выбрать не может. Да и легко ли? При таком-то количестве. Ого-го-го-о! У нас ведь не только жена, у нас даже свиньи в жемчугах. И гуси с курами И ещё
Слушая весь этот хвастливый бред (наизавиральнейшие байки!) господин барон мучился от непреодолимого желания надеть на голову «дорогого» гостя миску с дымящимся супом. И чем дольше он слушал, тем сильнее укреплялся в своём желании. Он покосился в сторону Мелиндыта с неподдельным интересом разглядывала вычурные причёски и платья дам. Эгберт с тоской осознал, что с тех пор, как он стал полновластным хозяином замка, радушие и гостеприимствоего крест. Отныне и до скончания века, аминь! И ему, увы, придётся слушать этого этого Эгберт сделал глубокий вдох, спрятал сжатые кулаки под парчовую скатерть, с пре-ве-ли-ким трудом задавил нехорошие мысли и, нацепив сла-адча-айшую из улыбок, уселся поудобнее. Он внимательно смотрел на этого омерзительно назойливого типа, эту муху в человеческом обличье, и без передышки повторял в уме детскую считалку: «Раз, два, три, четыре, пятьвышел зайчик погулять». Но и это ему не помогало: постепенно речь гостя начала медленно убаюкивать господина барона. Предметы перед его глазами начали потихоньку расплываться, разъезжаться, разбегаться в разные стороны. Уже не один, а целых два, потомтри и, в конце концов, аж десять графов, сверкая золотом и жемчугами, размахивало руками перед самым его носом. Речь их слилась в сплошное: «бу-бу-бу»
Суп давно уже давно остыл, но господину барону мерещилось, что от миски все еще поднимался густой белый пар, постепенно заволакивая всё вокруг и меняя очертания людей и предметов.
Очнитесь, сир! Всё это враньё. Причём наглю-ю-ущее! неожиданно прозвучал над правым ухом Эгберта знакомый хриплый голос. Был я недавно у него в замке. Меня ведь этими разговорами, камзолом и прочими штучками-дрючками не проведёшь. Ну, я и решил его посетить. Так, на всякий случай. Го-ос-споди, вор страдальчески-брезгливо поджал и без того тонкие губы. Какая нищета, фи! Изо всех щелей так и выпирает. А костюмчик-то, костюмчик-то, наверняка, чужой, ехидно заметил он.
Милый! Конечно же, это брехня! горячо зашептала Мелинда на ухо супругу. Да ты посмотри на него повнимательнее! Да посмотри, посмотри! А уши заткни, не то опять стошнит, как тогда в лесу.
Ма-да-ам! высоко поднял брови глубоко шокированный Пронырро.
А что я сказала? Брехня и есть! опять-таки вполголоса искренне удивилась госпожа баронесса. «Ложь, враньё, неправда»ах, ах!.. Брех-ня-я-аа!
Ми-и-илая умоляюще произнёс Эгберт.
Я всегда говорю правду, только правду, ничего, кроме правды! отчеканила Мелинда. Может, я и не слишком изысканна, да уж, какая есть!
Зная, что последнее и, разумеется, решающее слово всё равно всегда останется за ней, госпожа баронесса бросила победоносный взгляд на супруга и принялась за еду.
Откуда ты взялся? вполголоса спросил Эгберт у вора.
Его появление озадачило господина барона. Подобной наглости, после того, что произошло, он уж никак не ожидал.
Ах, сир! Свадьбаэто так возвышенно! Так романтично! Все одеты в лучшее, украшены фамильными драгоценностями. Истинное наслаждение для эстета вроде меня, мечтательно выдохнул вор и вполне будничным, деловым тоном закончил свою тираду:На свадьбе, мон шер, всегда есть чем поживиться. Как же я люблю свадьбы! Стараюсь не пропускать ни одной.
И вновь, заламывая руки, как площадный фигляр, воскликнул:
О-оо! И всех здесь присутствующих, я уже заранее люблю. Просто о-бож-жа-аю, м-мм-ма-а!
Он послал в толпу воздушный поцелуй. Эгберт открыл было рот чтобы прогнать или как следует отчехвостить плута, но не смог выдавить ни слова. А тот уже переключил своё внимание на госпожу баронессу.
Какая у Вашей супруги прелестная точёная ручка, хриплым голосом промурлыкал вор. Да и браслеты на ней весьма недурственные. Весьма, весьма.
По его задумчивому, мечтательному тону Эгберт заподозрил неладное. И вовремя!
Пронырро умильно улыбался Мелинде, сыпал комплиментами, величественно помахивая свободной правой рукой, а левой слегка придерживал красавицу за локоток. Прелестную до приторности, откровенно слащавую картинку портило одно «но».
На левой руке его ненаглядной жёнушки не было свадебного браслета.
Пронырро! Опять?! в голосе Эгберта звучала досада.
Вор смутился и вздрогнул.
Пардон, сир! Как-то само собой вышло, слово чести!
И пока удивлённая, ничего не понимающая Мелинда переводила взгляд с одного на другого, силясь уразуметь, о чём, собственно, речь, Пронырро (даром что ли величал себя Великолепным!) каким-то абсолютно невероятным и непостижимым образом вернул украшение на место. Новобрачная, слава богу, не заметила ни странную пропажу браслета, ни его не менее странное (если не сказатьчудесное) возвращение.
Красота Вашей супруги неотразима, галантно произнёс Пронырро и склонился в низком поклоне, целуя кончики пальцев красавицы.
Мелинда вспыхнула до корней волос. Она до сих пор никак не могла привыкнуть к этому и стандартную куртуазную дребеденьобычный набор слов, не более того! принимала за чистую монету. Хотя, в данной ситуации, слова шли от сердца.
Она достойна гораздо большего!
Уж не хочешь ли ты сманить у меня жену в разгар нашей свадьбы? ехидно спросил Эгберт.
О-би-жа-аете, господин барон! до глубины души оскорбился Пронырро.
Просто я мог бы ей в подарок ну, сами понимаете вор замялся и умоляющими глазами взглянул на Эгберта. Ведь выбор-то, выбор-то какой! На редкость удачное стечение обстоятельств. Когда ещё такое повторится!
Попробуй только! Сразу же познакомишься с Матильдой, мрачно пообещал Эгберт.
Пронырро тут же приосанился.
И кто сия достойная девица? приглаживая волосы и пощипывая мочки ушей, игриво осведомился он.
Воспитанница жены.
Хорошенькая? встрепенулся вор.
О, да-а-а! засмеялся Эгберт. Два метра ростом, две тонны весом, с тремя глазами и частично в чешуе.