Однако, следующие же слова толстяка разъяснили всё.
Я не виноват, госпожа! Я следил за ними, следил! Как Вы и велели!
Так в чём же дело? как потревоженная змея, прошипела ведьма.
Но они ещё ничего не искали! взмолился мажордом.
Хм, ладно. Тогда, может, хоть дровишки разложишь? А то ведь толку от тебя, как от козла молока.
Простите, госпожа, простите, госпожа, простите, госпожа, прости
Значит, отказываешься, перебила его ведьма. Та-а-ак!
Мажордом крепко зажмурился и вжал голову в плечи.
Поздно, малыш. Назад ходу нет.
Простите, госпожа, простите, госпожа, простите
Ты что, боишься этой рыжей девки? с презрением спросила она. Больше, чем меня?!!
Простите, госпожа.
Заткнись! Надоел, холодно произнесла Элоиза. Значит, больше. Денег хочешь? Мно-о-ого денег.
Толстяк тут же открыл глаза.
Что надо сделать? И и смогу ли я?
Конечно, сможешь, заверила его ведьма. Всего-то и делов, что отравить трехглазую скотину. Сущая ерунда! Ребенок справится.
А вы вы сами не мо
Нет! Не могу! Боюсь! взвизгнула ведьма. Отвратительное чудовище! Взгляну и оторопь берет!
Хоть и чудовище, а все-таки Божья тварь, с робостью возразил мажордом и улыбнулся. И еще она такая такая ласковая.
Лицо красавицы неожиданно посерело, крылья носа хищно раздулись, а смоляные кудри взметнулись и опали.
Испуганный такой метаморфозой толстяк заморгал и попятился. Прекрасная герцогиня ловко скрутила ему левое ухо и, наклонясь поближе, что-то быстро и еле слышно проговорила. Судя по зверскому выражению её лица, это не было обещанием счастья и богатства. Наконец, она выпустила ухо несчастного и с силой отпихнула его от себя.
Прогорклый кусок жира, навозный жук, вонючка! крикнула Элоиза. Значит, по-твоему, я должна связаться со слугами?! Я, высокородная госпожа?!! Ах, ты-и-и-и Может, еще и колдовать мне прикажешь? Да-а-аа?!!
И глядя на растерянного, ничего не понимающего, насмерть перепуганного толстяка, с нежностью произнесла:
Ах, мой жирочек, гораздо правильней творить зло чужими руками. Разумеется, за хорошую мзду.
И Мелинде, и мажордому было ясно: помочь Элоизе согласится разве что глупец. И на обещанную ею «хорошую мзду», равно как и на плохую, не стоит и рассчитывать Как и на то, что ее помощник вообще останется жив. Хорошо еще, если его умертвят «на скорую руку». А вот если «с душой»
Красавица с силой пнула толстяка носком узенькой золоченой туфли прямо в живот, плюнула на лоснящийся от пота лоб несчастного и, с досадой произнесла:
Денег хочешь, а отрабатывать их не желаешь. Нехорошо, неучтиво! Что ж, вздохнула Элоиза, иногда приходится быть гуманной. В исключительных случаях. Ты, наверняка, умрешь от ожирения и очень скоро. Задохнуться в собственном жирубр-рр! Не самая приятная смерть, заметила ведьма, нависая над трясущимся, будто в ознобе, телом. Подарить тебе легкую смертьне зло, а благодеяние. Что надо сказать? Спа-а. подсказала она. Нет, не «спасите», а «спасибо». Чувствую, благодарности от тебя я не дождусь. Вот и делай после этого добрые дела! Ладно, пора кончать. Косметика у меня страшно дорогая, а на эдакой жаре может и «поплыть».
Элоиза что-то прошипела и трижды плюнула через правое плечо. Потом раздался негромкий хлопок. И и все. Мажордом куда-то исчез, будто испарился. А у ног черноволосой красавицы осталось лежать, сверкая на солнце, нечто круглое и плоское. Большая мажордомская брошь.
Да, да, да, пожала плечами Элоиза. Что может быть гаже добра? Но выбора, выбора-то и нет. И болтать не будет, добавила ведьма, наподдала ногой злосчастную брошь и, с гордо поднятой головой, не спеша, удалилась.
Слава Богу, не заметив подглядывающую Мелинду. Ожидая, пока ведьма уберется с глаз долой, госпожа баронесса долго простояла в тёмном углу, среди пыльной паутины, густо усеянной высохшими от времени трупами мух. Так долго, что потревоженные ею пауки, затаившиеся между камнями, приняли ее за статую, потихоньку осмелели и выползли из укрытий. Вскоре они суетливо бегали по ее плечам и полуобнаженной груди. Госпожа баронесса содрогалась от омерзения, но виной тому были отнюдь не пауки. Что замышляет черноволосая дрянь? Неспроста ведь она загостилась, не здешних красот ради. Так терзалась Мелинда, вертя в руках позолоченную брошь.
Однако вмешаться, она, увы, не могла. Нельзя сказать, что Мелинда не обладала никакими магическими навыками. Ещё как обладала! Но статус драконьей няньки налагал на все ее действия множество запретов. Что говорить! Он попросту вязал ее по рукам и ногам. Один из запретов касался вредоносной магии. Руками бейхоть убей! А вот чтобы заклятием да наговорами Цыц! И думать не моги!
Мелинда не раз пыталась понять смысл этого запрета, сделавшего её сейчас такой беспомощной. Честно пыталась. Но так и не смогла. «Убить врага руками или словамикакая, по сути, разница? Бывают же исключительные ситуации. Ведьму, к примеру, голыми руками не убьёшь. Смешно даже думать об этом.» Но запрет есть запрет, а данное слово есть данное слово.
Мелинда вздохнула и начала выпутываться из паутины, которой за это время успели её оплести шустрые членистоногие, и мотать головой, пытаясь вытрясти из своих густых роскошных кудрей дохлых мух, а из левого ухаочень старого и, разумеется, очень дряхлого паука, что с комфортом расположился и даже успел задремать в такой уютной норке.
При этом госпожа баронесса произнесла много разных слов и выражений, повторять которые не стоит из соображений Высокой Морали. Ибо все ониот первого и до последнегобыли вовсе не к лицу Прекрасной Даме. Хотя, признаться, очень точно характеризовали ситуацию.
Она обогнула башню, пересекла круглый мозаичный дворик, затем ещё один, побольше, и, миновав ровно двадцать пять ступеней (кое-где до того выщербленных, что ходьба по ним была сопряжена с немалой долей риска), вошла, наконец, в кухню. Она-то знала: лучший способ придти в себя после сильного потрясенияэто вкусно поесть.
Глава 14
Глава четырнадцатая
В кухне, как всегда, было душно, чадно и очень шумно. Развешенная повсюду медная посуда сверкала. Пространство над очагом щетинилось топориками и ножами. Связки лукаядрёного, золотистогоукрашали грубую кладку стен. Также, как и отменно высушенные пучки душистых трав. А на мраморных столах, среди наваленных в груду пёстрых овощей и охапок зелени, гордо высились плетёные бутыли с маслом.
Двое поваров громко пререкались о чём-то над свиной тушейпудов этак на пять, никак не меньше. Они ругались и размахивали ножами, наступая друг на друга, но (слава богу!) приблизиться вплотную к противнику обоим мешали выпирающие животы.
В котле над очагом что-то ворчало, клокотало и время от времени вопросительно булькало. Мелинда потянула носом, сглотнула слюну и пригорюнилась: до обеда было еще ой, как далеко. Словно в ответ на ее невеселые мысли, поверхность аппетитного варева высоко вздыбилась, издав при этом не совсем приличный звук. Тут же один из поваров отшвырнул нож, схватил край торчащего из котла гигантского черпака и начал яростно им орудовать. До того яростно, что горячие брызги так и полетели во все стороны.
Разомлевшие от жары и бесконечного обжорства охотничьи собаки валялись вповалку по всей кухне. И когда мальчишки-поварята, которые с пронзительными воплями носились вокруг (не столько помогая, сколько мешая), спотыкались о нихпотревоженные псы лишь на миг поднимали осоловелые глаза и, задирая верхнюю губу, издавали глухое недовольное ворчание. На громкий лай у них попросту не оставалось сил.
В воздухе витал густой терпкий аромат пряностей.
«У-у-у, мерзкая тварь! подумала Мелинда. Сто кинжалов тебе в зад! Чтоб тебя вспучило, скорчило и скрючило! Ибо ничего лучшего ты, поганка, не заслуживаешь!» Она бы ещё долго упражнялась в презрении (тем паче, что делала она это абсолютно правильно, в полном согласии со строгими предписаниями Кодекса Чести, то есть натощак), как вдруг
Среди шума и гама прорезался уже хорошо знакомый Мелинде хрипловатый голос Пронырро. Она разогнала вкусно пахнущий дым и пар, и лишь тогда смогла разглядеть «высокого профессионала», сидевшего в самом дальнем углу. Стол перед ним был накрыт и тесно заставлен громоздящимися друг на друга серебряными («ого-о!») блюдами. Это при том, что сами хозяева в будний день изволили «откушивать», в лучшем случае на грубом толстостенном фаянсе. Ах, суповые миски с волнистыми краями! Ах, крохотные чашечки и блюдца! Ах, восхитительный фарфор! Заморская, точнейзаТРИморская) роскошь. Откуда они появились в замкеБог весть. Хрупкие и нежные предметы хранили так бережно, а доставляли так редко, что те служили своим хозяевам уже долгое время. И, наверняка, прослужили бы ещё очень долго, кабы не столкновение (в буквальном смысле этого слова) с действительностью, то бишь с Матильдой. Для посуды ведь, что слон, что драконвсе едино.